Они убивают не только себя

Толик так и не женился. Все перебирал-перебирал, да так и остался один. Жил с родителями, дружбу преимущественно водил с такими же, как сам, бобылями и мало-помалу спивался. Некогда красавец, стал морщинистым, краснолицым и чересчур возбудимым, если не хватало дозы.

Еще когда был жив отец, не буянил, а вот матери потом доставалось: и то не так, и это не этак. С работы выгнали в тридцать восемь, и с тех пор он подсел на материнскую пенсию. Разумеется, ее не хватало, а пить была охота всегда! Сначала он клянчил деньги «по-хорошему», затем требовал занять у соседей, ну а уже при полной деградации заламывал матери руки, в прямом смысле выбивая отложенное на черный день. Престарелая женщина тихо плакала, уходила из дому переждать «бурю», казалось, от обиды ее сердце готово было остановиться. Но первым перестало биться его – с третьей попытки покончить с собой. В предыдущих случаях мать успевала обрезать веревку, а в тот, роковой, убежала, спасаясь от издевательств. Как она, бедная, корила себя, как изматывала! Жизнь утратила для нее всякий смысл. И хоть были еще две дочери, больше всего она жалела сына – непутевого, а потому несчастливого.

Никто больше не видел, как она улыбается. Ее не радовали внуки, успехи детей, хорошая погода. Мать чахла на глазах. Со всего заболела – инсульт уложил в постель, с которой она больше не поднялась. Она отказывалась есть, не разговаривала, а из глаз все чаще и чаще текли слезы. Казалось, что она плакала не от хвори, а по Толику.

Сын принес ей огромное горе, сократив жизнь не только себе, но и всем близким людям. Самоубийцы оставляют после себя черный шлейф, который делит жизнь их родных на «до» и «после».