"Мне жалко наших мужиков". Бывшая секс-работница о клиентах, милиции и своем ВИЧ-статусе

— Бабульки все лавки оккупировали, — неодобрительно отмечает Даша. Даше нет резона любить бабулек — и на смешных картинках, и в реальной жизни они часто выписывают вслед емкую характеристику: «Проститутка». Этим словом Даша называлась 5 лет. «Наркоманкой» — 15. Сегодня, впервые за долгое время, она просто Даша, которая знакомится с собой и своей новой жизнью.

Когда мы находим место, которое «бабульки» оккупировать не могут — уже закрытое для посетителей летнее кафе — Даша рассказывает, почему девочки выходят на трассу, за что пенсионеры готовы платить 500 долларов и как «мент на глухонемой проститутке Наташе женился».

«Я думала, что бессмертная»

— У меня в голове есть картинка из детства: бабушка, дача и сезон, когда вырастает мак. Бабки шепчутся «щас наркоманы пойдут» и ночью заносят в дом топоры. А мне ужасно любопытно, что там за наркоманы, — смеется Даша. — Помню: мужики в татуировках несут целые стога мака, сыплются лепестки, а я гоню за ними на велике — так мне интересно! И совсем не страшно. Хотелось приключений… Получила.

Я до сих пор не могу сказать: «В какой-то момент что-то в моей жизни пошло не так, как я хотела». Вранье это будет.

Наркотики были частью жизни моего двора: мальчишки, мотоциклы, песни под гитару и дурь… Старшие братья, которые «покалывались». Я хотела стать частью этой субкультуры.

Мама… Ну что мама? Она работала на ответственной должности, впереди было повышение. Молодой муж опять-таки: на 15 лет младше ее и старше меня. Маме было чем заняться.

А я к тому же внешне была беспроблемной: музыкалка, спорт, отличные оценки.

Да я и не думаю, честно говоря, что кто-то мог взять меня за шкирку и уберечь от того, что случилось. Я ведь всегда хотела бунтовать… Да и сейчас такая: в паспорте 30 лет, а дури — на 14. В 14 я и попробовала наркотики в первый раз.

Даша говорит, что никогда не верила в наркоманские байки про то, что свое состояние можно контролировать — колоться только по выходным и по праздникам. А если и были иллюзии, они быстро разбились.

— Для меня очень скоро стало понятно: чем больше наркотиков — тем лучше, и так будет всегда. Вот в это я верила свято — и до 2016 года даже не пыталась ничего изменить.

Для меня было достаточно дико, как люди учатся, ходят на работу, живут этой серой, неприкольной жизнью.

Я стала задумываться, что в моей жизни что-то не так, только когда стали пропадать вены. Печальная фигня для наркомана, скажу я вам. Наркотики есть, а куда их деть — непонятно. Хоть в глаза закапывай.

До этого я ничего не боялась — гепатит, ВИЧ, пневмония, плеврит, который переходила на ногах… Думала, что бессмертная.

Я сейчас только понимаю: это ж как меня там, наверху, любить надо, чтобы здесь после всего этого оставить.

«До сих пор иду по проспекту Независимости — и дергаюсь. Знаю, что патрули меня помнят»

Даша уверена: наркозависимость и секс-работа неразделимы. «Это может быть выход на трассу или жизнь с барыгой за наркоту. Фиг на фиг и выходит», — говорит она и вспоминает:

— Почему я вышла на трассу? Во-первых, нужны были деньги на наркотики. Во-вторых, мужчина, которого я любила очень, все время устраивал мне сцены ревности — на тот момент беспочвенные. И у меня в какой-то момент аж перещелкнуло что-то внутри: ну хочешь бабу-проститутку — так на, получай! Надоело отгребать ни за что.

Мне тогда 23 года было. Страшно ли было идти работать? Не особо. Правда, я всегда думала, что эта история точно не про меня. Откуда, интересно, такая уверенность?.. (Улыбается.)

Ведь когда принимаешь наркотики, выбора нет. Потому что те суммы, которые на них нужны, — это не наша средняя зарплата по стране. А так я могла заработать 100 долларов за час, 500 — за ночь. За 15 минут в машине — тридцатку.

