Два ядерных реактора под Минском и подводники с крайнено Севера: какие тайны скрывал поселок Сосны
Компактный и мобильный ядерный реактор всегда был мечтой военных. Чего только не планировали — от бомбардировщиков с ядерным двигателем до атомного танка. Многие из таких проектов так и остались на бумаге, но кое-что все же было построено. И это кое-что создавалось прямо под Минском, в Институте ядерной энергетики Белорусской академии наук.
Стоит ли говорить, что все было чрезвычайно секретно и любое проявление любопытства к объекту на территории института могло закончиться в кабинете сотрудника КГБ. А там и в самом деле происходили интересные вещи. Например, зачем и для каких целей начали срочно строить закрытый военный городок рядом с поселком Сосны? И почему квартиры в новых домах инженерной части стали обживать офицеры подводного флота, переведенные с Камчатки, Гремихи, Северодвинска?
Сейчас ответ многие знают — здесь для военных создавалась первая в мире АЭС на колесах. Что она собой представляла и почему те, кто работал над проектом, рады, что «монстр» был уничтожен, читайте в новом материале проекта «Закрытый город».
Для чего нужен портативный реактор?
Военная инфраструктура СССР, расположенная в северных широтах и на Дальнем Востоке, была отрезана от централизованного энергоснабжения — привычных электросетей здесь не было. А станции РЛС, ракетные пусковые установки, связь, комплексы ПВО и другие объекты поглощают огромное количество энергии. В большинстве случаев все эти объекты запитывались от дизель-генераторов.
Решение проблемы военные видели в мобильных АЭС. Такие станции, укрытые в укрепленных ангарах, могли бесперебойно питать все необходимые системы, оставаясь недосягаемыми для ракетно-бомбового удара. При необходимости их можно было бы перемещать между военными объектами. Колоссальный запас энергии, высокая автономность и мобильность делали эти станции желанными в армейском арсенале.
Первые шаги были сделаны еще в 1950-е годы в Обнинске: после нескольких лет подготовки в 1961 году там создали передвижную атомную электростанцию ТЭС-3 на танковом шасси. Рабочая конструкция оказалась громоздкой и состояла из четырех гусеничных платформ. Безопасной такую АЭС назвать было сложно: для защиты от облучения вокруг двух первых машин необходимо было сооружать земляной вал. Проект свернули.
Над передвижной атомной электростанцией работали и за океаном. В США первый рабочий образец ML-1 построили в 1961 году. Размещавшаяся на трейлере система состояла из реактора и многоконтурной паропроизводящей установки с паровой турбиной. Станция могла выдавать 300 киловатт, правда, все время работала вполовину мощности. Две установки весили по 15 тонн, четыре вспомогательных по три-пять тонн. Всего установка успела проработать несколько сотен часов, и в 1965 году реактор остановили, а проект закрыли.
Позже разработку компактной ПАЭС «благословил» министр среднего машиностроения СССР Ефим Славский. С его подачи политбюро одобрило проект «Памир», который должен был повысить обороноспособность страны. При Академии наук БССР в 1965 году был создан Институт ядерной энергетики во главе с академиком Андреем Красиным, за плечами которого уже был опыт работы над ТЭС-3.
Перед учеными и инженерами стояла непростая задача: построить легкий и компактный реактор, который бы выдавал 630 киловатт, имел автономную систему охлаждения и мог работать даже в условиях Крайнего Севера.
Генеральным конструктором стал Василий Нестеренко. Ученый предложил использовать в реакторе для «Памира» не воду или расплавленный натрий, а жидкий тетраоксид диазота (N2O4), причем одновременно в качестве теплоносителя и рабочего тела — так как реактор замышлялся одноконтурным, без теплообменника. Это открывало путь к созданию компактной ПАЭС
Подводники в Соснах
В начале 1980-х годов прошлого века исследования подошли к этапу реализации. Военных специалистов, у которых был опыт работы с компактными реакторными установками, в стране было немного. Большинство из них служило на подводных атомных лодках.
В сформированную воинскую часть под Минском стали переводить военнослужащих с Камчатки, Северного флота, Балтики. Для многих это стало счастливым билетом — служить на подводной лодке было достаточно сложно, как и жить в военном городке на «краю земли».
Закончить службу в европейской части СССР считалось лучшим из возможных вариантов: новая квартира, цивилизация, школа и детский сад для детей, работа для жен. И никаких сопок и морозов. Поэтому желающих перевестись в БССР было много — десять человек на место.
