Белорусские программисты не жалуются на зарплату, но недовольны... климатом
20.02.2013 11:38
—
Новости Hi-Tech
Семь мужичков из поэмы Некрасова “Кому на Руси жить хорошо” исходили множество дорог, но так и не нашли ответа на интересовавший их вопрос. Чтобы найти тех, кому хорошо живется в сегодняшней Беларуси, мне не понадобилось далеко ходить. Достаточно было выйти в интернет. Этими счастливчиками оказались программисты.
Люди, благодаря которым у нас есть это средство связи и обмена информацией, а почти у каждого школьника мобильный телефон в кармане, включающий в себя функции персонального компьютера. Впрочем, не только интернет и мобильные телефоны — большинство современных электронных устройств, в том числе промышленные станки, не обошлись без вмешательства программистов.
Их готовит, например, ФПМИ (факультет прикладной математики и информатики) БГУ. До 1993 года он назывался просто ФПМ, тогда эта аббревиатура неформально расшифровывалась как “факультет, покинутый мужчинами”. У кузницы программистских кадров было ярко выраженное женское лицо. А преобладание в какой-либо профессии женщин в наших реалиях, как известно, означало, что эта профессия не престижна и плохо оплачивается. С тех пор ситуация сильно изменилась. Хотя первым программистом в мире была именно женщина, англичанка Лавлейс Августа Ада Кинг. Если вы захотите найти в интернете информацию по ключевому словосочетанию “женщина-программист”, то рискуете нарваться на такое определение: “Женщина-программист — это как морская свинка. Ничего общего ни с морем, ни со свиньей”. Само собой, издевательская характеристика придумана мужчинами. С тех пор, как в отрасль пришли большие деньги, они в ней полностью доминируют.
На сегодняшний день программисты являются самыми высокооплачиваемыми наемными работниками в нашей стране. Средняя зарплата в сфере, которая официально называется “деятельностью, связанной с вычислительной техникой”, составила в декабре 2012 года 13 миллионов 608 тысяч 671 рубль, то есть более полутора тысяч долларов. Во всем мире они относятся к классу высокооплачиваемых специалистов, но в Беларуси программисты возвышаются над трудящейся массой как одинокая сосна на утесе. Только те, кто занят “финансовым посредничеством” (10.342.199 рублей), “производством кокса, нефтепродуктов и ядерных материалов” (10.030.871 рублей) и “деятельностью воздушного транспорта” (9.258.296 рублей), могут чувствовать себя на равных с ними. Зарплаты всех остальных в два, три, четыре раза ниже. Для сравнения: средний заработок социальных работников, находящихся в самом низу зарплатной пирамиды, в 4,9 раза меньше — 2.745.221 рубль.
Даже статистика зарплат в США, где разрыв между богатыми и бедными один из самых высоких, не вызывает такого острого чувства, что “здесь что-то не так”. Разрыв в зарплатах достигает десяти и более раз, но смягчается за счет большого буфера, многоступенчатого перехода от верха к низу. У нас же это выглядит как лестница с поломанными ступенями — три миллиона, семь, тринадцать, причем большинство как минимум в два раза не дотягивает до верхушки. Разница с европейскими странами будет, конечно, еще более разительной. Верхушка там вознеслась не так высоко, зарплаты основной массы отличаются не в разы, а на проценты. Кому-то это может показаться “уравниловкой”, зато ни у кого нет повода чувствовать себя обделённым.По сравнению с белорусскими программистами обделенными себя невольно почувствуют почти все, кто занят в экономике в роли наемных работников. Что же они собой представляют?
На запрос о том, какое количество граждан занято в “деятельности, связанной с вычислительной техникой”, и какой процент ВВП она создает, Национальный статистический комитет дал “Народной Воле” следующий ответ: “В 2011 году численность занятого населения, деятельность которого связана с вычислительной техникой, составила 32,9 тысячи человек, удельный вес валовой добавленной стоимости деятельности, связанной с вычислительной техникой, в ВВП составил 1%”.
Казалось бы, что такое 1% ВВП? Сущий пустяк, не о чем говорить. Но ведь за этой жалкой цифрой — ядро современных технологий, современной организации труда и основа всей коммуникации в сегодняшнем мире. Убери всю созданную программистами электронику — и современный мир рассыплется. Не говоря о том, что достаточно программистам взбунтоваться, превратившись в злостных хакеров, — жизнь застопорится: и самолеты летать не будут, и поезда перестанут ходить. Так что особый интерес к этой социальной группе вполне закономерен.