Даша признается: после первого выхода на трассу клеймо проститутки получаешь навсегда. По крайней мере для сотрудников правоохранительных органов:

— Чтобы сегодня меня взяли на трассе, не нужно никакой доказательной базы. Достаточно того, что просто знают в лицо. Если я выхожу из дома поздно вечером за сигаретами, знаю — первый же патруль меня заберет. Так уже было. Говорю: «Так, а что вы мне предъявляете? Что я в фиолетовых бигудях иду по проспекту Жукова? Так я не в Молодечно прописана, а на Одоевского — в квартале отсюда. У нас что, комендантский час ввели?».

И у подруги была ситуация: вышла к соседке в тапках, дома ребенок маленький спал. Забрали, считай, из-под подъезда — отпустили под утро.

До сих пор иду по проспекту Независимости — и дергаюсь. Знаю, что патрули меня помнят. Если я здесь, в районе цирка, задержусь, возникнут вопросы. Как мне однажды сказали: «Так, а н***й тут ходить».

Да что ж такое! И тут не***й, и там не***й,  а как же мне по городу перемещаться-то?

После задержания, рассказывает Даша, все обычно происходит по стандартной схеме.

— Есть такая негласная штука: если подпишешь протокол — можешь спрыгнуть на штраф, и тебя отпустят. Начнешь упираться — дадут сутки. Но они же понимают: у девочек, которые употребляют, нет этих суток. Никто не будет терпеть эти муки, все всё подпишут, чтобы отделаться малой кровью.

Про такую дичь, чтобы избили, изнасиловали, прибили — не знаю. Оскорбляют — это да. Вопрос «почем с***шь?» — это стандартная история для патрулей, считай, вместо приветствия.

Даша легко жонглирует аббревиатурами и говорит, что отношение к секс-работницам в каждом ведомстве разное:

— С ПТЛ у нас все в порядке: пока с ними не огрызаешься — и они к тебе нормально. К ОМОНу тоже вопросов особо нет: ну делают люди свою работу как могут… Помню, было дело, сказала им: «Пацаны, так мне плохо — не доеду» — и они сразу скорую вызвали.

А вот патрули жестят. Сжирают морально, пока везут. Бывают и предложения: «Давай в лес поедем, ты отработаешь, а я тебя никуда не повезу». Но на такое уже сто лет никто не покупается, поэтому я думаю: может, они просто шутят так? (Смеется.)

Есть один ГОМ в Минске… Девчонки, когда узнают, что их туда повезут, на все готовы. Плачут: пожалуйста, только не везите. Знают, что там не выпустят в туалет, не дадут воды, станет плохо — скорую не вызовут. Никакие нормы не соблюдаются — просто беспредел.

Но надо отдать должное: есть структуры, которые такими мутными случаями занимаются. Были вопросы у нас с милицией — вневедомственная охрана пыталась деньги с девчонок снимать — так аж на уровне УБОПа приезжали и брали у нас показания. Работали очень по-человечески, говорили «хотим помочь». Знаю, что после этого послетали у людей погоны — и нам стало жить спокойней.

Даша говорит, что о своих правах девочки часто знают, но «качать» эти самые права — себе дороже:

— Есть специалисты, которые могут проконсультировать. Например, неплохой юрист работает в «БелАЮ». И в «Позитивном движении» тоже.

Но тут дело такое: на уровне закона все всё знают и понимают. Но не работает это так!..

Нет того человека, которому мы можем позвонить прямо из участка — и он приедет. И там, в участке, об этом знают. Поэтому даже если ты пытаешься разговаривать так, как тебя учил юрист, — это не прокатывает. Например, я не встречала ни одного человека, который, выходя из этого «козла», показал бы свои документы. Говорю: «Предъявите свое удостоверение». А он мне: «Зачем?». «Так форму такую на Жданах купить можно!» — отвечаю. Как заорал — я сразу поняла: ну на фиг.

«Будем фильм смотреть, а я тебя за коленку подержу»

Если к милиции у Даши остались вопросы, к бывшим клиентам — нет. О них она вспоминает с иронией, о некоторых — даже с теплотой.

— Возраст у клиентов очень разный: от зеленых мальчишек до пенсионеров. У меня такой дядя был! Уже хорошо за 70, но бодрячком и вообще красавчик. Бывший спортсмен, бизнес свой раскрутил, а к пенсии подрасслабился и решил кайф от жизни получить.

