Василий ТАРАСЕВИЧ
Суров, красив, непредсказуем и неприступен оказался Урал-батюшка для белорусских туристов
Ровно в четыре часа пополудни 27 июля поезд Минск—Архангельск увозил на Север шестерых здоровых мужиков, трех сильных до хрупкости женщин, девять большущих рюкзаков и пять байдарок — четыре классически стройных «тайменя» и одну красавицу «щуку». Да такую красавицу, что уже с середины похода Игорь называл ее любовно и ласково — Изольда Сигизмундовна. Мы ехали не просто на Север, а на Полярный Урал. Так уж получилось, что трое — Саша (Адмирал), Игорь (его зам) и Андрей — были там уже много раз. Еще трое — Николай, Ольга и Ирина Раз — были там по разу. И оставшихся трое — Ирина Два, Павел и Василий (я то есть) — ехали впервые. План маршрута следующий: поездом с пересадками до Лабытнанги, паромом в Салехард, «Метеором» вверх по Оби до поселка Шурышкары. Там становимся байдарками на воду и идем из Азии в сторону Европы вверх по рекам до перевала. Когда вода кончается, волоком переходим хребет, попадаем в Европу, становимся на воду, сплавляемся до станции Абезь и в обратный путь. Планируемая протяженность водно-пешего маршрута — 350 км, и на все про все — 17 дней пути.
Все мы — абсолютно разные люди, каждый на «гражданке» живет своей жизнью, кто-то встречается друг с другом, перезванивается, а кто-то просто «уходит под воду». Но каждый раз, когда проходит Новый год и зима начинает сдавать позиции, взгляды устремляются на Север.
Оживают телефоны, продумываются маршруты, складываются группы под эти маршруты. И вот уже лето с порой отпусков, которые подчас достаются непросто, поскольку нужно сразу и много и в строго оговоренное время. «Но коль втемяшится русскому человеку какая-нибудь блажь в голову…» Прав был, короче, Николай Васильевич Гоголь. И вот эти, как правило, абсолютно разные люди объединяются одной целью — походом: собраться, добраться, пройти, достичь…
Шурышкарский, понимаешь, Сор
Три дня в поездах, за окнами которых поочередно промелькнули Ярославль, Москва, Котлас, Микунь, Сосногорск, Печора, Инта, сотни станций, разъездов, полустанков.
Батюшка Урал во всей своей красе: озера, реки, леса, снега, каменные россыпи…
Пересечен полярный круг. Во всех подробностях рассмотрен столб с простыми стрелками-надписями: направо — Европа, налево — Азия. Пощекотал поезд своими колесами хребет Урал-батюшке, перевалился через него, и вот мы в другой части света — в Азии, в конечном пункте нашего железнодорожного путешествия — городе Лабытнанги (в переводе с языка хантов — Семь Лиственниц, а по рабоче-крестьянски — Лабытки). Переправа с левого берега Оби, на которой Лабытки стоят, на правый, где Салехард и «Метеор», на крыльях которого мы и попали в поселок Шурышкары — начальный пункт нашей водно-пешей одиссеи, место слияния большого озера Шурышкарский Сор и горной Оби.
Шурышкарский Сор встретил неприятным сюрпризом: сильно упала вода. Да так, что даже байдарка, у которой осадка всего 20—25 сантиметров, не идет, хоть стой, хоть падай. А выйти из нее нельзя, ноги вязнут в иле. Но пути назад нет. Идем на честном слове и на одном весле по руслу реки, которая впадает в озеро, а это совсем не прямая дорога от точки А до точки В. Пошел дождь, подул свежий ветерок, поднялась приличная волна, но выбора нет: дружнее на весла, и все тут. Погода менялась с необычайной быстротой: дождь как резко начинался, так моментально и прекращался, ветер менял направление, когда ему хотелось. Солнышко выглядывало из-за туч, и становилось жарко, пряталось — сразу холодрыга. Радуги вспыхивали то тут, то там. Потом вообще случилось что-то удивительное: солнышко выглянуло из-за туч сразу в трех местах — прямо, слева и справа. Подумалось: такие красивые оптические эффекты могут возникнуть только на Севере, и причина тому — «низкое» небо и невысокое положение солнышка над горизонтом.