По информации специализированных интернет-ресурсов, среднестатистический программист — это мужчина в возрасте 25-26 лет, работающий в Минске. Конечно, программистам далеко до привычек “владельцев заводов, газет, пароходов”, их бытовая жизнь в общих чертах не слишком отличается от жизни сограждан. Не им принадлежат самые дорогие машины на улицах столицы и коттеджи в его окрестностях, не они носят часы за десятки тысяч долларов. И все же им необязательно недоедать, чтобы купить себе айфон или айпад. Они могут себе позволить класть понравившиеся продукты в корзину, не обращая внимания на цену, или вообще заказывать их по интернету. Да и посидеть в кафе для них не событие. Съездить за границу, хоть в Европу, хоть в Азию, тоже не проблема. В редких случаях, когда у программиста есть жена и дети, он в состоянии позволить жене быть домохозяйкой. Эти маленькие по западным меркам радости в наших реалиях многим покажутся непозволительной роскошью.
В оппозиционно настроенной среде бытует мнение, что сохранение нынешнего политического режима в Беларуси поддерживают несовременные граждане с низким уровнем доходов. А сторонниками перемен в первую очередь являются обеспеченные и независимые люди. Программисты обеспечены и мало зависят от государства. Большей частью они работают в частных компаниях, но, если понадобится, могут работать в одиночку из любой точки земного шара, лишь бы там было подключение к интернету. Кроме того, деятельность, которой они заняты, малопонятна белорусской власти и очень далека от нее. Совокупность этих факторов, по идее, должна делать программистов социальными новаторами, чуждыми любого консерватизма.
Чтобы выяснить, так ли это на самом деле, я опросил 30 программистов. Результат оказался неожиданным. Скажем, на вопрос о том, комфортно ли им живется в Беларуси, все ли устраивает или что-то хотелось бы изменить, чаще всего высказывалось недовольство... климатом. А так — “вполне комфортно”. Это не значит, что программисты в буквальном смысле слова поддерживают нынешний политический режим, как его поддерживают члены “Белой Руси”. Или что они готовы приветствовать любой зигзаг его политики, например, назначение Петра Петровича Прокоповича вице-премьером. Или что по вечерам они смотрят БТ... Ничего подобного! Многие даже не знают слов гимна “Мы, белорусы...” и не испытывают душевного подъема во время его исполнения. У них всего-навсего нет острой нужды в переменах.
Если подумать: почему тот или иной человек вообще может испытывать в них нужду? Если он не политик, который в результате перемен рассчитывает прийти к власти, чтобы осчастливить народ. Я не возьму на себя смелость дать исчерпывающий ответ на этот вопрос, но несколько причин нужды в переменах могу назвать. Это может быть физическая невыносимость условий существования, когда действительно нечего терять, кроме своих цепей. Невозможность полной профессиональной и личностной реализации в сложившихся условиях. Острое переживание вопиющей несправедливости существующего порядка. Наконец, стремление к лучшему будущему, к строительству которого ты готов приложить свои знания, умения, таланты и мечты.
Экономическим условиям существования программистов можно только позавидовать. Дело не только в размере дохода, а в том, что это заработная плата. Доход предпринимателя может быть значительно выше, но ему приходится рисковать, зачастую жить в режиме “пан или пропал”, тогда как программист пользуется преимуществами положения бюджетника, имея при этом достойные деньги.
Программист не только зарабатывает хорошо, он удовлетворяет еще и нематериальную потребность — в самореализации. Из 30 программистов, отвечавших на предложенные мной вопросы, большинство причиной выбора своей профессии назвали “интерес” (“с детства нравилось”, “я люблю то, что делаю”, “кайф”, “определенный склад ума”, “возможность творить”). Это если не уникальный, то довольно редкий случай по нынешним временам, когда обладатель профессии знает, почему ее выбрал, и это не конъюнктура рынка.
Значит, две причины нужды в переменах отпадают.
Как и вообще у технарей, у программистов снижено эмоциональное восприятие. Кроме того, среди них распространено несколько презрительное отношение к гуманитарным вопросам. Переживание несправедливости — это прежде всего эмоция. Несправедливость — понятие гуманитарное, а техника не знает морали. Если чисто технически белорусское общество функционирует, не задевая самого программиста, на всё остальное он способен смотреть спокойно.
Остается только один вариант. Раз уж программисты — это новаторский класс, техническое новаторство может возбудить желание новаторства социального. Обезьяна с гранатой опасна, а обезьяна с айфоном смешна и нелепа. Почему бы не подтянуть несколько отсталую социальную реальность до уровня новой технической реальности?