Был и такой клиент: «Давай поедем в гостиницу, — говорит. — Будем фильм смотреть, а я тебя за коленку подержу. Пять листов заплачу. И мне хорошо, и тебе неплохо».

Так что с возрастными мужиками все в порядке. Я куда больше малолеток боялась: дети эти невменяемые сбиваются в стаю — и управлять ими невозможно. Поэтому надо понимать, куда ввязываться, а куда — нет. И провоцировать не нужно.

Как по мне, большая часть этих жутких историй, которые девочки рассказывают, на самом деле про то, что баба — дура. Ну если ты посылаешь пьяного человека в характерных татуировках, надо понимать — тебе прилетит. Если ты снимаешь золотую цепочку с пьяного спящего дальнобойщика, будь готова, что он может проснуться — и дать тебе монтировкой по голове. Короче, знай, что идешь на риск.

На что девочки жалуются — тоже вопрос. Бывает, просто жалко, что время потратила, а денег не получила. Помню, подружка пришла от клиента в слезах: «Урод, козел, извращенец!». Мы спрашиваем: «Что случилось? Что он с тобой сделал?». Оказалось: ничего, просто два часа провозился, а денег не заплатил. Плакала — аж не могла.

Конечно, обидно! Особенно когда понимаешь, что еще час-два — и станет так плохо, что работать не сможешь.

Даша удивляет парадоксом: «в секс-работе не так уж много про секс». Скорее — про психологию:

— Даже если отъезжаешь в машине на 15 минут по делу — и то с человеком общаешься. А уж если ездит к тебе мужик два года подряд, хочешь не хочешь, а знаешь, что у него дома происходит, куда дети поступили и какой начальник козлина. (Смеется.)

Я для себя поняла: лучше с человеком разговаривать — тогда и напряжение быстрее уходит, и он про тебя, как про вещь, не думает. Поговорили хорошо — вроде и друзья уже.

У меня даже был клиент, который звонил и говорил: «Приезжайте с подружкой, но ни к кому не приставайте! Будут сами лезть — не смейте. Все женатые, на утро пожалеют. Просто для компании вас зову, а то мы тут, как п******ы, сидим всемером голые в бане». Часто так бывает: просто для интерьера с мужиком сидишь. Ну нужна ему эта встреча без галстука с девочками: закрыться в бане, выдохнуть и говорить обо всем — как жена достала, какие дети неблагодарные, какая на работе жесть — и знать, что эта информация останется здесь.

Даша признается, что стала куда лучше понимать мужчин. И, как ни странно, не считает, что «все мужики — козлы»:

— Ну не считаю я секс изменой. Как по мне: изменял не тогда, когда в постель c другой лег, а когда цветы ей подарил.

А то, бывает, приезжают с обручальным кольцом и давай оправдываться: жена у меня беременная, ей нельзя, то-сё… Я говорю: «Ой, не надо мне это рассказывать, все понятно, молодец».

Ну надо ему, он ко мне приехал — и вернулся домой спокойный, мозг жене не выносит — и все у них гладенько по жизни идет.

Мне жалко наших мужиков, честное слово. У меня сложилась картина вечно уставшего мужика, у которого все плохо и тяжело. Все всегда жаловались на жизнь! А если кто и начинал хвастать, кидать понты — все равно все слезами в галстук заканчивалось.

Затюканные работой, семьей, бытом, скукой… Некоторые едут за острыми ощущениями. Другие — из-за комплексов. Приезжают просто поднять самооценку, с вопросом: «Ну, как я? Хорошо?». И даже если совсем не хорошо, как-то хочется мужика поддержать. Потому что он ради моего «хорошо» сюда и ехал.

Я с юмором и к мужчине, и к себе в этих ситуациях старалась относиться. Потому что позиция жертвы мне кажется… нечестной, что ли.

Вот вы спрашивали про выбор — был он или нет. Я сказала, что не было его… А ведь если по-честному: выбор всегда есть. Просто нам удобно так, а не иначе — вот и создается иллюзия безвыходности.

Даша, как завязала с наркотиками и секс-работой, с клиентами общаться перестала. Но признается (и кажется, по-женски ей это льстит): мужчины по ней скучают.