Во время прохождения очередной мели порыв ветра шматанул байдарку, и в то время как мой капитан садился в нее, я чуток зазевался, получил по ногам и приземлился на пятую точку. Водичка уже в болотниках, а тут усилились и ветер, и дождь, и течение, разлетелись наши байдарки по озеру, как тополиный пух по ветру. Собрались, оценили ситуацию, поняли, что сегодня нам из Сора не выбраться, и двинулись к берегу для ночевки. Еще одна засада: до суши метров 20 воды, а байдарки уже на глубокой мели. И суша в итоге оказалась не сушей, а грязью, в которой ноги вязнут до колена. Только метров через сто — более-менее твердая земля, еще через двести — лесок с твердой землей, где можно разжечь костер и поставить палатки. Чапаем с полной загрузкой по этой самой грязи. Ира Два спотыкается, шлепается на пятую точку и не может вытащить сапоги из грязи. Мы с Колей идем мимо, берем ее под мышки и выдергиваем из грязеопасного места. «Щуку» с продуктами подтягиваем ближе к берегу, «тайменей» привязываем к вбитому в грязь-ил колу. Костер, палатки, ужин, просушки. И чей-то недоумевающий голос:
— Ребята, если начало такое, что же в конце будет?
Уходи, медведь, уходи
Утром поднимаемся, а вода еще упала, и наши байдарки стоят уже практически на берегу. Ввиду того, что фарватер, как и все озеро, достаточно мелкий, было принято решение: матросы идут пешком по берегу, а капитаны на веслах по фарватеру. Идем практически по дну озера, ищем место, где в него должна впадать нужная нам речушка Хольцеяган. Час, второй, пейзаж прежний — вода, полоска земли и никакой впадающей речки. Ага, похоже, нашли.
Капитаны на байдарках подходят ближе, берут нас, матросов, на борт, и все вместе идем на байдарках вверх по течению. Прошли немного — мель. Выходим, протягиваем байдарки, садимся, и через сто метров все повторяется снова. И так раз восемь. Потом, когда выбрались наконец на достаточно высокое и сухое место, сразу же попали под хороший ливень, тент натянуть уже не было сил, просто накрылись им. Мокрые, продрогшие, поставили палатки и совместили обед с ужином. Подкрепившись, взял спиннинг и минут через десять вытянул щуку. Первая рыба в походе и первая рыба, пойманная мной на Урале. По всем правилам ее надо было принести в жертву рыбацкому богу Шарабою, но прибежали девчата, подняли гвалт. Послушался их, и что вы думаете? Самые большие щуки в этом походе были потом пойманы не мной. Вот так, предрассудки предрассудками, приметы приметами, а что-то есть в этом мире…
Классическое походно-байдарочное утро. Завтрак от дежурных Паши и Иры Два. Недолгие сборы и вверх по Хольцеягану. Река стала глубже, илистые мели исчезли. Порядок движения байдарок произвольный, алгоритм четкий: минут 40—50 медленно-медленно идем, потом 10—15 минут быстро-быстренько отдыхаем. Во время отдыха извлекаем спиннинги, играючи ловим двух-трех щук на покушать, остальных выпускаем. Сейчас в Минске, когда рассказываю знакомым, что щук по три-четыре килограмма просто выпускали, смотрят на меня, как на идиота. Мол, зачем? Ну это так, к слову.
А на реке тем временем мели исчезли, но появились пороги и перекаты, через которые на веслах никак. Первый такой порог-слив прошли корабликом: бечеву к носу и корме байдарки, подаешь ее против течения под определенным углом — и оно «откидывает» байдарку от берега, экипаж идет по берегу и протаскивает-поднимает ее вверх по течению. Такой способ удобен против быстрого течения при достаточной глубине и возможности идти по берегу. Мы идем и вдруг натыкаемся на медвежьи следы. Размером чуть поменьше следа от моего сапога сорок пятого размера. Они долго, почти километр, тянутся по илистой полоске берега.