Сюда люди приезжали после серьезных проверок. В итоге получилась интересная картина: в одном строю стояли военные специалисты из сухопутных инженерных войск и морские офицеры-подводники.
Одновременно с набором личного состава части рядом с институтом в срочном порядке началось строительство военного городка. Денег не жалели, жилье возводилось быстро. С момента строительства первого дома городок стал особым режимным объектом. Вокруг поставили бетонный забор, въезд — через КПП и только по пропускам. Интересно, что Сосны считались Минском, а вот городок — уже Минским районом.
Анатолий Парамонов в городок перевелся с Дальнего Востока. На флоте служил с 1970-го по 1983 год. На подводной лодке получил звание командира третьего ранга. До этого был командиром группы автоматики и телемеханики ядерной установки.
— Я не знал точно, куда еду — сказали, что это под Минском, но я точно понимал, что мне очень повезло, — говорит он. — Перебраться из-за Уральских гор ближе к центру страны в брежневские времена было непросто.
Перед офицерами-подводниками ставилась задача наладить не только выпуск реакторов, но и обучать персонал для работы с ними. В общем, программа была нацелена на долгосрочную перспективу.
— Это был начальный этап — нужно было исследовать работу установки в разных режимах, в том числе и аварийных, — говорит Анатолий Парамонов. — Установку еще необходимо было проверить в реальных условиях — не только в Институте, но и на испытательной площадке.
Для обучения персонала был создан и укомплектован преподавателями учебный центр. В 7,5 километра от городка построили площадку, где планировалось обслуживать и испытывать установку. Испытательный центр представлял собой четыре бокса с очень толстыми бетонными стенами, где предусматривалось изучение реактора в разных режимах, том числе и аварийных.
Площадка была секретным и особо охраняемым объектом. Периметр защищал бетонный забор с системой защиты от проникновения и возможной внешней прослушки «Радиан». Внутри находился еще один периметр из колючей проволоки.
В 1984 году площадку для испытаний почти достроили, но ее так и не успели запустить.
— Меня назначили начальником отделения по переработке радиоактивных отходов. Но все закончилось на этапе макетов — никаких отходов не пришлось перерабатывать, только имитировали. Все остановил Чернобыль. После аварии на ЧАЭС все вдруг вспомнили, что в нескольких километрах от этой площадки находится пионерский лагерь и школа, Минск также совсем недалеко.
Учитывая все обстоятельства, проект быстро свернули, городок передали инженерным войскам. Офицерам-подводникам предлагалось дослуживать на флоте. Но те, у кого уже была достаточная выслуга лет, на флот предпочли не возвращаться. Анатолий говорит, что он решил не уезжать и уйти на пенсию.
— Я рад, что программа закрылась. Ведь имея опыт работы на атомных подводных лодках, я знаю, что такое новая техника, к каким жертвам и каким последствиям она может приводить.
Предприятие, которое сейчас работает на бывшей испытательной площадке, называется «Радиан-Амкодор» и производит вполне мирную продукцию — аккумуляторные батареи.
Сегодня вход на территорию закрывает лишь шлагбаум и две вахтерши. Журналистов они пропустить отказались. Впрочем, смотреть там особо не на что: требующие ремонта здания, приспособленные под производство, и склады. А пройти на территорию можно и с «черного входа» — в ста метрах от КПП есть большая дырка в заборе.
При желании здесь можно арендовать офисные, производственные и складские помещения «в удовлетворительном состоянии» от 15 до 550 м².
Ядерный автопоезд
Белорусская мобильная АЭС «Памир 630Д» состояла из нескольких платформ. На трехосном полуприцепе МАЗ-9994 грузоподъемностью 65 тонн монтировался реакторный блок с биозащитой. Кроме него в прицепе находились система аварийного расхолаживания, шкаф распределительного устройства собственных нужд и два автономных дизель-генератора по 16 киловатт. В роли тягача выступал МАЗ-796.
Другая такая же связка была приспособлена для перевозки турбогенераторного блока с оборудованием электростанции. Дополнительно в кузовах двух грузовых автомобилей КрАЗ находились элементы системы автоматизированного управления защиты и контроля. Еще на одном грузовике был установлен вспомогательный энергоблок с двумя стокиловаттными дизель-генераторами. Как итог, комплекс состоял из пяти машин.
Все процессы внутри установки контролировались с помощью бортовых ЭВМ (в наличии было два основных компьютера и один резервный). Штат обслуживающего персонала — 28 человек. Их можно было доставлять к месту работы по воздуху, по железной дороге и морем.