— Бывает, приезжаю на Каменную Горку, раздаю девочкам листовки (информационные раздатки с указанием телефонов юридической, психологической и медицинской помощи. — Прим. редакции) — и тут останавливается машина: «Ой, Дашка!».
И когда я говорю «нет», начинают уговаривать: «Даш, да с кем тут ехать, кроме тебя?». (Смеется.)

А девочки, и правда, печальные стали — никто не хорошеет с годами. Поспивались многие до маргинальщины…

«Работала-работала Наташа, а потом за мента вышла замуж»

Даша говорит, что девочки соглашаются на секс-работу по разным причинам, но суть одна — нужда.

— Была девочка, у которой пятеро детей в ее неполные 25 лет. Все погодки. Я, правда, не знаю, что было раньше: дети или работа. Но она никогда не кололась, не пила, и все деньги несла в семью. Зарабатывала так на жизнь — машину вот недавно купила…

Часто приходят на трассу из-за невыплаченных алиментов. Как правило, это, конечно, зависимые от алкоголя или наркотиков женщины. Но эти неподъемные долги — последний толчок. Посадят ведь — так что делать? Идти на «Гродненскую», которая решит все проблемы.

Впрочем, Даша признает: ей кажется, что иногда причину, по которой девочки появляются на трассе, иначе как придурью не назовешь.

— Видела компашку совсем молоденьких, которые вышли на трассу, потому что «папа денег на туфли не дал». Видно, купили туфли — потому что больше мы их не видели. Была и еще одна дама чудесная. Появилась внезапно, прямо из воздуха, в лютый мороз. Подхожу и говорю: «Слушай, ты откуда вообще такая взялась?». А она отвечает: «Я живу под Раковом. Вот, опоздала на автобус, смотрю — а тут девчонки деньги зарабатывают. Я что, левая что ли?». Года два потом ее не вытурить было — все до Ракова своего не могла доехать. (Смеется.)

И, кстати, никто ее не обижал. Давно уже нет никаких дележек территории. Ну пофыркают на новеньких, ну в ж***у пару раз пошлют для порядка — а потом и дружить будут.

Есть у девочек и своя легенда. Точнее, Даша говорит, что это никакая не легенда, а самая настоящая правда — белорусская версия фильма «Красотка».

— Есть история про Наташу, которая вышла замуж за мента. Это, конечно, не Ричард Гир ни разу — но всё ж.

Говорят, девочка была глухонемая и ужас какая психованная. Лицо могла разодрать, если что не по ней. Но прям очень ее ценили за работу! И так часто клиенты про нее спрашивали, что меня стало любопытство разбирать — какая там из себя эта глухонемая Наташа.

И девочки рассказали, что работала-работала Наташа, а потом за мента вышла замуж — и все у нее теперь хорошо. И мент ничего не побоялся: ни инвалидности ее, ни бурного прошлого.

Правда, Даша рассказывает, что зачастую случается наоборот: не с трассы выходят замуж, а замужние приходят на трассу.

— Вот стоит она, а рядом — муж, — возмущается Даша. —  Или еще лучше: мама, папа, ребенок в коляске, дедушки, бабушки и собака. Все пришли, все ждут, пока она заработает — и им отдаст, чтоб они бухать скорее пошли. Это всегда неблагополучные семьи, конечно… Приходят под предлогом «мы ее охраняем».

За Дашей «прицепа» не было, но в какой-то момент перестало хватать и на себя.

— К тому моменту, когда я дошла до точки, мне нужно было не меньше 200 долларов в день просто на то, чтобы я могла передвигаться. А зарабатывать эти деньги не получалось — то милиция забирала, то cама не могла подняться с кровати. Я понимала, что вот-вот меня настигнут те самые сутки в камере, где я и сдохну.

Состояние такое… На нашем «харево» называется. На человеческом, наверное, гриппозное. Только хуже: везде подкручивает, слезятся глаза, из носа течет, выворачивает кишки… Зато глюки ко мне никогда не приходили — психика крепкая. Даже обидно было: господи, покажите и мне этих единорогов, что ж меня ни фига не берет.

Помню, что пробовала уже все: как-то раз вколола в ногу глазные капли — мне ее потом чуть не отрезали. Была моя нога, как дерево в обхват. Спасибо врачу-хирургу — прооперировала, спасла.

