Галина АДАМОВИЧ: Снимать просто жизнь – этого мало

Картины белорусского режиссера-документалиста Галины Адамович рассказывают о нестандартных личностях – о бабушке, делающей скульптуры Христа из цемента («Боже мой»), о композиторе и матери троих детей, принявшей постриг («Инокиня»), о белорусской певице и клоунессе Светлане Бень («Праздник, который всегда»).

В этих фильмах много света, добра и любви. Призер многочисленных международных кинофестивалей Галина Адамович удостоена в этом году Специальной премии Президента Республики Беларусь деятелям культуры и искусства.

Сегодня Галина Адамович отвечает на вопросы корреспондента «СВ».

– Как кино вошло в вашу жизнь?

– Как у всех – в детстве. Было много ярких фильмов – советских, американских, индийских. Но фильма, который перевернул бы меня, не вспомню.

– А когда вы поняли, что кино – это ваше?

– Скорее не кино, а режиссура. Кто-то сказал, что режиссура – это не профессия, а черта характера. И это правда. Еще в подростковом возрасте я поняла, что мне очень интересно организовывать – время, пространство, людей. Вопрос был лишь в том, какой режиссурой мне хотелось бы заниматься. Я училась в музыкальной школе, пела под гитару. И думала, что, возможно, буду заниматься режиссурой эстрады. Но учиться по этой специальности можно было только в Санкт-Петербурге. Судьба сама расставила все точки – я попала в театральный институт, в мастерскую известного белорусского документалиста Виктора Дашука.

– Не боялись идти в документальную режиссуру, столько разговоров вокруг, мол, не женское это дело?

– А чего бояться? На самом деле режиссура сложна для всех. И для женщин, и для мужчин. Потому что не всегда получается снимать хорошее кино, быть первым. А мужчинам сложнее переживать неудачи. Женщинам можно отвлечься на детей, подруг, кухню, одежду.

– Что самое сложное в документальном кино?

– Отношения с людьми. Часто видишь изнанку жизни. И то, что интересно увидеть, потом не хочешь знать. В кино не показываешь, но в памяти все остается. Часто приходилось менять замысел картины, это тоже очень сложно. Трудно расставаться с мечтой.

– Как происходит поиск тем, героев?

– По-разному. Иногда все зарождается на уровне идеи. Так было в фильме «Мама придет» – про первые дни ребенка в детсаду. Тема действительно интересная. Был ребенок самым любимым и единственным, а потом его привели к чужим людям и оставили одного. Это первое столкновение маленького человека с обществом часто оборачивается для него стрессом. Я видела, как страдает мой ребенок, переживала сама. Поэтому сразу родилась идея. Долго искали детсад, удобный для съемок. Наблюдали за воспитанниками. Мальчик Тёма оказался самым эмоциональным. Он сильнее остальных ждал маму. Был бы другой ребенок – было бы другое кино.

– В то время как белорусские документальные фильмы получают признание за рубежом, в родной стране их не видят.  Но режиссеру наверняка интересно знать мнение зрителя?

– Кто-то шьет платья, кто-то их носит. Тот, кто шьет, может и не знать, где его платье. Ты сшил и отдал. Дальше оно живет своей жизнью. И мне важны не все мнения о моей работе. Стараюсь дифференцировать, кто и почему это говорит. На самом деле я и сама не всегда знаю, получилось ли у меня кино. И сама себе ставлю оценки. А проблема, что массовый зритель не видит документального кино, действительно существует. Иногда ставят фильм в телевизионную сетку. Но случайно. Нужна программа наподобие «Актуального кино с Людмилой Улицкой» на российском канале «Культура». Известная писательница выбирает документальное кино, которое ей нравится, и представляет зрителям. Интересна и «Документальная камера» с Андреем Шемякиным на том же канале.

– Есть ли темы, за которые вы никогда не взялись бы?

– Не думала об этом. Гораздо интереснее думать о том, что я сделаю. Не стала бы снимать о человеке неинтересном, живущем бытовой жизнью. Хотя в России сегодня это популярное течение. Снимается много так называемого «горизонтального» кино. Горизонталь – это простая бытовая жизнь. Но мне интересна вертикаль, когда человек стремится добиться большего, стать лучше.

– Режиссеры утверждают, что фильмы как дети, не бывает любимых и не любимых. А как у вас?

– Все связано с переживаниями во время съемок. Если кино снималось радостно, монтировалось легко, я его люблю. А если потребовало полжизни, да еще печень и кровь в придачу, не очень люблю. Хотя «Инокиня» монтировалась сложно. Но, наверное, призы и добрая реакция людей все плохое стерли.

– Как выходите из стрессовых ситуаций?

– Читаю, путешествую. Но чаще всего надо просто отоспаться.

– В вашей копилке почти каждый год появляются новые призы и награды, как относитесь к ним?

– Спокойно. Призы важны поначалу, когда делаешь первые шаги в профессии. Они подтверждают твое право снимать кино. Конечно, каждый художник хотел бы быть признанным на родине и при жизни. Но ни одна награда не гарантирует, что следующий фильм у тебя получится. Каждый раз сложно делать фильм лучше, чем предыдущий!

– Людям свойственно мечтать, мечтаете ли о чем-то вы?

–  Давно стараюсь не мечтать, а делать, потому что знаю людей, у которых целая жизнь ушла на мечтания. Они так много мечтали, что в конце концов ничего не сделали. Когда мне хочется помечтать и подумать о том, как это будет, говорю себе: делай! И начинаю делать.