Почему анархия спасет феминизм (и это неизбежно и хорошо)
Как известно каждому образованному человеку, феминистки — люди злые. В том смысле, что они постоянно ведут борьбу, чтобы отнять у мужчин природой данные права: например, доминирование в политике или науке. Феминистки не стесняются даже заявлять, что женщина имеет право распоряжаться собственным телом: самостоятельно определять, как ей одеваться, что делать с волосами на ногах и со способностью рожать детей.
Феминистки требуют еще много чего такого, что противоречит «традиции». Но официально их не любят не за это. Феминисток не любят за то, что свои требования к обществу они выражают радикально (читай — «злобно»). «Злобная феминистка» — это расхожее определение для «классической», радикальной феминистки.
Бескомпромиссную борьбу за власть с мужчинами очень просто заметить, чтобы затем обвинить классических феминисток в неадекватности и нежелании смиряться с «природным» положением вещей. Именно злость и непримиримость радикальных феминисток часто становятся причиной для обвинений в попытках расшатать устои общества.
Действительно, радикальные феминистки злые. Станешь тут злой, когда нужно буквально десятилетиями доказывать, что телегония — миф, что аборт — право женщины, что насилие — вина насильника или что женщина имеет право на равную с мужчиной оплату труда. Как говорится, не могу поверить, что мне все еще приходится протестовать. Так что злость радикальных феминисток довольно легко понять и принять. Борьба не обходится без того, чтобы разозлиться самой и, разумеется, разозлить кого-нибудь еще.
Однако основная проблема классического феминизма в стиле Соединенных Штатов 1980-х — не злость и даже не борьба за власть. Вот уж за что это движение действительно можно упрекнуть, так это скука. Непроходимая, тягучая, как старая жвачка. Основная проблема движения — тоска по какому-то обществу, где все будут равны, а значит, нет различий.
Просто вообразите себе мир, где никакие индивидуальные различия не имеют значения. А ведь именно различия порождают в нас интерес к другому человеку, сильные эмоции по отношению к нему. Каждый человек отличается от другого на тысяче уровней — и это залог открытий чудных, гарантия не соскучиться с этим другим, научаясь с ним жить. В мире без различий нет места желанию, наслаждению, запретам, тайнам, да и всему остальному, что делает мир притягательным и интересным.
Справедливое общественное устройство в зеркале классического феминизма выглядит слишком просто: как перекресток, на котором стоит светофор, и зеленый свет постоянно горит для всех. При этом различия между участниками движения неважны. Так, некоторые классические либеральные феминистки выступают за запрет ношения бурки как символа порабощения женщины — и, таким образом, за ограничение прав культурных сообществ. Идея с постоянным зеленым светом для всех участников движения странная, учитывая, зачем вообще ставятся светофоры.
Половая принадлежность становится единственным знаком, по которому классический феминизм определяет набор прав, которого необходимо добиться. К сожалению, это стирает необходимость думать о других различиях, помимо половых. Учитывая, что феминистки достигают по крайней мере части своих требований, гибель индивидуальности могла бы стать настоящей несмываемой кровью на их руках. К счастью, не все феминистки обязательно классические и радикальные.
В 2016 году радикальных феминисток, в общем-то, не так уж много и осталось. Как и любое направление мысли, феминизм усложнился по сравнению с образцом 80-х. Появилось много сложных слов: квир-теория, интерсекциональность, анархофеминизм, трансфеминизм… И эти сложные слова начинают становиться все более и более популярными не только в западных странах, но и у нас, в стране «победившего феминизма».
Парадокс в том, что практически все, за что борются классические феминистки, достойно борьбы. Более того, во всем мире (даже в Беларуси) рано или поздно эти женщины добиваются выполнения своих требований. Так, в Беларуси, к примеру, женщины все же имеют доступ к образованию и реализации своих избирательных прав. Однако вопреки идее о том, что феминистки становятся тем радикальнее, чем больше уступок им давать, и вот уже вскоре заставят мужчин брить ноги, вряд ли это произойдет. Потому что по мере усложнения и увеличения количества инструментов анализа усложняется получаемая картинка.
