Певица МакSим: "Я видела все, что человек может пережить за сотню лет"
Первого гонорара Марины Максимовой хватило на торт и четыре зубные щетки — для всей семьи. Прошло несколько лет — и певица МакSим попала в рейтинг Forbes как одна из самых влиятельных женщин России.
Дворовая кличка артистки в детстве — Терминатор. А сегодня этот «терминатор» — концентрат женственности: принцессные платья, тонкие ножки на высоченных каблуках, кошачьи повадки и интонации.
МакSим влегкую цитирует Есенина, Цветаеву и своего любимого Довлатова. Но для большинства остается автором «слезливых текстов для девочек-подростков».
Первое высшее образование МакSим — связи с общественностью (PR-технологии). Второе — факультет теологии. Где PR, а где — душа, и почему вся ее жизнь — сплошное противоречие — мы спросили у самой МакSим.
— Это не противоречие! И точно не фальшь. Я не вру во всем этом — просто бываю очень разной. Мне, как и всем близнецам, свойственна двойственность. Двойственность… И ужасный максимализм. Либо так, как я решила… Либо никак.
— А это максимализм заставляет вас придерживаться такого гастрольного графика: каждый день — перелет и новый город? Вчера — Казань, сегодня — Минск, завтра — Питер…
— И это вы еще про закрытые мероприятия не знаете… (Улыбается.)
На самом деле я начала регулировать свой график, когда стала мамой. Теперь больше 12 концертов в месяц у меня не бывает. С одной стороны, кажется — много. С другой — это три-четыре дня в неделю. Так у меня получается войти в режим своих детей и проводить с ними бОльшую часть своего времени.
А когда-то концертов было по 30 в месяц. Я хотела всего и сразу. Понимала, что долго к этому шла и не имею права отказываться, если люди меня ждут. В итоге и я, и весь мой огромный коллектив — а это взрослые, здоровенные мужики — себя изничтожили. И морально, и физически. Усталость была невыносимой.
Поэтому сейчас — только здоровый график и правильно расставленные приоритеты.
Вспоминая города, которые во время гастрольных туров не отбирают, а отдают ей энергию, МакSим, не задумываясь, называет свою тройку: Казань, Питер, Минск.
— Удивительно, когда-то я уехала из Казани — и была очень счастлива. Мне не нравилась энергетика этого города. А сейчас, возвращаясь туда, понимаю: как же я соскучилась. И как я ужасно люблю все эти улочки и старенькие ДК, в которых когда-то выступала… Хотя что от них осталось? Сейчас там все перестроено, снесено — прямо город нового поколения. Но воспоминания-то мои и, главное, родители — остались там. Это очень важное место для меня. Как и Санкт-Петербург, конечно. Город моих секретов… (Улыбается.)
А Минск, кстати, стоит на третьем месте. Говорю так не потому, что хочу приятное сделать. Просто здесь я всегда вижу только доброе ко мне отношение. Обычно, когда приезжаешь в новый город, тебя все-таки воспринимают немного настороженно: хотят понять, кто ты, что за артист. А сюда, помню, приехала в первый раз — и встретили как родную. Так ждали! Кричали «Максим! Максим!». (Улыбается.)
И при этом не было ощущения безумной, оголтелой толпы. Минск очень осознанный и воспитанный город. Да, думаю, воспитанность — это самое верное слово.
— А Москва?
— Я очень хотела жить в Москве. И когда приехала, была совершенно счастлива.
Мне 18 только исполнилось, я в университет поступила. Это было условие, которое поставили мне родители: или поступление, или никакой Москвы. В поступление они, конечно, не верили. (Смеется.) Это условие заставило меня очень многому научиться и много сил потратить. Я поступила — и у них не было аргументов.
Марина легко рассказывает про покорение Москвы: в первую неделю спала на вокзале, потому что с обещанным жильем — продинамили. Зарабатывала пением в подземке — целых 700 рублей в день. Водила знакомство с бомжом, который утверждал, что Александровский сад назван в его честь. А, ну и еще — приручала крыс в первой съемной квартире, на которую заработала, расхаживая по улицам столицы с флаерами — в костюме банки кока-колы.
— Я и правда относилась ко всему этому без лишней драмы, иронично, — вспоминает Марина. — Легко смеюсь над собой, над обстоятельствами, в которые попадаю, иногда — над своими текстами.
Не помню такого момента, чтобы я сама себе сказала: «Стоп, хватит, возвращаюсь домой». Да нет, точно такого не было… Родители, правда, говорили: «Ты пойдешь работать в банке? В банке из-под кока-колы? У тебя ведь хорошее образование, ты воспитанная девочка».
Но куда там. Я понимала, что не оставлю Москву. Ощущение того, что все впереди — так жгло внутри, так горело. Если бы я все бросила тогда, то я бы в жизни больше ничего не добилась. Я бы навсегда потерялась для самой себя…
Я и сейчас, конечно, никуда из Москвы не уеду, потому что это… Город моих прогулок. Город огромного пространства, в которое можно нырнуть, когда уложишь деток спать. Надеваешь здоровенные такие студийные наушники, байку с капюшоном — и гулять по ночному городу. Он красивый — этот город. И я люблю его очень.