С одной стороны, ученые добились успеха — установка работала. Но вот с передвижением были проблемы — огромный вес позволял перемещаться лишь по очень ровной бетонной дороге с черепашьей скоростью. Установку трудно назвать портативной — это был настоящий многотонный «монстр».
Всего было построено два экземпляра подвижной АЭС, один из которых проработал почти 8000 часов. После закрытия программы имеющиеся образцы разрезали. Ядерное топливо станций «Памир-630Д» из Беларуси вывезли в Россию только в 2010 году.
Сегодня о самом проекте напоминает только крышка реактора, которая стоит во внутреннем дворе института энергетических и ядерных исследований «Сосны».
Главная проблема «Памира»
Считается, что программу «Памир 630Д» закрыли из-за Чернобыля и недальновидности Михаила Горбачева. У сотрудника военной контрразведки Валерия Асинова другое мнение.
Проект он называет «экономической диверсией ЦРУ». То есть, считает он, это американцы подкинули идею передвижных АЭС. У них был опыт создания подобной установки (проект ML-1), и они на начальном этапе поняли, что при всех очевидных преимуществах работы над созданием и реализацией проекта требуют колоссальных вложений денег. Вот они якобы и подкинули эту идею, которую (возможно) подхватили советские ученые и успешно потратили миллиарды на ее реализацию.
По мнению Валерия Асинова, то, что передвижной реактор создать можно, еще не значит, что его нужно создавать любой ценой. Главная проблема «Памира» была в том, что им трудно воспользоваться: как его перебросить, например, на Крайний Север? Своим ходом он не доедет. Значит, его нужно перевозить поездом. Но до тех мест, где реактор должен служить, поезда не ходят и строить только для него железную дорогу обернулось бы беспрецедентными затратами — БАМ еще при царе строить начали, а все никак не достроят.
По воздуху установку мог перебросить лишь сверхтяжелый «Руслан». Но на Крайнем Севере пришлось бы строить в вечной мерзлоте аэродром, способный принимать такие самолеты. Но и успешная переброска не могла решить проблемы — дальнейшая транспортировка потребовала бы строительства хорошей дороги к месту работы. Даже трудно представить, во сколько бы еще это обошлось государству.
Те, кто имел непосредственное отношение к испытаниям установки под Минском, рассказывают, что с передвижением у «монстра» были проблемы. Небольшой отрезок по ровной бетонке от института до испытательной площадки «Памир 930» преодолевал всю ночь (днем это было невозможно — опасались американских спутников).
В первый же выезд вышла из строя одна из осей мазовского полуприцепа. И когда выяснилось, что ни один домкрат не сможет приподнять реактор, многие стали понимать бесперспективность всей затеи.
За время существования проекта потрачено очень много — создание института и испытательного центра, строительство секретного городка — это только видимая часть айсберга. Говорят, что затраты были сопоставимы с суммой годовых бюджетов нескольких небольших стран.
Чернобыльская версия
После Чернобыльской катастрофы партийные функционеры обрушились на исследования института, особенно связанные с ядерной энергетикой. Все это происходило при непосредственном участии генсека Михаил Горбачева, лично закрывавшего большинство передовых проектов. Так было и с «Памиром».
В 1986 году был отправлен в отставку министр машиностроения СССР 88-летний Ефим Славский, покровительствовавший проектам мобильных АЭС. И нет ничего удивительного в том, что в феврале 1988 года согласно решению Совмина СССР и АН БССР проект «Памир-630Д» прекратил свое существование.
Спустя год Горбачев запретил развивать проект боевой лазерной орбитальной платформы «Скиф». Генсек лично приехал на космодром Байконур и запретил запуск ракеты с динамическим макетом. После, когда благоприятное время для старта было упущено, а сама ракета подверглась сильному воздействую непогоды, старт разрешили. Но один из механизмов не сработал и результаты многолетней работы пошли прахом.
Жизнь продолжается
В 1990-х городок утратил свой секретный статус и стал вместе с Соснами микрорайоном Заводского района столицы. Старожилы говорят, что здесь с тех пор мало что изменилось — дворы и подъезды привычно поддерживаются в идеальном порядке, жители первых этажей высаживают под окнами клумбы с цветами.
Наталья Станиславовна приехала в городок в апреле 1984 года и с тех пор живет здесь, хотя и была возможность переехать в Минск — ее все устраивает.
