12 апреля мы отметим День космонавтики и в очередной раз посетуем, что все главные достижения в 
этой области у нас связаны с эпохой Гагарина и Королёва, а сегодня говорить о крупных прорывах не приходится. О том, в чём причины такого «застоя» и кто из землян первым ступит на поверхность Красной планеты, мы беседуем с членом бюро Совета РАН по космосу, участником советской космической программы академиком РАН Михаилом Маровым.
Луна на благо землян
Дмитрий Писаренко, «АиФ»: Михаил Яковлевич, в 1960-е гг. Королёв и его соратники даже не сомневались, что в наши дни Марс будет колонизирован, а звездолёты избороздят все уголки Солнечной системы. Почему этого не произошло?
Михаил Маров: Сергей Павлович Королёв был мечтателем в хорошем смысле этого слова. И в отличие от другого нашего великого мечтателя, Циолковского, мог осуществлять свои мечты, у него были для этого технические и кадровые возможности. Но не всем мечтам суждено сбываться. Взвешенные оценки говорят, что пилотируемый полёт на Марс будет возможен не раньше второй половины XXI в. Он потребует, по самым скромным подсчётам, не менее 600 млрд долл. и будет сопряжён с колоссальными рисками и сложностями, не все из которых мы сейчас осознаём.
Королёв с юношеских лет мечтал достичь Луны и Марса. Он был способен заражать своим энтузиазмом других. Сейчас это кажется поразительным, но уже в начале 1960-х Королёв добился постановления ЦК и Совмина «О пилотируемом полёте на Марс». Вы можете себе это представить? Ведь если бы ему сказали: «Летим!» — ничего бы из этого не вышло.
О возвращении на Луну сейчас говорят уже не для того, чтобы установить там флаг и утвердить своё первенство, а чтобы использовать это небесное тело на благо землян.
— Не потому ли удался советский космический проект, что он был не только научным, но и предопределённым всем ходом развития цивилизации? То есть воплощал стремление человечества вырваться за пределы Земли.
— Тогда сошлось несколько важных моментов. Первый — отечественные прорывные работы в ракето¬строении. Циолковский, Кондратюк, Цандер заложили основы, на которых воспитывались целые поколения исследователей.
Второй — политическая обстановка. СССР оказался окружён вражескими военными базами. Ответ на эти угрозы мог быть связан только с разработкой баллистических ракет дальнего действия, благодаря которым был осуществлён выход в космос.
И третий момент. Так случилось, что во главе проекта встали два великих человека — Королёв и Келдыш — Главный конструктор и Главный теоретик советской космонавтики. Это были люди не только высочайшего ума и профессионализма, но и фантастических организаторских способностей. На них будто бы сконцентрировался весь творческий потенциал нашего народа. И Юрий Гагарин тоже стал порождением этого великолепного потенциала. Американцы просто не ожидали, что мы способны на такой рывок. Это наглядный пример роли личности в истории.
— Тогда в мире шло соперничество двух сверхдержав. Какая сейчас осталась мотивация для исследований дальнего космоса?
— Человек всегда стремился познавать новое. В древности он строил примитивные пироги, на них бороздил океан. С этого начались Великие географические открытия. И в XXI столетии эта черта никуда не делась. Она неистребима, причём к стремлению познавать мир извечным способом — собственными глазами, ушами и руками — в наше время добавились уникальные возможности делать это с помощью космических аппаратов-роботов. Но вслед за ними человек обязательно полетит на планеты — Марс и, возможно, ещё дальше.
В странах Запада доля частного бизнеса в космических проектах достигает 60-70%. У нас это единицы процентов.
Технологии развиваются стремительно. И о возвращении на Луну сейчас говорят уже не для того, чтобы установить там флаг и утвердить своё первенство, а чтобы использовать это небесное тело на благо землян. Пилотируемые полёты на Луну есть в планах и у нас, и у американцев, размышляют над этим европейцы, китайцы. Не сомневаюсь, что к концу 20-х гг. появятся первые лунные базы, начнёт создаваться инфраструктура, а к середине века она обретёт конкретные очертания.
Наше серое вещество
— Теперь покорением космоса занимаются не мечтатели, а прагматики. Как, например, американский миллиардер Илон Маск. Частная космонавтика способна на грандиозные прорывы?
— В отличие от Королёва, который добивался многих реальных результатов, Илон Маск пока сделал немного. В основном всё на грани саморекламы и пиара — наподобие запуска в космос его спортивного автомобиля.
— Но он научился возвращать и сажать ракету.
