Либерализм в огне

19-20 октября в Греции прошла самая грандиозная народная манифестация за 30 лет. Стихийные вспышки протеста прошли в Риме, Берлине, Лондоне, акция «Захвати Уолл-стрит» прокатилась по Штатам. Выглядит как глобальный кризис капитализма. Неолиберализм как идеология, фундирующая капитализм последние 30 лет, вызывает у большинства европейцев примерно ту же нервную чесотку, которую слоган «Мир. Труд. Май» вызывал у советского человека в перестроечные годы.


Им хочется социального равенства. Им хочется государства, ориентированного на человека. Если бы кризис неолиберальной модели случился годом ранее, нет сомнений: портреты столпов сильной и процветающей экономики образца-2010 - Александра Лукашенко, Петра Прокоповича, Сергея Сидорского - появились бы на знаменах и вымпелах тех летучих бригад, которые штурмуют Уолл-стрит. Потому что любой утопии, в т.ч. утопии равных прав, нужен свой пример.

Для французских студентов конца 1970-х гг. таким живым примером был Мао, портреты которого стояли в любом украшенном кумачом будуаре детей богатых буржуа (а иные левыми взглядами не болели). Они полагали, что Китай показывает всему миру образец справедливого общества без эксплуатации человека человеком. Китай действительно выбился в лидеры - правда, не в 1978г., а спустя несколько десятилетий. И выбился как раз таки за счет предательства части своих прежних коммунистических идеалов, сотрудничества с миром западного капитала и эксплуатации человека человеком.

Беларусь сегодня - явно не пример для подражания: чиновники, которые говорят, что пару лет страна может обойтись без жилищной программы, вряд ли могут претендовать на то, чтобы стать иконами мировой борьбы за новый, справедливый мир. Хотя стремятся там, на Западе, именно к тому, к чему стремилась Беларусь. А еще раньше - стремился Советский Союз (и еще раньше - стремился Иисус, проповедуя об игольном ушке).

Общество равных социальных гарантий было такой же утопией, как общество равных возможностей, к которому стремился западный капитализм. В этом смысле можно говорить о равнозначности и схожести всех утопий в мире. Что в трудах Людвига фон Мизеса, что в трудах Карла Маркса - мы видим желание предложить модель, которая будет справедливой. Просто одни справедливость мыслят как право на труд и бесплатное медицинское обеспечение (и спокойную старость в мирной стране), другие видят справедливость в способности каждого стремящегося к прибыли в равной борьбе доказать то, что именно он, а не кто-то другой, с папой в администрации президента, - лучший. Первые - левые - видят путь достижения справедливости в государственной опеке, заботе, вторые - правые - уверены, что справедливость - это когда никто не мешает бежать к своей цели.

Возразить можно и тем, и другим, причем проще всего нам, белорусам, возражать левым, т.к. эта модель сидит у немалой части из них в печенках. Кто сказал государству, что оно лучше знает, как регулировать и распределять блага? Почему оно уверено, что распределяющие и контролеры - люди ангельских нравов? Впрочем, интересны тут не теоретические слабости этих двух моделей, а то, к чему привела их реализация на практике.

Как мы видим, стремление к неолиберальной утопии равных прав результировалось почему-то в построение общества, где все ждут от государства каких-то пособий и налоговых льгот. И когда те чуть-чуть сокращаются, на площадь в Афинах разом выходит 100 тыс. недозревших неолибералов. Капиталистическое общество «равных возможностей» в Западной Европе почему-то породило новый класс нахлебников, которые, не получив своего пайка, идут громить престижные районы и грабить магазины с выпивкой.

С другой стороны, построение «левой» утопии в Беларуси, а прежде - в СССР, который был пионером практического применения идеи всеобщего социального равенства, привело на деле к расслоению по массе признаков. Условно говоря, в самом справедливом в мире советском обществе заведующая овощным складом имела все, равно как все имел и МИДовский служащий с двумя загранкомандировками в год и валютой с сертификатом для посещения магазина «Березка». Их соседям по 9-этажному панельному дому доставалась в лучшем случае подгнившая картошка и куры ледникового периода - после долгого стояния в беспросветной очереди. И это мы вспоминаем о тех, кто жил в обычных панельных домах, не трогая высшую партийную номенклатуру и прочих небожителей.

В случае с утопией белорусской социальной справедливости мы видим, что, как только деньги у государства подошли к концу, стали сворачиваться именно социальные гарантии, которые бьют по наибеднейшим, о которых - в теории - такое общество должно было бы заботиться в ущерб интересам министров, депутатов и других категорий граждан.

То есть на практике происходит взаимное проникновение капитализма в социализм и социализма - в капитализм. Если бы не пресловутые социальные гарантии, испортившие Европу и заставившие бедноту и нелегальных мигрантов обнаглеть, возник бы кризис либерализма? Если бы в СССР завскладом и номенклатурщик имели бы на деле столько же материальных благ, сколько и обычный очкарик-инженер (ведь так говорится в марксовой теории!), то обанкротилась бы эта идеология? Нет! А стало быть, какую модель ни провозглашай идеалом, какие портреты ни вешай на стены в офисах - Маркса ли, Мизеса ли, - получится все равно какая-то мутная муть. Наполовину - то, наполовину - это. Потому как общества добра и справедливости быть не может, поскольку далеко не все проповедующие учение Христа на деле готовы к такой любви к ближнему и к такому самоотречению, как Христос.

А стало быть, единственным законом, релевантным для этих двух больших идеологий, является необходимость их взаимной смены в результате кризиса. Беларусь, кстати, единственная республика экс-СССР, не сильно голодавшая в начале 1990-х г гг. Не оттого ли тогда решили не менять социализм на капитализм? Во всем остальном - Европе теперь светит пришествие эры левых, ну а нам - плавное перенимание новых слов и терминов для разговоров о светлом будущем. Запомните эти слова: равные возможности, конкуренция, невмешательство государства.