С медсестричками было сложнее. «Вены видимые есть?» — спрашивают. Я показываю, что нет. «Ну, тогда сиди без капельницы, свободна». Кровь у меня тоже взяли только недели через две. Говорю медсестричке: «Ну что, у всех кровь взяла? А вот у меня, спорим, не возьмешь!». Она такая: «Да ладно!». А я говорю: «Не-а, не возьмешь». И она — на "слабо" — взяла. (Смеется.)

Первое отношение к нам у медиков всегда плохое, но если не буксануть на этом этапе, а попробовать договориться — не шоколадками всякими, а просто по-человечески — можно его изменить.

Даша признается: в «Новинки» она поехала, потому что боялась попасть за решетку и надеялась, что получит там метадоновую программу (метадон — медицинский опиоид, который снимает ломку, но не дает «кайфа»). Но все пошло не по плану.

— Ну приехала я в «Новинки». А там ходят паломники всякие… Ну матушки там разные, волонтеры ребцентров, «аллах-акбар» и «хари кришна»… Такие уже напряжные ребята!

А тут пришли два пацана — и заговорили на понятном для меня языке. Видно: свои, наркоманы… Но трезвые! Стало интересно, как им это удается.

Оказалось, ребята тоже собрались открывать реабилитационный центр, были на старте. Честно сказали: никакого опыта, кроме своего собственного, нет. Но, мол, мы знаем, как оставаться трезвыми, и можем попробовать научить тебя.

Оплата была минимальной — считай, на еду. Я позвонила маме и попросила денег — мама обрадовалась, денег дала. Не то чтобы я решила завязать, у меня был тонкий расчет: пересижу там год, за это время мне снимут «химию», вены заживут… Идеально!

Мы в этот центр поехали втроем — прям всей палатой. Через два дня осталась только я — и получила персонального психолога 24/7. Считай, обслуживание vip. (Смеется.)

Поначалу в трезвости мне очень понравилось: я первый раз за много лет заметила, что, оказывается, вокруг меня какая-то жизнь происходит. Была история смешная про птичку: каждое утро она прилетала на турник в 6 утра и начинала кричать. Ее слышала я и мой сосед — один из консультантов, который живет без наркотиков уже лет 10. Так вот: для него «эта б*****ая птица» всегда орала, а для меня — милая птичка пела красивые песенки. Все в этом периоде первой трезвости такое розовое, ванильное… Всех любишь, хочется весь мир обнять.

А вот когда эйфория проходит, становится страшно. Это все-таки та еще работа над собой — ломать себя надо. И я заводилась с пол-оборота, кружки швыряла в стену… Но срывов не было — и уже 2,5 года я держусь. Надо отдать должное специалистам центра: это не те люди, с которыми я бы сегодня стала дружить, но они профессионалы, это факт.

«Когда я спустя 16 лет вдруг оказалась трезвой, поняла: страха больше нет»

Даша очень прямолинейно и непосредственно рассказывает о себе, много шутит. Поэтому ее серьезность становится неожиданностью.

— Я понимаю, все самое плохое, что могло произойти в моей жизни, уже случилось. При всем моем чувстве юмора я — дважды вдова, у меня забрали детей, самые близкие друзья поумирали от наркотиков.

Первый муж повесился, не смог выйти из депрессии — я сама снимала его с петли, пыталась дышать за него… Не помогло. Второго убил рак мозга.

До этого он, было дело, словил инсульт от наркотиков. Но уже на третьи сутки мы танцевали танго в приемном покое, и врач говорил: «Он у вас, блин, неубиваемый, бессмертный».

Оказалось, смертный. За полгода накачанный мужик, который весил под сотку, дошел до отметки «50 кг» на весах, в туалет сам подняться не мог. Мы пережили четыре трепанации черепа, и под конец он просил дать ему передоз, чтобы умереть. Говорил: «Ты же мне обещала» — а я так и не смогла это сделать. Так больно было…

Поэтому, когда я спустя 16 лет вдруг оказалась трезвой, поняла: страха больше нет.

