"Один день Ивана Денисовича": как гомельчанин стал прообразом героя
Юрий Глушаков, Sputnik.
"Один день Ивана Денисовича" был первым опубликованным произведением Александра Солженицына, и сразу же принес ему мировую известность. Многие считают, что появление на свет этого рассказа в корне изменило судьбу Советского Союза.
Коллективный портрет Ивана Денисовича
Считается, что образ главного героя Ивана Денисовича собирательный. Александр Исаевич в своем эмигрантском телеинтервью в 1976 году сообщил, что фамилию Шухов и некоторые внешние черты своего знаменитого героя он взял от солдата своей батареи, который никогда не был осужденным: "А его лагерная биография и его лагерное поведение — это уже было не его, а собирательное от многих заключенных".
Еще пишут о том, что в облике Шухова — заключенного "Щ-854", во многом выступает сам автор. Однако Солженицын достаточно четко расставляет здесь акценты: "Я пишу крестьянина, с его крестьянской хваткой, и хваткой зэка, однако что-то такое от собственного опыта обязательно вкладывается, оно вкладывается в кого угодно".
Так кто же стал лагерным прототипом Ивана Денисовича?
Дедушка с нашего двора
В моем детстве в соседнем подъезде типовой пятиэтажки жил статный, жилистый старик с окладистой серебристой бородой. У соседей он пользовался большим авторитетом — трезвый, рассудительный, и самое главное — мастер на все руки. Афанасий Корнеевич — так звали осанистого дедушку, был строителем и плотником, сам делал деревянную мебель и даже музыкальные инструменты. Еще он был художником и иконописцем. К нам, малолетней дворовой детворе, дед Афанасий был неизменно добр и благожелателен. В доме у него было немного загадочно — в углу таинственно мерцал под лампадой старинный иконостас…
Только недавно я узнал все подробности биографии доброго дедушки с нашего двора. Афанасий Шилов родился в 1907 году, в семье крестьян из старообрядческой деревни Огородня-Гомельская. Родители его умерли от тифа. Маленького Афанасия воспитывал отец его друга, кузнец Григорий Кожемякин — и вся староверческая община, которая всегда жила по традициям взаимопомощи. Подросток рос талантливым и старательным, и опекун предлагал ему ехать в Москву — на учебу в художественное училище. При этом обещал еще материальную поддержку. Но Афанасий отказался — не хотел жить за чужой счет, но только — собственным трудом. Как и многие гомельчане, "рукастый" парень пошел в артель рабочих-отходников, работавших в Москве.
Когда началась война, Афанасий Шилов пошел на фронт добровольцем. Он был "первым номером" в пулеметном расчете, защищал Москву в суровых боях зимы 1941 года. Потом его часть долго стояла в обороне на Калининском фронте. В окопах гомельский старовер стал кандидатом в члены партии. В августе 1942 года командование послала Шилова с другими красноармейцами собрать пропагандистские листовки, что раскидали немцы перед нашими траншеями. Один из этих листов Афанасий засунул за голенище — добротная бумага пригодится всегда, на обратной стороне можно, например, набросать рисунок. Листовку обнаружили… К этому времени Афанасий уже был на плохом счету у местных "особистов" — был замечен в том, что вслух выражал недовольство, почему к его пулемету только две патронные ленты, а во взводе — половина винтовок учебные. А еще громко возмущался, когда суровой зимой тыловые снабженцы завезли бойцам стеклянные фляжки, лопавшиеся на морозе…
Время было суровое — скорый арест, допрос, приговор. 5 октября 1942 года военный трибунал 47-й стрелковой дивизии осудил красноармейца Шилова на 10 лет лагерей по ст. 58-10 —"контрреволюционная агитация и пропаганда". Свой срок Шилов отбывал в разных местах — в центральной России и за Уралом. В пересыльном лагере с ним были, в основном, осужденные фронтовики-офицеры. Афанасий, как мастер на все руки, был в особой цене. Поэтому администрация долго держала его на пересылке и даже говорила: "Был бы ты просто уголовный — дальше Москвы бы не поехал. Но как "контрика" все равно придется выводить тебя на этап".
Когда зимой везли на восток, в промерзшем вагоне с тремя ярусами нар, до лагеря доехали только те, кто лежал на верхних нарах. Во время войны, когда все уходило "для фронта, для победы", и на воле жилось тяжко. Что уже говорить про заключенных. Однако Афанасий Шилов выжил — он многое умел делать своими руками. В том числе — хороший каменщик, он ладно складывал печки. Начальство приметило квалифицированного печника, и это спасало его от многих неприятностей.