Программист Роман Максименко считает, что в этом-то и состоит главный недостаток программистского сообщества в Беларуси — в отсутствии открытий и свежих идей:
“Относиться серьезно к белорусской сфере IT можно было бы, если бы так случилось, что она — и вместе с ней все освоившие десятипальцевый метод ввода на клавиатуре индивиды — представляла бы из себя нечто большее, чем обычную плантацию обезьян, слепо клепающую день за днем абсолютно не нужные в контексте времени вещи. Тысячи приложений-однодневок под различные мобильные платформы, сотни тысяч неинтересных веб-страниц и бесчисленное множество программ для фиг знает каких нужд — вот в общем-то и всё, чем может похвастаться белорусский IT за последние десять лет своего активного существования. Мир не увидел никаких открытий, не узрел свежих идей и не проникся ничем новым благодаря белорусскому программисту. Да, теперь какой-нибудь Джон Смит из-под Лондона имеет возможность печатать свои фоточки “на лету”, пользуясь пятым айфоном. Но разве это может считаться хоть каким-то поводом для гордости? Вряд ли”.
Но в этом обвинении, брошенном своим же коллегам по цеху, как раз чувствуется тоска по идеям и открытиям. Если она присуща не одному Роману, возможно, программисты не так безнадежны?
Люди, благодаря которым у нас есть это средство связи и обмена информацией, а почти у каждого школьника мобильный телефон в кармане, включающий в себя функции персонального компьютера. Впрочем, не только интернет и мобильные телефоны — большинство современных электронных устройств, в том числе промышленные станки, не обошлись без вмешательства программистов.
Их готовит, например, ФПМИ (факультет прикладной математики и информатики) БГУ. До 1993 года он назывался просто ФПМ, тогда эта аббревиатура неформально расшифровывалась как “факультет, покинутый мужчинами”. У кузницы программистских кадров было ярко выраженное женское лицо. А преобладание в какой-либо профессии женщин в наших реалиях, как известно, означало, что эта профессия не престижна и плохо оплачивается. С тех пор ситуация сильно изменилась. Хотя первым программистом в мире была именно женщина, англичанка Лавлейс Августа Ада Кинг. Если вы захотите найти в интернете информацию по ключевому словосочетанию “женщина-программист”, то рискуете нарваться на такое определение: “Женщина-программист — это как морская свинка. Ничего общего ни с морем, ни со свиньей”. Само собой, издевательская характеристика придумана мужчинами. С тех пор, как в отрасль пришли большие деньги, они в ней полностью доминируют.
На сегодняшний день программисты являются самыми высокооплачиваемыми наемными работниками в нашей стране. Средняя зарплата в сфере, которая официально называется “деятельностью, связанной с вычислительной техникой”, составила в декабре 2012 года 13 миллионов 608 тысяч 671 рубль, то есть более полутора тысяч долларов. Во всем мире они относятся к классу высокооплачиваемых специалистов, но в Беларуси программисты возвышаются над трудящейся массой как одинокая сосна на утесе. Только те, кто занят “финансовым посредничеством” (10.342.199 рублей), “производством кокса, нефтепродуктов и ядерных материалов” (10.030.871 рублей) и “деятельностью воздушного транспорта” (9.258.296 рублей), могут чувствовать себя на равных с ними. Зарплаты всех остальных в два, три, четыре раза ниже. Для сравнения: средний заработок социальных работников, находящихся в самом низу зарплатной пирамиды, в 4,9 раза меньше — 2.745.221 рубль.
Даже статистика зарплат в США, где разрыв между богатыми и бедными один из самых высоких, не вызывает такого острого чувства, что “здесь что-то не так”. Разрыв в зарплатах достигает десяти и более раз, но смягчается за счет большого буфера, многоступенчатого перехода от верха к низу. У нас же это выглядит как лестница с поломанными ступенями — три миллиона, семь, тринадцать, причем большинство как минимум в два раза не дотягивает до верхушки. Разница с европейскими странами будет, конечно, еще более разительной. Верхушка там вознеслась не так высоко, зарплаты основной массы отличаются не в разы, а на проценты. Кому-то это может показаться “уравниловкой”, зато ни у кого нет повода чувствовать себя обделённым.По сравнению с белорусскими программистами обделенными себя невольно почувствуют почти все, кто занят в экономике в роли наемных работников. Что же они собой представляют?