Видно, что про детей Даше говорить трудно, но она не пытается делать хорошую мину при плохой игре:

— Старший сын у родителей первого мужа. Знаю, что ему сказали: мама умерла. Сейчас ему 9 лет. Младшему — 6, его усыновили, когда еще года не было.

Вмешиваться в их жизнь и страшно, и права такого у меня нет. Я не потяну эту ответственность. И если быть совсем уж с***й, но честной: я не хочу. Мне нужно понять, что в моей жизни происходит, где мое место. Что я могу дать ребенку, когда у меня нет ничего?

Начать бить себя кулаком в грудь, кричать «я же мать!», а через полгода почувствовать, что сдулась? А ребенок не может понять: то мама умерла, то воскресла, то опять пропала в неизвестном направлении.

Я видела такие истории. Я не хочу так.

На вопрос о том, чем сейчас ценна ее жизнь, Даша отвечает сразу же:

— Сейчас ценность — в людях. И в том, чем я занимаюсь. Я уже год в «БелАЮ» (Дарья — социальный работник. — Прим. редакции) и, думаю, делаю важную штуку для девочек. Они меня очень ждут и радуются, когда я приезжаю.

Я привожу им чистые шприцы, презервативы, информационные брошюры. Проблема одна: раздатку-то им впихнуть легко, а поговорить по-человечески, дать консультацию — трудно. Запуганные они, убегают… Боятся к дороге спиной повернуться — все время мониторят, вдруг за ними микроавтобус с мигалкой приедет.

Даша признается: ее цель — борьба не с самой секс-работой, а с болезнями девочек, с их незащищенностью.

— Я просто хочу облегчить им жизнь, ни больше ни меньше. Потому что, если честно, я не считаю проституцию чем-то страшно аморальным и антисоциальным. Знаете формулировку, утвержденную ООН? «Женщина, задействованная в секс-бизнесе — это любая женщина, предоставляющая интимные услуги за вознаграждение — в форме денег, продуктов питания, жилья и любой другой помощи, делающая это осознанно или неосознанно». То есть, понимаете, что получается? (Улыбается.)

Честно говоря, наши бартерные договоренности, в которых не задеты ничьи чувства — ты мне деньги, а я тебе услугу — кажутся мне более порядочными, нежели торговля душой. Эти ежедневные улыбки, за которыми очень много ненависти, ради безбедной жизни… Знаете, проституция для меня более приемлема.

Даша из тех, кто считает, что легализация секс-работы решила бы много проблем, но уверена, что в нашем обществе это невозможно:

— Если на минуту представить утопическую картинку, что все вокруг согласны, легализация могла бы помочь контролировать состояние здоровья девочек и клиентов, снизила бы криминогенную составляющую.

Даже если подумать с точки зрения голой математики, секс-бизнес — это очень большие деньги. И если ввести систему налогообложения, они покапают в государственную казну.

Но тормозят сами девочки: с одной стороны, хотят, чтобы был кто-то, кто защитит от болезней, от беспредела милиции и дурака-клиента. И даже платить за это готовы! А с другой: кто ж согласится себе в трудовую вписать «проститутка»?

Так что, прежде чем легализовывать явление, надо сделать его приемлемым в социуме. Даже если государство будет готово, бабушки у подъезда — нет.

Сколько должно еще смениться поколений, прежде чем честность превысит мораль, — не знаю. Честно говоря, не думаю, что такой момент вообще настанет.

О своем будущем Даша пока старается не думать, потому что сейчас у нее появилась возможность трезвым взглядом взглянуть на свое настоящее:

— Бывает, подустану и думаю: хочу покоя, дом с занавесками хочу, мужика нормального под бок. Выйти бы замуж за участкового, котлетки ему в контейнер складывать и погоны пришивать. Он бы приходил домой в пять вечера, мы бы вместе смотрели телек и были счастливы.

А потом понимаю: не будет этого. Дух авантюризма из меня каленым железом не выжечь. Я по-прежнему смотрю на жизнь с большим любопытством, хотя, казалось бы, чем еще она меня может удивить. (Смеется.)

Учусь спрашивать у судьбы не «за что?», а «для чего?». Например, мой диагноз — он для чего? Чтобы говорить другим людям с ВИЧ: «Слушай, смотри, на этом жизнь не заканчивается. Есть терапия — и она помогает». Значит, есть смысл и в моих потерях.

