"Котла хватит на два пузыря". Как на Грушевке разбирают недавно расселенный барак

С месяц назад из барака на пересечении Щорса и Папанина, 14 выехали последние жильцы. Дом уже обнесен строительным забором, но все еще кажется жилым: на подоконнике оставили вазоны, ветром прямо на улицу вытянуло занавеску. Со стороны двора в окне второго этажа мелькает чья-то светлая голова, а через мгновение оттуда летит и с грохотом приземляется белый предмет. За всем этим действом снизу наблюдает мужчина лет шестидесяти. «Старый котел, 80-х годов, а пару пузырей за него будет!», — хвастается светлая голова со второго этажа и опять исчезает.

Если где-то и был самый атмосферный барачный уголок, так это в Грушевке. Лет пять назад на улицах Щорса, Декабристов, Папанина стояло еще с десяток бараков. Сейчас остались единицы — на месте деревянных двухэтажек строится многоквартирное жилье.

В прошлом месяце съехали жильцы из самого заметного барака. Того, что стоит на углу Щорса, 22 и Папанина, 14. Тут у Владимира была двухкомнатная квартира на первом этаже. Это жилье досталось им с женой в конце 70-х при размене родительской «трешки» на Притыцкого.

— Тестю с тещей мы оставили «двушку», а сами с женой, как молодежь, поехали в барак. Моя так плакала, когда сюда приехала! Отопления нет, печку топить надо, руки все в саже, — вспоминает Владимир. — Я пожил года два, не выдержал, взял жену и на десять лет махнул на Север. Потом, правда, сюда же и вернулся.

— А точно, Вовка, ты же на десять лет отсюда уезжал, — как будто из-под земли появляется тот самый персонаж со светлой головой.

Это Егор Анатольевич из соседнего барака. Местные зовут его Македонцем, потому что кроме книги по цифровой экономике, которую он выпустил в 2007 году (и это четвертая по счету его книга), он отличился еще и тем, что воевал в Югославии. О последнем, правда, он вспоминать не хочет, но кличка прилипла.

Дворовая кличка есть не только у финансиста Егора Анатольевича. В идущем под снос бараке жили Карась и Циркуль. Карась — потому что фамилия такая, а Циркуль получил прозвище за свой высокий рост: когда заходил в барак, то макушкой цеплял козырек.

— Раньше Грушевка ой как гремела! — мечтательно закатывает глаза Македонец. — А сейчас только я и Чай остались. Чайковский — мой сосед. Чайковский — значит, Чай (и засмеялся). А Володину кличку знаешь? Хохол! Ха-ха-ха…

Владимир, он же Хохол, прожил в бараке сорок лет. За это время он успел вырастить троих детей и развестись с женой. Последнее обстоятельство сказалось при выселении.

— Это везучий барак, потому что нас расселял «Датч Стар». На момент выселения в квартире было прописано то ли 12, то 13 человек. Всем дали квартиры. А вот в соседнем бараке, на Папанина, 13, до сих пор одна квартира не выехала, потому что их расселяет УКС Центрального района и условия предлагает не такие выгодные, как у нас. Там на семерых прописанных дают одну четырехкомнатную квартиру — живи, как хочешь.

Семье Владимира застройщик выделил четыре отдельные квартиры, а ему самому — комнату в коммуналке.

— Вот тоже мне непонятно было: жене моей бывшей с тещей дали «однушку», дочкам с детьми по двухкомнатной квартире, семье сына — трешку, а мне, разведенному и главному квартиросъемщику — всего лишь комнату. Люди говорили, что глупый, мол, надо было жениться, хотя бы фиктивно. Ага! Еще не ясно, какая женщина попадается. Может и такая, что квартиру оттяпает. Так что я решил, что сойдет мне и комната. Правда, от тех вариантов, что предлагал застройщик, отказался. Ну вот представьте: прихожу в одну квартиру, а там мужик с женой в разводе, ванная вся бельем завешана… Во вторую захожу — там бардак, бугай какой-то живет и все к нему ходят. А эту комнату, на Карла Либкнехта, я сам себе нашел. Хотя, говорят, и тот дом скоро снесут…

Владимир рассказал, что когда выезжал, хотел забрать ворота из гаража, который оборудовали прямо в сарае напротив дома. Для этого пришлось разобрать часть кирпичной кладки по бокам, но ворота достать так и не удалось.

— Достану и сдам на металлолом, как Егор Македонец. А что? Будет хоть какая копейка.

Тем временем Македонец вместе с напарником успели выбросить из окна батареи и трубы к ним.

Мы поднялись на второй этаж. В открытых настежь квартирах батарей уже не было, на полу от них остались черные водянистые подтеки. В одной из квартир потолок так прогнулся, что казалось, вот-вот обвалится. Не верилось, что в почти аварийной комнате кто-то жил.

— Да подперли они этот потолок палкой и так жили, года три точно, — рассказал Македонец. Он вышел на улицу, чтобы погрузить металлом на тачку. Ботинки его и брюки до колена были в черной жиже, что натекла, видимо, из срезанных батарей. В руках — топор.

— Егор Анатольевич, а чем вы сейчас занимаетесь?

— Третий день пью, — то ли в шутку, то ли всерьез ответил Македонец и пошел к тачке с металлоломом.