Мнение: "Хочется, чтобы взрослые перестали садистски самоутверждаться при детях и с помощью детей"

Об ужасных моментах из детства, которые повторяются снова и снова, когда ты вырос и сам уже стал родителем, рассказывает лайфстайл-блогер Ольга Дори. И просит перестать самоутверждаться с помощью детей.

«Твоя мама это видела? Она тебя вообще лечит?» — спрашивает школьная медсестра мою десятилетнюю дочь. Дочь передает мне этот разговор и смущается.
— И что ты сказала?
— Ну я сказала, что да, но медсестра покачала головой.
Дочь отворачивается, и видно, что хочет перевести разговор. Ей не хочется говорить о диатезе на руках, который заметили на медосмотре.

Но это не главное. Ей неловко за меня. Или даже стыдно.

И я помню это ощущение детства, когда кто-то взрослый говорил с усмешкой или иронией о моих родителях. И я не знала, что мне делать.
«Тебя что, мать не учила чистить уши?», «Твой отец наобещал нам купить краску, а сам свалил в командировку».

Как мне хочется, чтобы взрослые перестали садистски самоутверждаться при детях и с помощью детей.

Чтобы каждый раз, когда они хотят сказать маленькому ребенку что-то гаденькое о его родителе, они сначала набирали воздуха в легкие и хотя бы 5 секунд думали.

Чутка подумали и решили, что, наверное, мать любит ребенка и лечила его. И спросить можно так: «Как твоя мама тебя лечит, малыш?». Ну а если сформулировать так слишком сложно, то можно позвонить маме.
И кстати, когда уже дозвонитесь маме, то вполне можно отчехвостить ее по полной — может, она абы чем диатез лечит или совсем не следит за ребенком.
Только аккуратней — один на один мамаша может и ответить. Мало не покажется.

«А дети-то с кем, пока ты разъезжаешь по миру?» — спрашивает давняя приятельница прямо при детях. И жалобно на них смотрит.
И снова эта неловкость. Они смотрят на меня, и я не выдерживаю этот сочувствующий взгляд. Они все знают.
«Больше эту тетю мы никогда не увидим?» — спрашивают после, смеясь.
Ирония у них врожденная. Да и меня изучили. Кстати, почему эту идиотку я до сих пор зову приятельницей?

«Ну сколько можно копаться? Давай уже, у меня посадка», — недовольно голосит огромный детина около ленты досмотра, когда небольшого роста мужчина в очках выкладывает в пластиковую коробку вещи. Правда, медленно, правда, он мог бы побыстрей. Очередь и в самом деле. Мужчина проходит через рамку, она звенит, он возвращается и снимает ремень, кладет в коробку, снова идет к рамке, снова звенит.
«Да что ты будешь делать», — фыркает детина.

Мужчина молчит. На мужчину смотрит сын-подросток. У подростка сжимаются кулаки, я вижу. Подростковый бунт, а отец учит смирению, слабак. В мужчине я узнаю своего отца, в подростке — себя много лет назад. И мне очень хочется вместе с ним врезать детине.

Ну если есть в вас этот понос словесный, злость и агрессия, сберегите ее внутри себя, донесите, не расплескивая, и вылейте уже аккуратненько тогда, когда детей рядом не будет.
Трудно вам подождать? Сами ж небось детьми были и за родителей краснели.