Видео. Немецкие рядовые заговорили

Фильм двенадцатый.

Мы часто слышали и читали речи немецких полководцев. Но мало кому доводилось дать слово рядовым. В национальном архиве есть это их слово. В дневниках, изъятых советской армией. В наше время впервые в телевизионном эфире вы услышите диалог белорусского и немецкого солдата. То, что они вряд ли могли сказать раньше… < br>< br> 22 июня, не ровно в четыре часа, но где-то около того. Это не та дата, с которой принято вспоминать, как начиналась война. Эта дата важнее. С нее начала война заканчиваться. 22 июня 1944 года время, когда многие немецкие солдаты еще не знали слов «операция «Багратион», но уже поняли – что-то серьезно меняется.

– Мы знали, что это третья годовщина нашего нападения на СССР. Наша мораль изменилась, и наш боевой дух был потерян. Мы понимали, что проигрываем, – рассказывает участник Второй мировой войны Аугуст ЦВИСЛЕР (Германия). – После 23 июня мы начали отступать, и это не было организовано никак. Это была паника и просто бегство.

Операцию по освобождению Беларуси, знаменитый Багратион, последние лет 65 рассматривают исключительно с одной стороны. Со стороны геройского подвига советского солдата, который реализовал задумку пропагандистов, да и свое душевное устремление, и задушил «фашистскую гадину», вытеснил ее с нашей земли, загнал туда, куда и следовало. Подвиг тот неоспорим. И становится он только ярче, если изучить и другой взгляд. Взгляд советского врага.

ЧАСТЬ 1

Красивая война. Этот парадоксальный термин очень точно отражает то, что происходило в частности на территории Беларуси в сорок четвертом. Красивая война не потому, что люди красиво шли на смерть за родину и за Сталина. Красивая потому, что в планировании Багратиона лучшие умы советской армии мозговым штурмом в кабинетах высшей власти решали, как штурмом реальным добить тех, кто вчера считался непобедимым. Врага гнали с нашей территории. Тех, кто не успевал убежать, брали в кольцо. Большой военной кухней стала Беларусь, буквально покрытая крупными и мелкими котлами, в которых шли бои, когда линия основного фронта уходила далеко вперед.

На берегу Березины только сейчас все спокойно. В 43-м здесь было жарко. Бобруйский котел кипел. А шеф повар, генерал Рокоссовский варил врага по-своему. В успехе продуманной им операции сомневался верховный главнокомандующий – Иосиф Сталин – однако войска первого белорусского фронта за день прорвали немецкую оборону и ушли на сотню километров к западу. Это был тот редкий случай, когда Сталин признал свою неправоту. И еще до окончания операции дал Рокоссовскому Маршала. Этот памятник напоминание той славной истории.

Бобруйский котел – легендарная точка. В ней сошлись жизненные пути сотен солдат по обе стороны фронта. Многие остались там – расстрелянные в лагере для военнопленных, добитые в лесу партизанами, отважно погибшие в прямом бою. Немецкую армию «Центр» из Беларуси выбивали необычно. Немцы ждали прямого удара. План, предложенный Рокоссовским и со скрипом одобренный Сталиным, развел советские войска. Клещами они сжали противника в кольцо. Как оказалось, этот маневр был ключевым.

– 22 июня 44-го началось наступление русских, это было ужасно, это самое ужасное воспоминание о войне, которое у меня сохранились, – вспоминает участник Второй мировой войны Герхард ИМБРАГЕН (Германия).

Герхард Имбраген. По иронии судьбы его призвали в армию только в сорок третьем, а в Беларусь отправили аккурат накануне «Багратиона» – к июню сорок четвертого. Судьба упорно играла с ним в поддавки. Его ранили в первые же дни на фронте. И отправили в мирный на вид лазарет под Марьиной Горкой. В немецком лазарете в белорусских казармах он впервые увидел и советское гражданское население, и партизан, которых здесь тоже почему-то лечили, и своих братьев по оружию. Его лечили быстро и так же быстро расквартировали под Бобруйск после выздоровления. Тогда для него началась война.

– Нам не давали каких-либо советов, что мы должны делать в случае захвата в плен, но нам внушали рыцарские правила чести – нужно сохранять честь и достоинство в плену, – вспоминает Герхард ИМБРАГЕН (Германия).
 