Пороги-перекаты — их корабликом не пройдешь. Подплываешь к ним на байдарке, тычешься носом, выходишь, если глубина позволяет (если нет — ищешь там, где это можно), берешь в руки чалку (веревку-бечеву, смотанную на рогульку), проходишь быстрое течение и каменистые мели и тянешь вслед за собой груженую байдарку. Это может быть и пять метров, а может и сто. После прохождения мели надо еще «мотыльком» впорхнуть в байдарку. Иногда это уже на спокойной и неглубокой воде, а иногда это прямо на быстрине, и глубина — пока позволяют болотники. Сначала садится матрос, потом капитан протягивает байдарку вперед, подальше от камней, сильно толкает ее вперед, запрыгивает, в идеале быстро, легко и непринужденно, в байдарку, а задача матроса — начать грести в этот момент и не дать байдарке свалиться назад — на камни. Проходили мы это, и вспоминал я прошлогодний поход по р. Умбе на Кольском: там шли вниз по порогам, а здесь вверх. И задавался вопросом: где же настоящая песня для взрослого мужика, вниз или вверх по реке, там или здесь? Пришел к выводу, что, как говорят белорусы, «абое рабое».
Зори на Хольцеягане тихие, а вот щуки просто бешеные. Оля на блесну 20—30 граммов вытянула щуку. Взвесили — 4,8 килограмма. Потом щука мотнула головой — колечко от весов осталось на пальце, весы улетели в воду, а сама щука с шумом упала на дно байдарки. Ей мы «отомстили»: выпустили в реку. А у Коли щуки сожрали и унесли с собой в глубину пару блесен. Потом через некоторое время щуку вытянул Андрей. Правда кому-то (или рыбацкому богу, или Уралу-батюшке) такая наша фартовость не понравилась, и следующие пять дней мы были без рыбы.
Правда, нам было не до нее: река становилась все уже, берега все выше, встречное течение все быстрее, пороги, перекаты все чаще. Глубинные места резко сменялись перекатами, на которых вода несется сильным встречным потоком, камни скользкие. Идешь и тянешь по ним байдарку. И лишь бы не поскользнуться и не упасть, поскольку последствия возможны самые «веселые». Плывешь, и перепад воды виден настолько, что ты понимаешь, что плывешь не просто против течения, а в гору. Я попытался подсчитать, сколько же перекатов мы прошли, и у меня получилось, около 15 за неполных три часа ходу. Вот так.
Мордокуст
Свернули с Хольцеягана на левый его приток. И хотя филологов среди нас не было, но нам хватило пару часов, чтобы, помучившись на узких, петлястых, с заросшими берегами и бешеным встречным течением ручьях, придумать новое слово: мордокуст.
Мордокуст — это когда кусты свисают над водой, когда ветки правых переплетаются с ветками левых, когда из-за их плотности и узости берегов ручья просто не видно, когда расстояние от уровня воды до веток — всего пара сантиметров, и ты, почти лежа в байдарке, пропихиваешь ее вперед, а каждая ветка так и норовит попасть тебе, извините, в морду лица. То еще удовольствие. Однажды, чтобы пройти всего-то метров сто пятьдесят через мордокуст до чистой озерной воды, нам пришлось сначала браться за топоры, потом выкидывать из байдарок по цепочке все барахло, помочь выйти девчатам и так до бесконечности. Зато после всех «прелестей» нескончаемой борьбы с мордокустом батюшка Урал вдруг расщедриваетя и «выделяет» для ночевки хорошее место, где много дров, много мягкого мха под палатки и много-много морошки. И понимаешь, что не так все плохо, что жизнь прекрасна и удивительна. Потому что усталость, надоедливая мошка, грязь под ногами и вода в сапогах — все это преходяще. А вот синие вода внизу и небо вверху, полоска зелени тундрового леса между ними и горы вдали, вершины которых слепят снежной белизной, и безбрежный простор — это навсегда. Подумалось даже: а если бы в Шурышкарах стали бы мы на спокойную воду, промахали лениво так и не торопясь веслами, да вниз по течению, смогли бы мы оценить так в полной мере эту красоту, этот простор, эти краски, что подкинул нам батюшка Урал? Наверное, нет. Вот эти мгновения, этот воздух и ощущения того, что ты где-то далеко от всей земной суеты и находишься действительно между небом и землей — это награда нам за болото по колено, за воду в сапогах, за мордокуст, за…
Десятый день по Уралу — и ни одного нового лица. Утром, днем и ночью тебя окружают только восемь лиц, которые близки тебе по духу и по цели. И батюшка Урал с его очередным сюрпризом: вода в Сезымягане, по которой идем, упала, и все камни, а их тысячи и разбросаны они на сотни метров вперед, повылезали наверх. Ну что же, глаза боятся, а руки вспоминают то, что делали: байдарки на гальку и вперед. Идешь — камни скользкие, становится глубоко — садишься в байдарку и вылезаешь через десять-двадцать метров — опять мелко. В отдельных местах перепады-водопады воды на двадцать—тридцать сантиметров, или пяти—десятиметровые участки с глубиной пять—десять сантиметров. Но мы прошли и это, а потом и Сезымяган решил на нас отдохнуть, раздался вширь, и мы спокойно, на веслах подошли к месту впадения его в реку Тань Ю.
