Бэйлен: Меня выперли из "Динамо", и я совсем не уверен, что мне стоит играть за сборную Беларуси

Бывший защитник минского «Динамо» Ник Бэйлен, выступающий сейчас в КХЛ за челябинский «Трактор» и имеющий белорусский паспорт, заявил о том, что не уверен, продолжит ли выступать за сборную Беларуси. Хоккеист также рассказал, как его выставили из минского клуба и отметил, что на май 2018-го, как когда-то и у Джеффа Платта, у него запланирована свадьба.

— В Минске, пока вы там играли, творились весьма странные вещи. Скажем, арестовали генменеджера.

— Мягко говоря, это меня удивило. Он прекрасный человек, обходительный, хорошо говорил по-английски, следил за тем, чтобы семьям игроков было комфортно. И его жена ему в этом помогала — она тоже говорит по-английски, общалась с женами хоккеистов. Не знаю, что там на самом деле произошло. И углубляться в это мне тоже не хотелось. Нам говорили, что Бережков невиновен. Что виновен на самом деле другой человек. Знаю, что Бережкова выпустили, признали невиновным. Говорит само за себя. Слышал, что у него все хорошо. Это была очень странная ситуация. Думаю, если бы он остался — в Минске все было бы по-другому. Это был бы куда более успешный и стабильный клуб. Были бы другие игроки и тренеры.

— Вы подписали письмо в его поддержку, когда его арестовали?

— Да. Почти все его подписали.

— Вы-то в курсе, почему Любомир Покович ушел?

— Как я слышал, он просил продлить с ним контракт, а ему сказали нет.

— А я слышал об ультиматуме и физическом давлении.

— Ничего не знаю об этом. Попробуй теперь разберись.

— Еще вы приняли гражданство Беларуси, но, сыграв в олимпийской квалификации, больше в сборную не желали возвращаться. Зря приняли?

— «Динамо"-то меня в конце концов фактически уволило. А это — по сути фарм-клуб сборной. И то, что Тодд Вудкрофт заставил уйти сразу двух игроков с белорусскими паспортами — говорит о многом. До того как я получил травму в своем последнем сезоне за Минск, мне предлагали продлить контракт. Причем обсуждались длительные сроки. От трех до семи лет. При том что до окончания соглашения было еще два года. Я хорошо сыграл в олимпийской квалификации, а меня в итоге просто выставили из клуба. После всего того, что мне обещали, после того, как я согласился отказаться от американского спортивного гражданства.

Теперь я не могу сыграть на Олимпиаде за сборную США. У меня даже шанса подобного нет. В течение четырех лет не смогу играть за американцев. При этом, чтобы вернуть американское спортивное гражданство, надо играть в Америке. Оглядываясь назад — это натурально дерьмовая ситуация. Мы проиграли квалификацию Словении, я не могу играть за США, белорусы теперь считаются легионерами в России, а возможность им не считаться была одной из причин, почему я брал гражданство, и меня выперли из клуба, с которым я подумывал продлить контракт на шесть лет. Знаю, что меня хотят видеть в сборной Беларуси. Но я совсем не уверен, что мне стоит за нее играть. Не сказать, что это была моя ошибка. Или их ошибка. Просто так сложились обстоятельства. Да и кто мог знать, что энхаэловцы не поедут на Олимпиаду? Но мне все равно трудно понять, как генменеджер, предлагавший мне подписать длительное соглашение, пригласил Вудкрофта, встал на его сторону и в итоге себя так повел, еще и пытаясь обменять за спиной у всех. Прекрасно характеризует этих людей.

— Представьте, что в апреле вам поступает предложение съездить на чемпионат мира.

— У меня свадьба в мае. Так что я не смогу поехать.

— А что вообще произошло между вами и Вудкрофтом? Какая-то адовая история.

— Хах. Началось все с того, что он не позвонил мне летом, когда только появился в клубе. При том что позвонил всем остальным легионерам и белорусским ребятам. Знаю, что у него был мой номер. Потому что он звонил моему североамериканскому агенту. И, что самое смешное, спрашивал у него, есть ли у него на примете хороший праворукий защитник. Он удивился, ответив, что у вас же, ребята, есть Бэйлен. Вудкрофт сказал: «Я знаю». Агент дал ему мой номер, но тот сказал, что номер у него уже есть. Так что еще перед началом тренировочного лагеря я понимал, что что-то затевается. Думал, что меня сразу обменяют. Ну, не сразу, а после олимпийской квалификации.

Я был в отличной форме после тренировочного лагеря, хорошо поработал, и, если честно, даже уже надеялся на то, что меня поскорее обменяют. Так было бы лучше и для меня самого, и для клуба, которому следовали постоянные вопросы, почему я не играю. Ведь я был признан лучшим защитником «Динамо» по итогам предыдущего сезона.

Белорусские ребята в команде постоянно спрашивали у меня, почему я не играю. Для них это было шоком. Ребята из персонала команды задавались вопросом, что это вообще за тренер, и не стоит ли его уволить.

И ладно бы ситуация нормально регулировалось, так ведь все это проделывалось очень уродливо. Скажем, на один из матчей меня оставили в запасе. Это нормально, ничего страшного, но сказать об этом ко мне пришел переводчик.

Канадец, идеально говорящий по-английски, присылает переводчика. При том что всем остальным Вудкрофт об участии или неучастии рассказывал сам. Мужества сказать мне все в лицо ему не хватало. Наверное, он боялся, что я не буду молчать. И меня в этом поддержат. Черт, лучше б меня обменяли. Из-за того, что меня по неведомым причинам держали вне состава, я и получил ту травму. Работал куда больше, чем нужно было, не вылезал из зала, чтобы вернуться в состав, и немного перетренировался. В итоге повредил мышцу, которую, как мне врачи говорили, никто и никогда из хоккеистов не повреждал. Пытался что-то доказать человеку, который даже брать меня во внимание не планировал, и вот результат.

— Говорят, вам запретили появляться в раздевалке.

— Он выставил меня и не только меня оттуда. И реально запретил там появляться. Всячески ограничивал общение с командой. И обвинял меня и других ребят в поражениях.

Я все могу понять, но у меня было 9 очков в 13 матчах при «+5». Мне даже интересно, в чем я виноват. Самое смешное, что он все ходил с какой-то выдуманной бумагой, объясняя игрокам, что в раздевалке должны быть только настоящие лидеры. Один из его помощников знал, что вообще происходило, и рассказал все высокому начальству. Там все были в бешенстве. Но генменджер отказался как-то регулировать ситуацию.