Писать о своей жизни в маленькую книжечку. Казалось бы когда? Оказалось – было когда. Немецкие солдаты через одного вели дневники. Хоть это и было формально запрещено. Вот выдержки из официальных распоряжений немецкого командования.

«Солдаты, берущие письма и дневники на передовую линию, могут в результате небрежности совершить государственную измену и, в этом случае, будут привлечены по окончании войны к ответственности. Все начальники должны немедленно поставить в известность подчиненные им части о том, что может произойти. Ведение личных дневников разрешается только там, где они ни в коем случае не могут попасть в руки врага».

И дневники попадали в руки советских воинов. А от них кочевали в другие руки. Если в тетрадках и блокнотах, кроме личной жизни, не было секретных данных, их отдавали пропагандистам-идеологам. Им оставалось только опубликовать рукописные тексты. Которые, и без правок, укрепляли дух советских воинов. И ломали дух солдат немецких.

Из дневника полковника Артура Юттнера, командира гренадерского полка 383-й пехотной дивизии: «…Крайне враждебное отношение местного населения… Стоит зайти в деревню, как из ближайших домов по нам открывают огонь… Унтер-офицер Рёкель так тяжело ранен, что мы вынуждены его оставить после того, как несли около 500 метров…»

Полковник Юттнер бежал из бобруйского котла и лесами шел к своим. Такой путь прошли многие немецкие солдаты. С их зрения они совершили подвиг. У детей советского народа называть это подвигом не получается. Путь Юттнера прошел и Герхард Имбраген. Он сохранил свой дневник. Он спас его от пули. Она попала бы точно в сердце, не лежи рядом маленький блокнот. Простреленный дневник Имбраген плотно перевязанным. Все, что было, он помнит и без подсказок…

– Они Гитлеру верили, как мы Сталину. Если бы не было Гитлера, они были бы другими. Они ведь образованные и аккуратные. Хорошие есть. Но они захотели чужого богатства, – рассказывает ветеран Великой Отечественной войны Валентина ТЕСЕВИЧ.

Валентина Тисевич всю войну прожила на оккупированной территории. Как и все женщины из того прошлого, она знает, что такое, когда в доме остается только слабый пол. А сильный приходит. И не всегда это друг.

– Был страх. И днём и ночью. Потому что днём немцы приходят, а ночью партизаны. И ещё переодевались: немцы могли быть партизанами, а партизаны немцами, – вспоминает Валентина ТЕСЕВИЧ.

Свой интерес к немцам, как к людям она потеряла еще в первые дни оккупации. Специально с подружкой под благовидным предлогом прошли мимо клуба, где проходила вечеринка оккупантов. Незнакомые песни, необычные танцы…

– Война была полностью бесполезна, её не хотела молодежь, солдаты, – считает участник Второй мировой войны Отто БАРТ (Германия). – Только два массовых убийцы хотели её – Гитлер и Сталин. Уже сейчас известно, что если бы Сталин на тот момент был готов двинуться на Запад, то это бы и случилось, но Гитлер его опередил. Мы не хотели этой войны, мы были просто очень молодые люди, которых заставляли идти в другую страну, с оружием в руках, стрелять в людей, которые нам ничего не сделали.

Отто Барт. Универсальный солдат. Он не задавал вопросов командованию – зачем и почему. Он не думал о том, как работает пропаганда. Немецких солдат научили одному – действовать. Думать было кому и без них.

– Вообще такого понятия как «освободительная война» солдаты не знали, мы пришли и делали то, что нам приказали, хотя у нас постоянно возникали мысли, что это за приказы. Это было опасно для отдельных солдат, когда они не выполняли то, что им приказывали, – рассказывает Отто БАРТ (Германия).

Из дневника полковника Артура Юттнера, командира гренадерского полка 383-й пехотной дивизии: «30 июня. До 21 часа 30 минут прячемся в болоте, изнемогаем от усталости, время не движется, едим только сухие галеты, пьем болотную воду, невыносимая жара…»

Истории списаны как под копирку. Взял лошадь и друга и пошел прорываться через кольцо русского котла. Отто Барт тоже это делал.

– Это продолжалось 4-5 недель, когда мы двигались в сторону Запада и мы признаем, что мы очень хотели есть, нам было страшно и мы не знали что происходит, мы были полностью отрезаны от мира, мы боялись подходить к населенным пунктам, где были русские солдаты, питались травой, незрелой кукурузой, зернами, колосьями. Это привело к тому, что мы были больны, у нас был понос, голод, это было ужасное время, но мы его пережили, – вспоминает участник Второй мировой войны Отто БАРТ (Германия).