Скажи нам правду, Адмирал
Согласно маршруту, наш путь должен был идти вверх по ней в сторону гор, потом волок примерно шесть километров до реки Лагорты. Однако здесь нас ждал очередной сюрприз: если в начале похода нам мешала низкая вода (никто не ожидал такого уровня, и никто не помнил, чтоб он был таким низким), то здесь — обратное явление. Уровень на метр выше обычного. Тань Ю — река с чистой водой и быстрым течением, на веслах вверх ее не пройдешь. Поэтому только корабликом. А чтобы идти корабликом, нужна полоска берега, по которой можно пройти. А высокий уровень воды как раз и затопил эту прибрежную полоску…
Мы стояли на левом берегу Тань Ю, осмысливали только что услышанное от Саши Адмирала, опустив головы в полном отчаянии, а вдали вверх по течению белели снежные вершины… Я уже давно нутром чувствовал, что мы не вписываемся в график, понимал, что не будет запланированной большой трехдневной дневки с возможностью для желающих подняться на Пайяр (самая высокая вершина Полярного Урала — 1470 м над уровнем моря), начинал понимать, что путешествие пешком в Европу через Уральский хребет все отдаляется и отдаляется… Но когда наступил этот момент, когда было озвучено, что мы поворачиваем и уходим в обратную сторону от гор… Нет тех слов, способных передать наше глубочайшее разочарование. Каждый ведь хотел «перевалиться» через хребет, у каждого было желание добраться до Уральских гор, каждый был готов к стокилометровому волоку…
Почему не получилось? Может, потому, что никто не предполагал и не ожидал такой воды, и группа застряла в болотах, потеряла время. Или, наоборот, может, потому, что высокая вода на Тань Ю — и вверх не пройти корабликом, может, потому, что никто не ожидал таких ручьев и «мордокустов» — одно дело карта, другое — что мы имеем фактически. А может, потому, что батюшка Урал просто не пустил нас в свои владения — или мы чем-то его обидели, или еще не готовы морально, может, не до конца продуман маршрут. Наверное, все в куче, каждая составляющая что-то добавила к тому дню, когда повернули на запасной маршрут. Надо еще понять и то, что мы шли не по «стандартному» маршруту, когда группы нанимают вездеход, за 20—30 часов поднимаются в верховья уральских рек, становятся там на воду и сплавляются вниз. Мы же шли снизу вверх, мы сами поднимались по рекам из Азии до хребта, чтобы потом спуститься по быстрой воде в Европу. Но, видно, не судьба в этот поход и в этот раз.
Каждый переживал этот печальный походный поворот по-своему. Кто поспокойнее, кто поярче. Но все понимали, что жизнь на этом не заканчивается, и у нас есть еще неделя, которую мы можем полностью посвятить батюшке Уралу.
Позже, когда мы уже прошли реки Тань Ю и Варгатывка, опасное озеро Варгаты, поднялись по Войкару и наполовину осилили Хариус, когда туристические будни растопили этот осадок, на ужин был десерт. Игорь с Ирой Раз еще в Минске поспорили на 250 граммов халвы: перевалимся через Уральский хребет или нет. Проигравший честно «проставился», остальные добавили, и полкило деликатеса ушли с хрустом. Съели, чайком запили, и вдруг взгрустнулось.
