Чернобыль: незаживающие раны ("The New York Times", США)

Это выглядит достаточно странным, но печать отметила 25 годовщину самой ужасной в истории человечества аварии на атомной электростанции материалами о животных. Два журнала, Wired and Harper’s, опубликовали пространные статьи о том, как возрождается животный мир в зоне отчуждения, расположенной вокруг Чернобыльской атомной станции на Украине

Все это, конечно, замечательно, однако, учитывая недавнюю катастрофу в Японии, хотелось бы также узнать ответ и на другой вопрос. А какова судьба людей, пострадавших от чернобыльской аварии?

Я лично знаю такого человека. Ее зовут Мария Гавронска (Maria Gawronska). Это молодая женщина тридцати лет, энергичная, умная и весьма привлекательная. Мария – полька по национальности, которая переехала на жительство в Нью-Йорк в 2004 году. Меня познакомила с ней моя невеста примерно четыре года назад. Девушка всегда, даже в самые жаркие дни, носила свитер с высоким, плотно облегающим шею воротником, который иногда называют «водолазкой».

Мария родилась и жила на севере Польши, в городе Ольштын (Olsztyn), расположенном на расстоянии 400 с лишним миль от Чернобыля. Ей было пять лет в апреле 1986 года, когда реактор атомной станции взорвался, выбросив огромное количество радиации, которую затем ветром разнесло по территории Украины, Белоруссии и, увы, Северной Польши.

«Сначала, - рассказывала мне Мария, - они сказали, что произошел взрыв, но никакой опасности не существует». Однако через несколько дней власти Советского Союза, скрепя сердце, признали, что на атомной станции случилась авария. Мария вспоминает, как всем давали таблетки йода и советовали не выходить из домов. Девочка сидела дома в течение двух недель.

По ее воспоминаниям, тогда люди говорили, что пройдут годы, прежде чем они узнают, как чернобыльская авария сказалась на их здоровье. Среди всего прочего, радиация оказывает разрушающее воздействие на работу щитовидной железы. Именно поэтому в таких условиях люди принимают таблетки йода – это необходимо, чтобы снизить до минимума количество радиоактивного йода, которое вобрала в себя щитовидная железа.

Как и следовало ожидать, за последние двадцать пять лет в городе Ольштын и его окрестностях сильно выросло число заболеваний, связанных со щитовидной железой. Мария рассказала мне, что сегодня целые флигели местной больницы отданы для таких больных. И это отнюдь не преувеличение. Доктор Артур Залевски (Artur Zalewski), хирург, оперирующий щитовидную железу, в беседе со мной подтвердил, что с начала 1990-х годов произошел резкий рост числа подобных заболеваний. Кое-кто из пациентов страдает от рака щитовидной железы, у других она увеличена или функционирует с нарушениями.

Вместе с тем, доктор Залевски предостерег меня от поспешных выводов. По его словам, нет никаких научных доказательств, подтверждающих связь между вспышкой заболеваний щитовидной железы и чернобыльской аварией. Причина этого отчасти кроется в упрямстве советских властей, а отчасти в том, что медицинский журнал The Lancet охарактеризовал бы как «существенные материально-технические проблемы». Дело в том, что эпидемиологические исследования, которые, возможно, помогли бы связать катастрофу с ростом числа заболеваний, так и не были начаты.

Все исследования в этой области, которые были предприняты, касались исключительно раковых больных. По данным журнала The Lancet, вполне возможно, что причиной роста числа случаев детской лейкемии и рака молочной железы в Белоруссии и Украине стала именно чернобыльская катастрофа. Однако в связи с «несовершенством плана исследований» их результаты не позволяют сделать окончательных выводов.

Между тем, когда я связался по электронной почте с матерью Марии, Барбарой Гавронской-Козак (Barbara Gawronska-Kozak), она была непреклонна: «Я убеждена - именно чернобыльская авария виновата в том, что люди страдают заболеваниями щитовидной железы». Барбара, которая сама является ученым (правда, не эпидемиологом), сообщила мне, что так считает каждый «обычный гражданин Польши». Ей самой пришлось перенести операцию на щитовидной железе через десять лет после катастрофы. Ее мать оперировали дважды. Ее лучшей подруге также понадобилась подобная операция, а однокласснице удалили зоб. По словам Марии, в ее семье только отец не пострадал от заболевания, связанного со щитовидной железой.

Примерно пять лет назад пришла очередь самой Марии. Дело в том, что у нее щитовидная железа настолько увеличилась, что защемила трахею, и девушке стало трудно дышать в определенных положениях. Конечно, именно это внешнее уродство и заставляло ее всегда носить свитер с высоким горлом. Специалист, практикующий в Нью-Йорке, сказал ей, что никогда не видел ничего подобного, однако предостерег против операции, объяснив, что при хирургическом вмешательстве существует опасность повреждения голосовых связок. Поэтому Мария решила вернуться в Польшу и сделать операцию в своем родном городе. В начале этого года она так и поступила.

Как и в случае чернобыльской катастрофы, пройдут годы, прежде чем мы узнаем, как авария на японской атомной электростанции «Фукусима-Дайичи» сказалась на здоровье людей, живших поблизости от нее. Хотя в атмосферу было выброшено меньшее количество радиации, она попала в воду, и даже в продуктах питания обнаружили ее следы. Все это заставляет задуматься о том, что делать с атомной энергетикой, которая соблазняет нас перспективой получения чистой энергии. Вместе с тем, всегда существует опасность катастрофы, если что-то на атомной станции пойдет не так. Это отнюдь не простые вопросы, и мы вспоминаем о них всякий раз, когда происходят аварии, подобные тем, что случились на станции «Фукусима-Дайичи» или в Чернобыле.

Для Марии, по крайней мере, все закончилось хорошо. Доктор Залевски, который ее оперировал, не испугался, увидев, как увеличилась ее щитовидная железа. Операция прошла успешно и никак не сказалась на функциях ее голосовых связок. Девушка даже выглядит еще более энергичной, чем раньше.

Мария рассказала мне, что, будучи в Ольштыне, она разыскала своих старых друзей. Услышав, по какой причине она приехала в родной город, «они смеялись и показывали свои шрамы».

Я встретился с девушкой вскоре после ее возвращения в Нью-Йорк. При встрече я не мог не заметить небольшой шрам у нее на шее – ведь она больше не носит свитер с высоким, плотно облегающим шею воротником.