Сергей Пальчевский: Подтвержденных смертей на моем счету нет

О том, как сложилась его дальнейшая жизнь, чем сейчас занимается и собирается ли возвращаться в Беларусь, Сергей рассказал belsat.eu.

– Жалеть мне нечего, так как оставаться на тот момент в Беларуси было опасно, поэтому решил уехать в Украину. Сейчас я живу в Киеве и работаю охранником. Хватает на продукты, съемную квартиру, но не более того.

– Там я принимал участие в антитеррористической операции в течение почти полугода, после чего уехал в Киев. Настоящей войны там уже не было: большую часть времени проводил на позициях. Определенные военные навыки я получил, но дальше оставаться там я не видел смысла. Но, если произойдет обострение ситуации, то я снова вернусь на Донбасс.

– Да, принимал. Когда приехал, летом прошлого года, то перестрелки происходили каждый день. Но все равно это были позиционные бои. Сейчас там стреляют редко, а основные потери – это от работы снайперов и подрыва на минах.

– Приходилось стрелять в сторону противника. Скорее всего, я никого там не убил, но ничего нельзя исключать. Подтвержденных смертей на моем счету нет.

– Я поддерживал контакты, познакомился со многими белорусами. Кстати, русских, воюющих на стороне Украины, также довольно много. Отдельные отряды они там не формируют, но русских немало.

– Безусловно, было страшно, когда начинался бой. В такие минуты делаешь то, чему научили, и страх не мешает.

– Я вообще не считаю, что эта война чужая для белорусов. Российская империя, которая пытается возродиться, также наш враг. Она угрожает не только Украине, но и белорусскому суверенитету. Поэтому, если у нас есть возможность остановить Россию на Донбассе, а не у нас дома, надо этим пользоваться. Теперь фронт находится в Украине, но может оказаться и под Могилевом. 

То же самое делали украинцы в начале 1990-х годов в Чечне против русских. Было понимание того, что Россия - это враг и если не остановить ее на дальних подступах, то рано или поздно она придет в твой дом. Именно так и получилось: сначала была Чечня, Грузия, а потом Россия вторглась на территорию Украины.

То же самое может произойти и с Беларусью, поэтому украинский народ нужно поддерживать в этом противостоянии.

– Все зависит от развития ситуации: будут ли нас пытаться оккупировать или нет. Увидел своими глазами, что такое война, поэтому если в Беларуси дойдет до реальных боевых действий, то я уже что-то умею. Меня нельзя назвать профессиональным военным, но определенный минимум навыков и знаний я получил.

– Жили в полевых условиях. Там где находился я, были более-менее нормальные позиции: мы сидели не в окопе, а в здании бывшего общежития. Продукты питания доставляли волонтеры, самостоятельное мытье одежды в соседней деревне, душ в лучшем случае несколько раз в месяц. Одним словом, обычное дело на войне.

– Дело в том, что я служил в волонтерском формировании, где не платят денег вообще. Командир или волонтеры могут помочь деньгами на билет, если надо куда-то съездить. Но регулярной зарплаты у нас не было.

– Любовь я нашел еще в Беларуси. У меня есть девушка, она приезжала ко мне. Пока мы не живем вместе, но планируем ее переезд.

– Кардинальных изменений не произошло: мои убеждения остались прежними. Возможно, стал более самостоятельным и ответственным, все же приходилось жить в сложных условиях.

– Очень трудно. Этим вопросом белорусские добровольцы начали заниматься еще в 2014 году, когда война только начиналась. До сих пор я не знаю никого, кто получил бы политическое убежище или украинское гражданство. 

Я думаю, что этот вопрос тормозится на уровне президента Украины. Возможно, есть некие тайные договоренности между Порошенко и Лукашенко, чтобы в Украине белорусские добровольцы не имели официальных документов.

Но это не только проблема белорусов, так как добровольцам из других стран также трудно получить документы.

– Думаю, что да. Вряд ли меня бы долго держали в тюрьме и, скорее всего, выпустили. На тот момент, возможно, дал слабину и подписал бумагу о сотрудничестве с КГБ. Когда вышел и всем рассказал, то боялся возможных провокаций со стороны спецслужб, поэтому решил уехать.

– Знаете, я был даже удивлен, но все мои друзья, знакомые нормально отнеслись и высказывали слова поддержки.

– Никакого давления не оказывалось, с обыском к родителям не приходили. Возможно потому, что обыск, изъятие компьютера, телефона произошли раньше. Хотя я разговаривал с другими белорусскими добровольцами и почти у каждого был обыск.

– Я слежу за ситуацией, но не знаю, как помочь. Понятно, что «Бульбаш-Холл» (прежнее название развлекательного комплекса «Поедем поедим» – зам. ред.) надо закрывать. Еще в 2012 году, когда я только пришел в политическую жизнь, Владимир Романовский вместе с Анной Шапутько уже тогда вели борьбу с «Бульбаш-Холлом». 

Можно сказать, что я изначально в этой теме, поэтому мне не надо рассказывать, где были защитные зоны. Для меня все однозначно: нарушены и юридические, и моральные нормы, поэтому кабак нужно закрывать.

Не знаю, нужно ли перекрывать дороги, может так и не стоит делать, так как людям ломают руки, а наших патриотов, которые там, и так немного. Но выражать протест и приходить нужно обязательно.

– Меня удивляет, что приходит несколько десятков человек из всего числа патриотов. Мне кажется, что люди до конца не осознают значимость Куропат для белорусского народа. Даже сознательная патриотическая часть общества не участвует в защите. 

Надо понимать, что Куропаты – не просто история репрессий. Это символ возрождения белорусской нации, которое началось именно с правды о Куропатах в 1988 году.

Уверен, что если мы не сможем защитить это место, то белорусский народ просто потеряет будущее. В Куропатах сейчас решается вопрос: живет Беларусь или нет? 

Чем народ отличается от населения? У народа есть определенные ценности, которые нужно защищать, а население переживает только за свой кошелек.

– Рано или поздно я вернусь в Беларусь, но это произойдет не при режиме Лукашенко. Если я приеду сейчас, то меня 100 процентов посадят в тюрьму за наемничество. Но режим Лукашенко не вечен, поэтому я обязательно вернусь в свободную и демократическую Беларусь.