Или вот, что толку плакаться, что умер мой любимый мужчина, что дети не со мной? Девочки в наркологии, которых зовешь на реабилитацию, знаете, чем свой отказ всегда аргументируют? Мужиком и детьми. Они говорят, что не могут от них уехать и изменить свою жизнь. А мне Бог руки развязал — и я ими выгребла с самого дна.

За наш разговор Даша чаще всего произносила фразу «страха нет». Оказалось, до недавнего времени ей все-таки было чего бояться:

— Последний страх — рассказать любимому человеку про свое прошлое и про свой диагноз. Я говорила про ВИЧ с врачами, клиентами, с теми, кто вместе со мной кололся… Знала, что должна.

Но в этих моих отношениях мужчина здоровый, он далек от всяких иглоукалываний… И я не могла себе представить, как я ему это скажу. «Привет, сегодня хорошая погода, а я, кстати, бывшая проститутка, и у меня ВИЧ».

Я трое суток репетировала этот разговор, аж ладошки были потные. Говорю ему: «Я уважаю чужие страхи, если ты прям на животном уровне испугаешься — пойму, не надо соблюдать приличия». А он сидит, курит спокойно сигарету и говорит: «Да это вообще ничего не меняет. Слышал, из проституток лучшие жены получаются».

И, знаете, отношения намного ближе стали, он оценил, что я все ему рассказала. Кто знает, вдруг у нас есть будущее?

А если так, то обманывать, надевать на себя маски, жить в страхе — не хочу… Боженька хоть и шутник, а за такое, знаю, заставит ответить. Поэтому я — уж какая есть — буду честной.

Комментарий специалиста

Вячеслав Самарин, социальный работник, консультант по зависимостям общественного объединения «Позитивное движение»:

— Женщины, которые задействованы в секс-работе, всегда могут обратиться к нам за консультацией.

Несколько девочек сейчас у нас проходят реабилитацию, которая позволяет решать все их вопросы комплексно. А вопросов много: это и ВИЧ-инфекция, это и гепатиты, и ЗППП. Для девушек особенно важно, что у нас есть доверенное лицо — врач-гинеколог, который готов оказать им помощь. Потому что они не хотят обращаться в государственные медучреждения: это может быть связано cо стигматизацией, дискриминацией, психологической травмой.

Зачастую у секс-работниц есть проблема зависимости — это только усугубляет их социальный статус. И повышает риски — как инфекционных заболеваний, так и встречи с неадекватным клиентом, потому что у людей с зависимостью исчезают барьеры.

Мы умеем разговаривать с ними и стараемся дать максимум информации, которая позволит девочкам начать более ответственно относиться к собственному здоровью.

Мы предоставляем им консультацию психолога, потому что все они, даже не всегда осознавая это, травмированы. У них наблюдается крайняя тревожность, недоверие к людям. Они чувствуют себя абсолютно одинокими и не способны ни с кем делиться своими проблемами. Даже столкнувшись с ситуацией насилия, они не могут рассказать об этом другим и самостоятельно справиться со своим эмоциональным состоянием — тоже. В процессе беседы с психологом часто выясняется, что девушки уже переживали ситуацию насилия в детском и подростковом возрасте, и все, что сейчас происходит в их жизни, — следствие этой травмы. У них отсутствует базовая способность отстаивать свои границы и говорить «нет».

Востребованы у девушек и юридические консультации. Они не защищены, не чувствуют себя полноправными гражданами социума, и даже если знают свои права, уверены, что не могут ими воспользоваться. Юрист повышает их самооценку и решает многие возникающие у них проблемы с милицией: так как девушки, подписывая какие-либо документы, не всегда отдают себе отчет в том, под чем они ставят подпись и что их после этого ждет.

Конечно, мы выезжаем на места работы девушек: выдаем презервативы, брошюры о профилактике и лечении инфекционных заболеваний, консультируем и всегда говорим о том, что обратиться к нам за медицинской, психологической и юридической помощью можно на безвозмездной основе.

Я думаю, что в случае легализации секс-работы всем будет легче. Это мое личное мнение, но надо отдавать отчет: секс-работа и спрос на нее были всегда и в ближайшее время не исчезнут.