Из дневника полковника Артура Юттнера, командира гренадерского полка 383-й пехотной дивизии: «4 июля. В два часа добыли в деревне немного хлеба и пару куриц. Жители защищаются, стреляют из домов, у нас двое раненых. Ели чернику и щавель. Вода в болоте плохая, у людей рвота…»

– Сотни тысяч немецких солдат оказались окруженными восточнее Минска. И у них в этой группировке сложилось безвыходное положение. Они были отрезаны от своих, потеряли связь с командованием. Оказались на грани катастрофы, – рассказывает ветеран Великой Отечественной войны Валерий БЕРДЯЕВ. – Советские политорганы вели работу среди них, потому что это был благоприятный момент. Ваше единственное спасение – это плен. Маршал Рокоссовский издал приказ по войскам Красной армии, по войскам 1-го Белорусского фронта: «Немцев брать в плен, обращаться с ними гуманно. Оказывать необходимую медицинскую помощь. Разместить их в хороших помещениях. Давать им горячее питание». Этот приказ переведен был на немецкий язык и огромным количеством листовок был сброшен на немецкие войска.

Немецкая сторона знала о том, какими способами их солдат призывают сложить оружие. Ответ был один – на партизан посылали карательные отряды, мирное население увозили на работы в Германию, солдат – как пушечное мясо, бросали в порой бессмысленные атаки на советского противника. И у каждого немца была памятка, что делать в случае пленения. Гордо молчать. Без вариантов. Варианты, впрочем, появлялись. Когда немцы реально попадали в плен.

– И вот именно в плену немцы увидели, что такое душа русского человека, – рассказывает Валерий БЕРДЯЕВ. – Они видели русских не через прицел винтовки, а общались с ними лично, особенно те, кто работал на стройках, на заводах. У них не то что самые лучшие воспоминания о плене, но воспоминания не плохие. Жизнь то им сохранили.

ЧАСТЬ 2

22 июня, не ровно в четыре часа, но где-то около того. Это не та дата, с которой принято вспоминать, как начиналась война. Эта дата важнее. С нее начала война заканчиваться. Освобождение пришло не сразу и не ко всем. Каждая красная точка на карте, освобожденная боями советской армии в боях гитлеровскими войсками коричневой чумы, отдельная история. История Бобруйского котла завершилась 29 июня 1944 года. Город освободили, армия пошла дальше, а вместе с ней по лесам двигались партизаны и параллельно немцы, которые догоняли своих.

Из дневника полковника Артура Юттнера, командира гренадерского полка 383-й пехотной дивизии: «13 июля. Остановили повозку с местными жителями и спросили, где проходит фронт. Они говорят: «Фронт в Германии, Германия разбита»… Прошли мимо русского лагеря, нашли армейские газеты, которые освещали события под Слонимом, награждение русских генералов. Тем самым разрушилась надежда, что мы встретим фронт под Слонимом. В оставленном лагере противника нашли размокший хлеб и остатки сыра. Съели с волчьим аппетитом».

Найти конкретную точку боя в современном Бобруйске иногда сложнее, чем послевоенные следы немецких солдат. Плененные в Бобруйском котле немцы строили бараки. Сейчас полуразрушенные сооружения слабо похожи на комфортное жилье. Но здесь продолжают жить. В ожидании сноса.

В кадрах военной хроники эпизоды с пленными немцами смонтированы под бравурные марши. Народ-победитель решил, что отстраивать разрушенные города должны и немецкие солдаты. Они так яростно уничтожали поселения советского народа, что ярость вполне стоило бы погасить тяжелой отработкой.

Виктор Ильич пережил две войны. Точнее одну большую. Для него все началось ещё в тридцать девятом, а потом плавно перетекло в сорок первый и так день за днем до великой победы. Фронтовые фото висят в музеях. Он герой. Причем не только герой советского союза, но и герой народный. Один из тех, кто создавал бобруйское подполье. Через 65 лет он говорит то, что вряд ли осознавал во время войны.

