Россия вмешивалась в американские выборы, и Facebook знал об этом с 2015 года

У нас есть явные свидетельства вмешательства российских спецслужб в американские выборы, и у нас нет оснований не доверять данным американской разведки. И я думаю, именно мы были первыми, кто вообще поднял эту тему.

Еще в середине 2015 года мы заметили активность российских хакеров, которых наше правительство, как я понимаю, называет APT28. Они пытались взломать нас традиционными методами — с помощью фишинга, подбора паролей к учетным записям и тому подобного. Как только у нас появились такие сведения, мы отправили всю информацию в ФБР.

Во время избирательной кампании 2016 года мы заметили нечто похожее — попытки взломать учетные записи людей, связанных с руководством обеих партий, Демократической и Республиканской. Мы дали знать тем, кто, по нашему мнению, оказался в зоне риска. Мы сфокусировались на этих привычных угрозах, и это была ловушка. Только позже выяснилось, что хакеры регистрировали фальшивые страницы, чтобы от их имени распространять журналистам украденную информацию.

Мы слишком поздно распознали, чем занималось «Агентство интернет-исследований». Они запустили гигантскую сеть поддельных учетных записей, которые распространяли дезинформацию. Только когда мы наконец поняли их цели, началось формирование дорожной карты по борьбе с этой угрозой. Она преследовала нас везде: на выборах во Франции, Германии, на довыборах в конгресс США, на недавних президентских выборах в Мексике.

Теперь у нас есть искусственный интеллект, который самостоятельно ищет поддельные учетные записи и группы ботов. Каждому, кто захочет купить у нас рекламу, особенно политическую, приходится быть значительно прозрачнее и предоставлять о себе куда больше информации, чем раньше.

Есть два основополагающих принципа. Один — что люди имеют право выражать свое мнение. Другой — что наше сообщество должно быть защищено. Эти принципы находятся в сложном взаимодействии, иногда более значимым оказывается один, иногда — другой. Мы чувствуем свою ответственность за то, чтобы мистификации не распространялись.

Но это не значит, что в интернете нельзя говорить чего-то неправильного. Это было бы слишком. Любой иногда ошибается, и если мы начнем удалять аккаунты за это, трудно будет говорить о том, что мы заботимся о свободе слова. Facebook не будет нанимать человека, который решает, что правда, а что ложь.

С другой стороны, если мы видим, как по фейсбуку стремительно распространяется вирусный контент, мы ответственны за то, чтобы проверить, не является ли это дезинформацией. Наши фактчекеры работают с этим контентом с помощью стандартных процедур. И если они говорят, что это, вероятно, ложь, то мы делаем так, что он перестает появляться в лентах новостей. Но удалять его полностью мы не будем и в этом случае, потому что это было бы нарушением права на высказывание.

Если размещенный у нас контент прямо провоцирует насилие, как было во время конфликта в Мьянме в прошлом году, мы будем удалять такой контент. Мы видели там множество примеров, когда люди делились изображениями, которые вырваны из контекста. Они являлись ложными и провоцировали насилие. Такой контент мы будем удалять. В нашей компании уже сейчас работают 20 тысяч сотрудников, занятых этим. Хотя без помощи гражданского общества и властей справиться будет трудно, так как наши сотрудники далеко не всегда хорошо погружены в контекст.

Если кто-то из пользователей скажет жертве массового убийства в школе «Сэнди Хук», что он лжец, то это харассмент и мы удалим такой контент. Но вот что я скажу: я еврей, и я считаю, что отрицание Холокоста глубоко оскорбительно. Тем не менее, по моему мнению, Facebook не должен удалять такой контент, потому что есть вещи, которые люди делают неправильно, но я не думаю, что они делают это намеренно. А понять истинные мотивы и намерения человека очень трудно. У нас нет права наказывать, даже если кто-то сделал это много раз.

Моя цель — создать миллиардное сообщество, которое поможет людям перестать чувствовать себя одинокими. В 1970-е годы образовался тренд на «разобщение». 25–30% людей сейчас не ощущают себя принадлежащими ни к какой общности, будь то религиозная организация, местное сообщество или волонтерская структура, членами которой они были раньше. Мне кажется, это настоящий кризис, и он угрожает не только Америке, но и всему миру. И это та сфера, где у меня есть уникальные возможности и способности. Но я не хочу, чтобы мы подменили собой государство. Есть множество вещей, которое может сделать только правительство, например обеспечить людям безопасность.