— Подождите, технологии ещё до конца не отработаны. Между единичными экспериментами и практическим использованием — большой шаг. К тому же непонятно, какие у Маска цели в перспективе, насколько глобально он мыслит. Да, он говорит о полёте на Марс, но это пока всего лишь слова, тот же пиар. Возможно, дело ограничится созданием спутникового Интернета, которым он собирается окутать Землю.
Но пример Илона Маска хорош уже тем, что показывает, как бизнес может вкладывать деньги в космос.
Страна, которая не проводит фундаментальных научных исследований, обречена быть в арьергарде цивилизации.
— У нас такое возможно?
— Боюсь, пока нет. В странах Запада доля частного бизнеса в космических проектах достигает 60-70%. У нас это единицы процентов. Я сам не раз общался с представителями нашего бизнеса. Когда они слышат, что, скажем, потенциальные выгоды от вложения средств в создание того или иного космического аппарата потребуют годы, у них сразу пропадает интерес. Частный бизнес гонится только за коротким рублём. А космонавтика — это всегда длинный рубль.
Поэтому наши исследования космоса сильно зависят от государства. Тут мы имеем ту же проблему, что с финансированием российской науки в целом. Сейчас вроде приходит осознание, что на ней нельзя экономить, с её организацией вредно экспериментировать. Страна, которая не проводит фундаментальных научных исследований, обречена быть в арьергарде цивилизации. Все дальнейшие успехи в развитии передовых технологий связаны только с крупными вложениями в науку. И никто нам таких технологий не подарит, это надо понимать, как и то, что только фундаментальная наука открывает перспективы новых, ещё неосознанных открытий. Это касается и космоса, и других областей — ядерной физики, биологии, информационных технологий и др. Если мы хотим занимать ключевые позиции в мире, власть должна повернуться к науке лицом.
Мы сильно отстали в оснащении лабораторным оборудованием, а без него научные прорывы невозможны. Вот вам пример, связанный с исследованием космоса. Мы сейчас разрабатываем проект полёта автоматического зонда на Луну, а в перспективе — и на некоторые астероиды, чтобы взять там первичное вещество и доставить его на Землю. Это вещество, из которого миллиарды лет назад возникла Солнечная система, содержит ответы на многие ключевые вопросы её образования. Пока мы ищем их в основном путём математического моделирования. Проект дорогой. Допустим, мы его осуществим и в наших лабораториях окажется это вещество. Сможем ли мы получить все нужные нам ответы? Нет, только часть из них. А что дальше? А дальше, через полгода-год, мы должны будем предоставить это вещество другим лабораториям мира. Таковы действующие международные правила. А у многих из них оборудование на один-два порядка лучше нашего! И выйдет так, что ответы на ключевые, фундаментальные вопросы науки получат иностранные учёные, а мы останемся в роли извозчика, затратив на сам космический проект большие средства.
С точки зрения науки работа на орбитальной станции мало что даёт по сравнению с автоматическими аппаратами. Это уже пройденный путь или, скорее, этап в развитии космонавтики.
— Некоторые эксперты говорят, что мы уже довольствуемся ролью извозчика, поскольку «возим» на МКС американцев и европейцев. А кроме того, в лидеры мировой космонавтики рвётся Китай. Что дальше?
— У нас было неоспоримое лидерство в первые 15-20 лет космической эры. Сейчас оно утеряно, пагубное влияние оказали разрушительные 90-е. Однозначного лидера в мире сейчас нет, но соперничать с Китаем, США, Европой будет непросто. У всех обширные космические планы. К тому же американцы собираются покинуть МКС. С точки зрения науки работа на орбитальной станции мало что даёт по сравнению с автоматическими аппаратами. Это уже пройденный путь или, скорее, этап в развитии космонавтики.
— Какие преимущества есть у нас? Тот же Келдыш говорил: «Да, уровень наших ЭВМ сильно уступает тому, что есть у американцев. Но зато у нас такое серое вещество, что мы способны создавать изящные алгоритмы».
— Верно. Я восхищаюсь талантами наших людей. Преподаю в МГУ, общаюсь с мальчишками и девчонками на молодёжных школах и вижу, насколько у них пытливый ум, как горят их глаза. Надеюсь, с научными и инженерными кадрами проблем у нас не будет. Но необходимы поддержка и интерес государства.
— Гражданин какой страны, на ваш взгляд, первым ступит на Марс?
— Думаю, это будет международный экипаж. Конечно, если человечество останется разумным и ему хватит ума не погубить свою цивилизацию.