Вместо установления матриархата, которого (не без повода) побаиваются мужчины, гораздо логичнее ожидать, что развитие общества приведет к распространению феминизма версии 2.0. Эта версия, я думаю, будет самой популярной, когда станет понятно: чтобы чувствовать себя защищенной и услышанной женщиной, нужно слушать и других людей тоже.
Поэтому идея справедливости-светофора с зеленым светом для всех скучная и простая, и к тому же неэффективная. Если цель светофора — сделать так, чтобы для каждого рано или поздно загорался зеленый свет, чтобы у каждого была возможность двигаться, то роль «светофоров» в обществе — научить людей уважать право другого на движение.
Традиция либеральной мысли, на которой классический феминизм во многом построен, уверена: человек эгоистичен, он в любом случае будет строить отношения с другими людьми по принципу власти и господства. Это значит, что человек (вне зависимости от пола) при любом раскладе будет устанавливать светофоры, чтобы избежать необходимости сознательно учитывать интересы другого человека. Такие светофоры не будут учить людей сотрудничать и договариваться. Они будут регулировать уступки, которые мы друг другу делаем.
Собственно, классический феминизм тоже не учит договариваться. Он предполагает, что «правильный светофор» даст всем те права, которых они заслуживают: средние права для средних потребностей. Однако в мире, где индивидуальность становится все большей ценностью, такой способ мышления отходит в прошлое так же быстро, как вы читаете этот текст. Что же приходит ему на смену?
Возможно, мысль о том, что различия не делают нас одинаковыми, а делают нас одинаково значимыми. Что иерархия, порождаемая «светофорами», не так уж типична для человека и попросту не нужна. В конце концов, во многих городах мира действуют «зоны свободного движения», где светофоров нет вообще, как и разделения на линии для машин, пешеходов и велосипедов. Как ни странно, в этих зонах трафик становится более безопасным для всех участников движения: объясняют это тем, что люди более внимательно относятся друг к другу, когда самостоятельно принимают решения.
Очень обобщенно можно назвать это анархией, все-таки именно Петр Кропоткин придумал, что основой социальной справедливости может стать только доверие к другому человеку, несмотря на все его отличия от нас самих. Если в обществе кто-то сильнее или слабее другого, кто-то талантливее или менее талантлив, это не заслуга и, что самое главное, не вина этих людей, говорят анархисты. Ситуация в жизни каждого не может влиять на право людей вести хорошую жизнь, удовлетворять свои потребности, выстраивать гармоничные отношения с окружающим миром.
Анархия в философском смысле — это не хаос и совсем не уничтожение государств. Идея анархии — в том, чтобы свобода каждого была свободой всех. Чтобы возможность человека реализовать себя, попутно договариваясь с другими, определила, как будет развиваться общество. Это значит, что нет никаких абсолютных законов истории: каждое общество развивается по-своему, в зависимости от того, какие правила установят себе сами люди (с оглядкой на очевидные природные ограничения). И совершенно не обязательно, чтобы эти правила были построены на угнетении одних другими.
Идеалистичен ли такой взгляд? Да. Реальна ли такая ситуация? Уж точно не менее реальна, чем уничтожение различий как таковых. Особенно учитывая, что классические либеральные и социалистические идеологии все больше изживают себя, судя по тому, что происходит в мировой политике. Возможно, анархизм на какой-нибудь новый лад станет той идеей будущего, которая решит неразрешимые для либералов и социалистов вопросы.
То же самое касается феминизма. Пока радикальное направление потихоньку уходит за ненадобностью, популярность наберет новая версия феминизма — без светофоров, но с уважением к различиям. Она, конечно же, сделает всех добрее, потому что доверие, взаимодействие, соглашение с другими людьми и попытки гармонично строить отношения с окружающим миром — это приятнее, хоть и сложнее запретов, наказаний и требований.
Но для начала мы все-таки добьемся равной заработной платы.