— Когда у вашего бесстрашия появился стоп-сигнал?
— После рождения Саши (старшая дочь МакSим. — Прим. редакции). Я ж теперь на самолетах даже боюсь летать… Правда!
Хотя если дело касается адреналина, гонок, встреч с друзьями-спортсменами… Все до сих пор очень плохо. Как только появляется соревновательный момент, мне трудно остановиться. Ужасное это качество: любить побеждать.
Марина вспоминает: этот характер она не выбирала. Сам воспитался.
— Сначала я росла рядом со старшим братом, потом — в окружении спортсменов, подумайте: одна девочка среди 40 мальчиков-каратистов. А после попала в музыкантскую среду — там не до церемоний.
В общем, эта постоянная мужская компания не воспитала из меня нормальную леди. (Смеется.)
Может, сейчас я и жалею об этом. Времена пошли другие: все стараются такими женственными быть! Манерными.
Да и в знакомствах с мужчинами я до сих пор за 5−10 минут умудряюсь поставить себя так, что и речи о каких-то романтических отношениях быть не может. Я сразу, минуя этапы кокетства и флирта, перехожу в нормальную мужскую дружбу. (Смеется.)
— Ну, а как вы вот это все объясните: платье, локоны, бриллианты?
— Нарядииили!.. (Тяжело вздыхает и пожимает плечами.)
Когда я наконец-таки решилась подписать договор с крупной компанией, мне сказали: «Как-то ты в этой кепке, майке и огромных штанах, со своими песнями не вяжешься». И наняли мне стилиста… Он переодел меня — в платья и локоны, как вы говорите — и руководство компании удивилось: «Марина, ты че, женщина?».
Я понимаю: всё это немного не мое. Но пытаюсь учиться! И отношусь к этому с хорошим стебом — мне даже весело в этих платьях, правда. Каждый фрикует по-своему. Филипп Бедросович тоже ведь не ходит дома в перьях, правда? (Смеется.)
— Не обидно, что под всем этим может быть вас не видно? И что к вам накрепко слова «попса» приклеилось?
— Да нет, чего обижаться. А про попсу я сама говорю с удовольствием. Потому что знаю себе цену. А когда знаешь себе цену, названиями громкими можно не прикрываться. Ну, знаете, из серии: вот, я купил себе крутую гитару и отрастил пакли — теперь я рокер! (Смеется.)
Конечно, само слово «поп» изрядно опошлено некоторыми нашими артистами. Но если делать свое дело честно, поп-музыка дает огромную свободу и возможность быть собой.
При этом, к примеру, моя песня «Весна» — абсолютный рок-н-ролл, а «Дорога» — в чистом виде фольк. Но зачем мне загонять себя в эти рамки? Как хотите называйте, главное для меня — свобода.
— Ну, смотрите, вы приезжаете — свободная, ироничная — и выходите на одну сцену со многими из тех, кто как раз и опошлил понятие «поп». Как вы себя чувствуете при этом?
— Скажу честно: от двух-трех песен на такого рода мероприятиях я устаю куда больше, чем от полноценного сольного концерта.
Я просто приезжаю туда, где мне есть место как музыканту. И если меня пригласили выступить, значит, я должна сделать свою работу. И сделать ее хорошо. А выходить потом в холл — со всеми обниматься, делать селфи совместные… Ну, увольте. Это совсем не про меня. Меня нет в этой тусовке…
— А если б была…
— А если б была более гибкой девочкой? (Продолжает фразу и улыбается.)
Да, безусловно, мне было бы проще. Я со своей прямотой успела поссориться с очень важными людьми. Они многое могли бы сделать — для моего статуса что ли… Ну, тут уж ничего не поделаешь — характер.
При всей своей прямоте МакSим — закрытый человек. Она не пускает чужих в свое личное пространство, но несмотря на это, самые трудные эпизоды ее личной жизни оказывались на страницах прессы и на виду у публики. Что она чувствовала при этом?
— Есть артисты, которые говорят: «Лишь бы фамилию правильно написали, а что — неважно». Меня такое не устраивает. Конечно, бывает и обидно, и больно — не могу сказать, что научилась спокойно это воспринимать. Но, с другой стороны, никто не знает, что на самом деле происходит за закрытыми дверями. И в моей жизни есть гораздо более важные вещи, которые хочется сохранить для себя.
— А реально это — сохранить что-то только для себя, когда ты певица МакSим?
— Слооожно! Представляете: Маше (младшая дочь Марины. — Прим. редакции) сейчас исполнилось три года, и она сумасшедше красивая девочка.
— Хочется показать людям?