– Нельзя понимать войну, как стенка на стенку, – считает ветеран Великой Отечественной войны Виктор ЛИВЕНЦЕВ. – Человек остается человеком. Нельзя считать, что каждый немец – это фашист. К хорошим, мы по-хорошему относились.

– На тот момент мы уже понимали, что такое страшная сила русские солдаты. Это действительно были смелые ребята, которые шли вперед, смелость которых не знала границ. Уже на тот момент мы уважали их смелость, – вспоминает участник Второй мировой войны Альфонс ХЭРТЛЬ (Германия).

Альфонс Хэртль пришел в Беларусь руководителем немецкого отряда. Он был молод и амбициозен. Сам говорит, что шел воевать хоть и не по доброй воле, но в приподнятом настроении. Армия с высоким боевым духом шла освобождать советских людей от большевизма. Почему-то никто из немцев не допускал мысли о том, что такого освобождения не нужно никому.

– Наше командование постоянно говорило и рассказывало нам, что мы должны делать. Постоянно повторяли, что любые контакты с гражданским населением были наказывались. Вплоть до расстрела. Мы слышали это всё время, – вспоминает Альфонс ХЭРТЛЬ (Германия).

Кто твой враг? Для солдат на этот вопрос ответ придумывал штаб. Советская идеология оперировала понятием «фашистская гадина», немецкая терминология была более строгой – как и сам язык. Русских солдат просто не считали людьми.

Памятка немецких солдат по борьбе с «бандитизмом» (обращение с гражданским населением): Расположить к себе забитое и недоверчивое население, проживающее в партизанских районах, можно лишь в том случае, если проявить подобающую корректность...
1. Русский обладает ярко выраженным чувством справедливости.
2. Русский ожидает от немцев помощи в борьбе за освобождение от большевизма.
3. Русский ждет признания своего человеческого достоинства.
4. Русский неописуем в своем гневе.
5. Русский кажется на вид тупым, на самом деле он наблюдателен, имеет хорошую память, он ничего никогда не забывает.
6. Русские чувствуют доверие к немцам, признающим в них людей

Немецкие солдаты до сих пор не могут ответить на вопрос – верили ли они в эти тексты. Многие солдаты и спустя шесть десятков лет не могут назвать людей людьми, они называют их гражданским населением. А все пересечения с этим гражданским населением – контактами.

– Позже мы, конечно, начали понимать, что шансов выиграть войну у нас почти не осталось, – вспоминает участник Второй мировой войны Альфонс ХЭРТЛЬ (Германия). – Но у нас не было выбора. Мы продолжали воевать. В бойцах, которые не выполняют приказы, нет необходимости. Нам неоткуда было узнавать новости, не было не телевидения, ни радио, вообще никакой информации. Нам никто ничего не объяснял, и мы не имели права ничего обсуждать. Да мы и не знали ничего… Нас заставили воевать, и мы должны были выполнять приказы. Что это за армия, которая не выполняет приказы? Поэтому мы не чувствуем своей вины как солдаты.

– Неправда! Разбирались, кто есть кто. И если выясняли, что не тот – расстреливали. Люди были готовы их разорвать на части за их зверства. Если бы они не хотели, не делали бы. Мы не хотели, мы не делали, – считает ветеран Великой Отечественной войны Зоя ВАСИЛЬЕВА. – Жестокие. Сколько девчонок половили. Цурку им подавай. Зачем они на нас напали? Поговорить? Нет, А мы им фигу!

Зоя Васильева – одна из тех, кто творчески прошел войну. Началась для нее оккупация с бегства из Минска, потом были танцы в Большом театре – она ещё до Великой отечественной закончила хореографическое училище – и партизанские будни. Она была в бригаде под гордым именем Маршала Рокоссовского. Ей выдали карабин, которым так и не довелось воспользоваться. И ей отдали честь сторожить пленного немца.

– Его привели и сказали — товарищи бойцы, он будет с вами. А он такой красивый и высокий. А наши люди они же хорошие. Они его оберегали, а потом посадили на поезд до Германии. Жалко их было. И этот наш красивый высокий говорил – это ненужная война, – вспоминает Зоя ВАСИЛЬЕВА.

Последняя запись в дневнике Артура Юттнера, датированная девятым августа: «10 августа 1944 года. На ротном пункте нас немного покормили…»

Мне дали знать, что наша дивизия распалась. Каждый спасался как мог, – рассказывает участник Второй мировой войны Аугуст ЦВИСЛЕР (Германия). – Мы с товарищем оседлали лошадей, запаслись провиантом и карабинами и ночью поехали в лес прорываться сквозь «русское кольцо».