— В 1984 году для меня кардинально изменились условия жизни, потому что в Гремихе, на базе подводников Северного флота в Мурманской области все было по-другому, — рассказывает она. — Подводники из Гремихи часто уходили в Северодвинск на полгода, а там общежития было не добиться, условия ужасные. Там было очень тяжело. Когда мы приехали в городок, нам сразу дали блок на две комнаты в общежитии. Помню, что когда я увидела наш номер на две комнаты с туалетом, умывальником, я сказала мужу: «Боже мой, Юра, как же здесь хорошо!» Уже в августе мы переселились в двухкомнатную квартиру — как раз достроли второй дом.
До развала Союза в городке успели построить 11 домов. Здесь жили и морские офицеры, и армейские, но все уживались мирно. Бытовые условия для работающих над «Памиром» специалистов создавались по всем меркам хорошие — жильем все обеспечены, детский садик прямо на территории городка, школа — совсем рядом, в Соснах, большой магазин «Военторга» со столовой на втором этаже. Чего не хватало в городке — с избытком было в Минске.
Многое из того, что есть в городке, создавалось руками подводников.
— Мы старались украшать наш городок. У нас были чудесные такие домики-избушки во дворах, персонажи сказок из дерева. Теперь этого всего нет — разошлось по дачам. А еще мы посадили много яблонь — весной городок преображается.
В 1988 году в Сосны пришла часть из ГДР, но порядки в городке остались прежние.
— Перед тем как проект закрыли, мы еще успели получить трехкомнаную квартиру, так как у нас было двое детей, — говорит Наталья. — В 1988 году часть сократили, некоторым подводникам пришлось уехать на флот дослуживать, но те, кому выслуги хватало для выхода на пенсию, предпочли остаться.
Нам можно было уехать в Севастополь, но мы решили остаться в Беларуси. Потом начались 1990-е, муж уволился, занялся бизнесом. Мы люди невзыскательные, и нам всего хватало. Был вариант переехать в город, но я отказалась, потому что здесь все соседи стали своими — наверное, как и везде в военных городках. Мы, подводники, знаем цену таким словам, как взаимовыручка, поддержка в трудных ситуациях, потому что на севере без этого не выживешь.
В объявлениях о продаже квартир в городке сообщается, что он находится в сосновом лесу, есть вся необходимая для жизни инфраструктура: детские садики, школа, магазины, банк, почта, гастроном. Плюс прямое сообщение с Минском. Цены на жилье здесь такие же, как и в столице.
Сейчас из городка каждые 15 минут отправляются автобусы до станции метро «Могилевская», он является частью Заводского района, но между обыкновенным минским спальником и городком разница чувствуется: в подъездах и дворах почти образцовая чистота, даже привычного граффити здесь практически нет, если не считать надпись на стене автобусной остановки «Цой жив».
Что может отпугнуть потенциальных покупателей недвижимости, так это городская свалка и нескончаемые потоки мусоровозов. Тысячи машин ежедневно проезжают по дороге по улице Павловского. Другого пути у них нет — старую дорогу, по которой возили мусор на полигон, закрыли из-за Тростенецкого мемориала. Местных жителей пугает перспектива размещения и большого городского кладбища — к мусоровозам добавятся катафалки?
Сам полигон не доставляет местным жителям дискомфорта — от запахов городок закрывает лесной массив. Но, по словам Наталии Станиславовны, иногда ветер приносит вонь как от канализационных стоков, и тогда в городке никто не открывает окна и на улицу стараются не выходить.
Инфраструктура в самом городке не сильно отличается от той, что была при Союзе. На месте магазина «Военторга» теперь «Евроопт», вместо столовой некоторое время был кондитерский цех, потом цех по пошиву шапок, теперь — фитнес-зал.
Кстати, «ондатровую шапку для солидных мужчин» можно и сейчас купить.
Детей и раньше, и теперь в городке много — группы в садике «укомплектованы».
В 2013-м и 2014 году построили два новых дома для военнослужащих — буквально под их окнами расположены две действующие воинские части.
— Опасались ли мы жить рядом с институтом, где создавали передвижную АЭС? Знаете, после того, как мы пожили рядом с атомными подлодками, уже ничего не страшно было. Опасения были, когда Чернобыль грохнул. Я считаю, что это больше повлияло на рост онкологических заболеваний. Тем более, что, насколько я знаю, реактор в Соснах заглушили.
Институт в Соснах продолжает работать. Его сотрудники проводят исследования в сфере ядерных и радиационных технологий в интересах различных отраслей экономики страны, работают над развитием атомной энергетики, разрабатывают методы обращения с радиоактивными отходами и отработавшим ядерным топливом, проводят фундаментальные и прикладные исследования в области ядерной физики, физики элементарных частиц, физики высоких энергий.