Как гласит семейное предание, однажды Афанасий Шилов встретил невзрачного заключенного, такого же "лагерного бедолагу". Но судя по всему, это был грамотный человек. Разговорились — Шилов поведал новому товарищу свою историю. Тот и посоветовал бывшему красноармейцу — война уже кончилась, какая "контрреволюционная агитация"? Подавай прошение о пересмотре. И даже взялся юридически верно составить обращение, которое Афанасий и подписал. Отведенный на рассмотрение жалобы срок давно прошел, а ответ все не приходил. И вот однажды Афанасия Шилова вызвали на вахту — "определением Военной коллегии Верховного Суда СССР освобождаетесь досрочно".
В феврале 1947 года Шилов вернулся домой, в Огородню-Гомельскую — под надзор "органов". Но в колхоз, как и прежде, идти не хотел — завербовался на восстановление Гомеля. По иронии судьбы, он стал работать на строительстве нового здания областного управления КГБ, которое возводили на улице Билецкого. Два в одном — и надзор, и работа одновременно.
В апреле 1972 года Военная коллегия Верховного Суда СССР полностью реабилитировала Афанасия Шилова. В 1985 году его наградили орденом Отечественной войны II степени.
Один день Афанасия Корнеевича
В 1963 году Афанасию Корнеевичу приедет странная бандероль, без обратного адреса. В ней лежала книжка — "Один день Ивана Денисовича". В мягкой обложке, напечатана в издательстве "Советский писатель". И больше — ничего… Все стало понятно, когда на второй странице обложки получатель увидел портрет автора — это было фото того самого грамотного заключенного, что написал обращение о пересмотре дела Афанасия Шилова…
Эту семейную легенду корреспонденту Sputnik рассказали внуки Афанасия Корнеевича Игорь Яковцов и Олег Ваганов. Родственники убеждены, что одним из прототипов Ивана Денисовича Шухова был Афанасий Корнеевич Шилов.
Какие аргументы есть "про" и "контра"? Как и Шухов, Шилов — крестьянин, плотник и толковый каменщик. Как и Иван Денисович, Афанасий Корнеевич — прирожденный умелец, старается подработать в лагере всеми возможными способами. Иван Денисович работает не только ради лишней пайки хлеба — он самозабвенно отдается труду. Афанасий Корнеевич также просто не мог жить без инструмента в руках — и в свои 80 лет продолжал что то мастерить и придумывать. И Шухов, и Шилов — фронтовики.
Конечно, есть и отличия — Иван Денисович все время думает о душистой махорке, а Афанасий Корнеевич никогда не курил. Шухову жена в письме предлагает заняться расписыванием ковров, но он рисовать не умеет — а вот Шилов был одаренный художник. В любом случае, в облик героя Солженицына были включены черты различных лагерных персонажей.
Афанасий Корнеевич и проблема "советского тоталитаризма"
Афанасий Шилов был строго практикующим старообрядцем. В Гомеле он регулярно посещал Ильинскую церковь. Удивительно, но Афанасий Корнеевич, истовый старовер и бывший репрессированный, до конца жизни оставался убежденным сторонником Советской власти. По его мнению, социалистический строй в целом не был виноват в незаконных репрессиях. "Такое время тогда было…", — считал он и на склоне своих лет.
Если правдой является то, что появление "Ивана Денисовича" подорвало СССР, то мне довелось разговаривать с его возможным прообразом в сам момент крушения Советского Союза. Утром 19 августа 1991 года мы с друзьями встревожено обсуждали известие о путче ГКЧП. К нам подошел Афанасий Корнеевич: "Ничего, ребята, не бойтесь. Да, был я в сталинских лагерях. Хорошего мало, но жить можно было. По субботам нам показывали кино. Во время войны некоторые, при освобождении, не хотели уходить из лагеря — тут была крыша и хлеб, а на воле их никто не ждал…"
В целом вся жизнь Афанасия Шилова действительно перекликается с одним днем и с образом Ивана Шухова — несгибаемая жизнестойкость, вера в лучшее, и главное — культивирование труда как единственного средства придать человеческому существованию и смысл, и ценность. В любых условиях.