— Конечно! По ней же плачут все рекламные агентства. Но ее фотографий никогда не было в интернете, это пожелание папы — и мы его уважаем. Мне даже обидно иногда: столько моментов упускаем — я ведь по-честному поступаю и никогда не зову фотографов на наши детские праздники. Вот вырастет моя Маша и спросит: «Мама, а почему меня нет ни на одной фотографии?».
В ответ на вопрос «а какая мама получилась из певицы МакSим?» Марина задумывается:
— Теплая, мягкая, домашняя мама… Ну, такая «мама-мама» — это не мое. Я для девочек друг — но это и хорошо. Скачу на всех детских мероприятиях похлеще, чем они сами. (Смеется.)
Саша и Маша, на самом деле, учат меня даже большему, чем я их могу научить. Сашка моя сейчас с психологом работает. Я была целиком в нее погружена, мы очень много занимались… Поэтому по знаниям она опережала своих ровесников и раньше пошла в школу. Но психологически — она еще ребенок, и ей нужна поддержка.
И вот психолог рассказывает: для Саши, оказывается, мама — царь и бог. И она, когда вырастет, хочет по профессии быть женой и мамой.
— Саша хочет быть женой и мамой… А вы в детстве кем хотели быть?
— Дельфином, Жанной Д"Арк, спасателем всех животных на свете… Короче, я даже боюсь полный список альтернатив ей озвучить! (Смеется.)
— А какая схема для женщины проще: жена и мама или «дельфин и Жанна Д"Арк»?
— Сложно сказать, я ведь не была по ту сторону баррикад… Но я замечаю, как сейчас воспитывают девочек: важно, чтоб была красивая, с образованием — неважно, с умом или нет, но с правильным дипломом, с хорошим статусом и с манерами… А главное: удачно вышла замуж.
Кто знает, может, это и правильно? Прошел у нас этот поствоенный и постсоветский синдром, когда женщина должна была все делать сама. И коромысло носить, и корову доить, и избу тушить, и коня на скаку останавливать.
Но меня-то в детстве именно этому учили.
Поэтому у меня в голове долго пазл не складывался: что ж это происходит и как себя вести. (Улыбается.)
А сейчас думаю: может, я бы своим девочкам такого простого счастья и желала бы?
С другой стороны: кто знает, как повернется наша история, она ведь циклична.
Мы можем привести своих леди к тому же самому коромыслу — и им будет еще сложнее, чем нам.
МакSим признается: быть сильной сложно. Но еще сложнее, самое страшное — стать зависимой от кого бы то ни было.
— А вы вообще можете девочку включить? Ну, вот это: «я слабая и хочу на ручки»?
— Я учусь! Изо всех сил. Но это моя большая проблема, переступить через которую сложно.
— А еще вы учитесь теологии. Расскажите, как пиар-специалиста по первому диплому и артистку по призванию заинтересовало вдруг богословие?
— Ну, не вдруг. У всех постродовой синдром проявляется по-разному. У меня после рождения Маши он был такой: я очень сильно захотела учиться. Начала с истории — восстанавливать ее в памяти и расширять в сознании.
Это очень интересно, но я, признаюсь, потерялась: в истории российского государства, в мировой — тем более. Запуталась в позициях и переосмыслениях разных авторов… Что говорить, если даже из истории живописи можно не выплыть. У меня лежит огромная книга о ней, и, честно скажу, как только я ее дочитаю, начну заново — потому что запомнить все это с первого раза невозможно.
В какой-то момент появилась теология — именно она и разложила всё по полочкам. Дала мне главное: понимание того, чему я учусь.
— А чему вы учитесь?
— Самое главное, что преподает теология, — это любовь. Любовь глобальная, не относящаяся к личности, к чему-то единому. Любовь к себе, к миру, к природе, к жизни — и благодарность за то, что она тебе дана. И, знаете, оказалось: бывают моменты, когда только это может успокоить и спасти.
Когда я прошу Марину поделиться своим секретом феникса — сколько раз ей удавалось, едва стряхнув пепел, снова выбегать на сцену с микрофоном, — она отвечает:
— В последнее время мне помогают только близкие люди. Даже те, которых я близкими, собственно, и не считала. Просто они — даже зная мою занятость и то, что в каких-то вещах я совершенно всегда была белой вороной и оставалась одна — окружили меня безусловной любовью и теплотой.
В какой-то особенно трудный момент, когда ко всему прочему случились проблемы со здоровьем, у меня возникли страшные мысли: «Вообще-то я видела все, что человек может пережить за сотню лет». Я испытала все, что хотела испытать, я сделала главный выбор — и внешний, и внутренний. Знаете, что спасло? Осознание: все это нужно не просто испытать, а удержать в руках.
— Ваша автобиографическая книга заканчивается историей о родителях, которые расставались «навсегда» 4 раза, но потом снова возвращались друг к другу. А вы готовы войти в одну реку дважды?
— Для меня самой недавно стало удивлением: оказывается, могу! Да еще как — с тройным рвением! (Смеется.)
Думаю, что книгу о моей жизни можно смело переименовать. Знаете, как назовем? «Бегущая по граблям»!