А пока что девушки прячутся, в том числе и от медиков, а клиенты не несут никакой ответственности за свои действия и также могут получить проблемы со здоровьем.

В случае легализации девушки могут получить широкий доступ к профилактическим процедурам, у них поднимется самооценка и, как следствие, степень ответственности за свои действия и собственную жизнь. Они смогут социализироваться, в перспективе поменять взгляды на жизнь и профессию. И, безусловно, сразу снизятся два показателя — количество случаев насилия и заражения ВИЧ. Возможно, тогда эти женщины смогут хоть как-то управлять своей жизнью.

Если вы попали в схожую жизненную ситуацию, напишите в редакцию по адресу lina@tutby.com. Мы предоставим вам возможность связаться с героиней и получить консультацию по вашему вопросу.

Справка:

Статья 17.5. Занятие проституцией

1. Занятие проституцией — влечет наложение штрафа в размере от шести до двадцати базовых величин или административный арест.

2. То же действие, совершенное повторно в течение одного года после наложения административного взыскания за такое же нарушение, —

влечет наложение штрафа в размере от тридцати до пятидесяти базовых величин или административный арест.

Статья 328. Незаконный оборот наркотических средств, психотропных веществ, их прекурсоров и аналогов

1. Незаконные без цели сбыта изготовление, переработка, приобретение, хранение, перевозка или пересылка наркотических средств, психотропных веществ либо их прекурсоров или аналогов — наказывается ограничением свободы на срок до пяти лет или лишением свободы на срок от двух до пяти лет.

2. Незаконные с целью сбыта изготовление, переработка, приобретение, хранение, перевозка или пересылка либо незаконный сбыт наркотических средств, психотропных веществ либо их прекурсоров или аналогов — наказывается лишением свободы на срок от пяти до восьми лет с конфискацией имущества или без конфискации.

3. Действия, предусмотренные частью 2 настоящей статьи, совершенные группой лиц, либо должностным лицом с использованием своих служебных полномочий, либо лицом, ранее совершившим преступления, предусмотренные настоящей статьей, статьями 327, 329 или 331 настоящего Кодекса, либо в отношении наркотических средств, психотропных веществ, их аналогов в крупном размере, либо в отношении особо опасных наркотических средств, психотропных веществ, либо сбыт наркотических средств, психотропных веществ, их прекурсоров или аналогов на территории учреждения образования, организации здравоохранения, воинской части, исправительного учреждения, арестного дома, в местах содержания под стражей, лечебно-трудовом профилактории, в месте проведения массового мероприятия либо заведомо несовершеннолетнему — наказываются лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет с конфискацией имущества или без конфискации.

4. Действия, предусмотренные частями 2 или 3 настоящей статьи, совершенные организованной группой либо сопряженные с изготовлением или переработкой наркотических средств, психотропных веществ либо их прекурсоров или аналогов с использованием лабораторной посуды или лабораторного оборудования, предназначенных для химического синтеза, — наказываются лишением свободы на срок от десяти до двадцати лет с конфискацией имущества или без конфискации.

5. Действия, предусмотренные частями 2−4 настоящей статьи, повлекшие по неосторожности смерть человека в результате потребления им наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов, — наказываются лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати пяти лет с конфискацией имущества или без конфискации. Примечание. Лицо, добровольно сдавшее наркотические средства, психотропные вещества, их прекурсоры или аналоги и активно способствовавшее выявлению или пресечению преступления, связанного с незаконным оборотом этих средств, веществ, изобличению лиц, их совершивших, обнаружению имущества, добытого преступным путем, освобождается от уголовной ответственности за данное преступление.

Статья 157. Заражение вирусом иммунодефицита человека

1. Заведомое поставление другого лица в опасность заражения вирусом иммунодефицита человека (ВИЧ) — наказывается штрафом, или арестом, или лишением свободы на срок до трех лет.

2. Заражение другого лица по легкомыслию или с косвенным умыслом ВИЧ лицом, знавшим о наличии у него этого заболевания, — наказывается лишением свободы на срок от двух до семи лет.

3. Действие, предусмотренное частью 2 настоящей статьи, совершенное в отношении двух или более лиц, либо заведомо несовершеннолетнего, либо с прямым умыслом, наказывается лишением свободы на срок от пяти до тринадцати лет.