Все понимали, что поход-2011 по Полярному Уралу подходит к завершению, завтра идем в обратную дорогу, к поселку Шурышкары. Одна разница: уходили от него на запад, а возвратимся с юга. Получилась у нас такая Шурышкарская кругосветка.
А чтобы завершить ее, остается нам пройти каких-то пятьдесят километров по горной Оби. Идем при сильном ветре, жмемся ближе к левому берегу: на середине к течению добавляются хорошие волны. Встречаются острова, которые «всплыли» из-за низкой воды. Чуть-чуть зазеваешься — и мель, пару раз даже выходили. Скажи кому, что пешком по Оби ходил, мало кто поверит, но так было.
Держимся плотно друг к дружке, чтоб не потеряться. Гребем — тепло. Остановились передохнуть — через пять минут холод пробирает до костей. Только движение — оно спасет и в этот раз. Для поддержания настроения поем песни. Что-то больше превалирует военная тема. Вдруг среди ночной тишины по моему веслу с правой стороны удар из воды: щука атаковала. Аж передернуло всего. Через пару часов увидели вдалеке огни. Светились вышки телевизионной и сотовой связи, которые расположены в Шурышкарах. Но до них еще надо дойти. Саша в очередной раз сверяется с навигатором, определяет курс. Мы резко принимаем влево (крутой правый поворот Оби — а там открытое пространство и нешуточные волны). Все это в полной темноте. Идем по кромке Шурышкарского Сора, потом пересекаем его и выходим в темноте прямо на пристань, от которой семнадцать дней назад мы отчалили в наш поход, в наш праздник.
Утром вспомнили, что осталась у нас в загашнике несъеденная щука. Выбрасывать жалко, решили обменять на что-нибудь в магазине. Дали нам за нее две булки горячего хлеба. Набросились на них, словно волки, схарчили мигом. В Ире Раз проснулся завхоз: «Пойду еще за одной». Пошла, — и обратно идет такая счастливая, обнимая и прижимая к груди третью булку. И она ушла следом и моментально, как дети в школу.
В поезде уже, когда каждый час приближал к родной сторонушке, вспомнились мне вдруг наши многочисленные костры, без которых не обходилась ни одна стоянка. Как-то вдруг четко и навсегда осознал, что костер — это не просто потрескивающие горящие дрова и приятный запах дыма, не физическое тепло, которое исходит от него, не возможность обогреться и приготовить чайку, а нечто большее. Это что-то такое, что разгоняет у собравшихся вокруг усталость пройденных расстояний и препятствий, поднимает вверх и уносит неизвестно куда всякие мелкие и обыденные проблемы. Мысли успокаиваются, лица светлеют, души вылазят из закромов и тянутся друг к дружке. И тогда среди просторов неизвестно чего: болота, леса, камней, тундры — под маленьким тентом — возникает уют, который невозможно променять ни на мягкий диванчик, ни на большой телевизор, ни на теплую квартирку. Дым костра — уже без него не представляешь жизнь. Лица начинают светиться улыбками, которые почти незаметно переходят в здоровый и дружный смех, и уже забыты все неурядицы: и дождь с утра, и ветер навстречу, и «почти не пройти»… День прожит, все позади, мы прошли, и остается только вспоминать и радоваться, что мы прошли, мы были там, мы не дрогнули и мы — лучшие.
На больших станциях мы выходили напоследок подышать Севером. Вот и на станции Печора выходим и слышим «Прощание славянки». «О, — думаю, — как нас встречают!» Оказалось, четверо или пятеро музыкантов просто поднимают проезжающим настроение, а себе благосостояние. Постояли мы, послушали: «Амурские волны», «Кадриль». Давно я хотел сделать это хоть раз в жизни и понял, что настал момент: достал из кармана российскую сторублевку, подошел к музыкантам: «Ребята, я из Беларуси, денег ваших немного, но если сыграете «Славяночку», буду очень благодарен». Парни переглянулись, встали почему-то и врезали так, что у меня, как вспомню звенящую медь трубы, до сих пор мурашки по коже.
Фото автора