Аугуст Цвислер. Его на войне как-будто сопровождал ангел-хранитель. Несколько раз он чудом избежал смерти. Однажды его неожиданно пришел сменить на посту у пулемета товарищ. Аугуст ушел и спустя пять минут от артобстрела погиб тот, кто сменил пулеметчика Цвислера. Позже, уже когда он с товарищами пробирался лесом на запад, их группу в 60 человек взяли в кольцо. Выжили только двое, в том числе Цвислер. А потом он встретился с партизанами.

– И тут на нас начали охоту ещё и партизаны. Это был второй по силе враг, – вспоминает Аугуст ЦВИСЛЕР (Германия). – Партизаны потрясающе умели прятаться и были хорошо вооружены. Они возникали буквально из ниоткуда, из каких-то тайников, которых было не счесть. В любом случае, страх попасть к партизанам был куда сильнее страха плена в русской армии.

Цвислер – один из счастливых немцев. Он узнал советский народ с другой стороны. Да, конечно, и он стоял на передовой и убивал своего врага. Отбивался до последнего. Попал в плен и вернулся на родину после. Но он навсегда запомнит не только то, как наши солдаты шли на смерть «За Родину». Он запомнит людей, которые не давали умереть человеку. Даже если этот человек – фашист.

– Нам удалось поймать двух зайцев и мы их тотчас же съели. А поскольку обувь наша никуда не годилась, да и босиком тоже не походишь, мы обвязали ноги заячьими шкурками, – рассказывает участник Второй мировой войны Аугуст ЦВИСЛЕР (Германия). – Через два дня я понял: с моей обувью что-то не то. Я обнаружил, что там завелись тысячи червей… В другой раз мы шли по лесу и вдали на поляне заметили женщину с коровой. Она подошла и обратилась к нам, немецким солдатам, на чистом немецком! Она спросила, не голодны ли мы? И мы просто не смогли отказаться от еды. Я вошёл в дом и увидел её мать, она готовила варенье.

Сегодня у Беларуси и Германии над головой одно мирное небо. И пока некогда стратегические, а теперь всего лишь географические точки – Минск и Берлин или, допустим, Штутгарт и Бобруйск, соединяют регулярные авиарейсы, где-то между воздушными коридорами все еще звучит эхо войны, ненужной ни небу, ни земле.

О том, что война действительно не нужна, спустя 60 с лишним лет скажут все те, кто воевал по обе стороны фронта. И добавят белорусы у себя на родине, а немцы у себя. К сожалению, ничего изменить уже ничего нельзя. Вот только напоминать людям об одной из самых больших ошибок 20-го века будут монументы, обелиски и братские могилы далеко не всегда известных по именам солдат.

– Скорее всего, человечество просто не может без воин, – считает участник Второй мировой войны Аугуст ЦВИСЛЕР. – Я уже в том возрасте, когда можно делать выводы. Когда я смотрю на то, что происходит сейчас, я понимаю – та война никого ничему не научила…

Автор:
Александр Галанский

Режиссёр:
Екатерина Н. Грибко

Режиссер монтажа:
Ольга Алексеенко

Операторы:
Андрей Дук
Олег Лапицкий
Руслан Гринкевич
Андрей Сержантов
Александр Шкарубо

Перевод:
Екатерина Мингалеева
Юлия Зыкова

Компьютерная графика:
Максим Алексеенко
Алексей Анацкий

Водители:
Олег Белявский
Сергей Юркевич
Анатолий Саевский

Администратор:
Алена Яхимович

Продюсер:
Наталья Вильтовская

Директор съёмочной группы:
Геннадий Солдатов

Руководитель проекта:
Людмила Ковалёва

В фильме использованы архивные материалы Белорусского государственного архива кинофотофонодокументов (г. Дзержинск), музыка John Ottman, Hans Zimmer, James Newton Howard, Alexandre Azaria, Dust Brothers

ВЫРАЖАЕМ БЛАГОДАРНОСТЬ:
Национальному архиву Республики Беларусь, Бобруйскому городскому исполнительному комитету, Народному союзу Германии по уходу за военными могилами и лично Качанович Людмиле Константиновне и Мартину Лунитцу.