На запрос о том, какое количество граждан занято в “деятельности, связанной с вычислительной техникой”, и какой процент ВВП она создает, Национальный статистический комитет дал “Народной Воле” следующий ответ: “В 2011 году численность занятого населения, деятельность которого связана с вычислительной техникой, составила 32,9 тысячи человек, удельный вес валовой добавленной стоимости деятельности, связанной с вычислительной техникой, в ВВП составил 1%”.
Казалось бы, что такое 1% ВВП? Сущий пустяк, не о чем говорить. Но ведь за этой жалкой цифрой — ядро современных технологий, современной организации труда и основа всей коммуникации в сегодняшнем мире. Убери всю созданную программистами электронику — и современный мир рассыплется. Не говоря о том, что достаточно программистам взбунтоваться, превратившись в злостных хакеров, — жизнь застопорится: и самолеты летать не будут, и поезда перестанут ходить. Так что особый интерес к этой социальной группе вполне закономерен.
По информации специализированных интернет-ресурсов, среднестатистический программист — это мужчина в возрасте 25-26 лет, работающий в Минске. Конечно, программистам далеко до привычек “владельцев заводов, газет, пароходов”, их бытовая жизнь в общих чертах не слишком отличается от жизни сограждан. Не им принадлежат самые дорогие машины на улицах столицы и коттеджи в его окрестностях, не они носят часы за десятки тысяч долларов. И все же им необязательно недоедать, чтобы купить себе айфон или айпад. Они могут себе позволить класть понравившиеся продукты в корзину, не обращая внимания на цену, или вообще заказывать их по интернету. Да и посидеть в кафе для них не событие. Съездить за границу, хоть в Европу, хоть в Азию, тоже не проблема. В редких случаях, когда у программиста есть жена и дети, он в состоянии позволить жене быть домохозяйкой. Эти маленькие по западным меркам радости в наших реалиях многим покажутся непозволительной роскошью.
В оппозиционно настроенной среде бытует мнение, что сохранение нынешнего политического режима в Беларуси поддерживают несовременные граждане с низким уровнем доходов. А сторонниками перемен в первую очередь являются обеспеченные и независимые люди. Программисты обеспечены и мало зависят от государства. Большей частью они работают в частных компаниях, но, если понадобится, могут работать в одиночку из любой точки земного шара, лишь бы там было подключение к интернету. Кроме того, деятельность, которой они заняты, малопонятна белорусской власти и очень далека от нее. Совокупность этих факторов, по идее, должна делать программистов социальными новаторами, чуждыми любого консерватизма.
Чтобы выяснить, так ли это на самом деле, я опросил 30 программистов. Результат оказался неожиданным. Скажем, на вопрос о том, комфортно ли им живется в Беларуси, все ли устраивает или что-то хотелось бы изменить, чаще всего высказывалось недовольство... климатом. А так — “вполне комфортно”. Это не значит, что программисты в буквальном смысле слова поддерживают нынешний политический режим, как его поддерживают члены “Белой Руси”. Или что они готовы приветствовать любой зигзаг его политики, например, назначение Петра Петровича Прокоповича вице-премьером. Или что по вечерам они смотрят БТ... Ничего подобного! Многие даже не знают слов гимна “Мы, белорусы...” и не испытывают душевного подъема во время его исполнения. У них всего-навсего нет острой нужды в переменах.
Если подумать: почему тот или иной человек вообще может испытывать в них нужду? Если он не политик, который в результате перемен рассчитывает прийти к власти, чтобы осчастливить народ. Я не возьму на себя смелость дать исчерпывающий ответ на этот вопрос, но несколько причин нужды в переменах могу назвать. Это может быть физическая невыносимость условий существования, когда действительно нечего терять, кроме своих цепей. Невозможность полной профессиональной и личностной реализации в сложившихся условиях. Острое переживание вопиющей несправедливости существующего порядка. Наконец, стремление к лучшему будущему, к строительству которого ты готов приложить свои знания, умения, таланты и мечты.
Экономическим условиям существования программистов можно только позавидовать. Дело не только в размере дохода, а в том, что это заработная плата. Доход предпринимателя может быть значительно выше, но ему приходится рисковать, зачастую жить в режиме “пан или пропал”, тогда как программист пользуется преимуществами положения бюджетника, имея при этом достойные деньги.
Программист не только зарабатывает хорошо, он удовлетворяет еще и нематериальную потребность — в самореализации. Из 30 программистов, отвечавших на предложенные мной вопросы, большинство причиной выбора своей профессии назвали “интерес” (“с детства нравилось”, “я люблю то, что делаю”, “кайф”, “определенный склад ума”, “возможность творить”). Это если не уникальный, то довольно редкий случай по нынешним временам, когда обладатель профессии знает, почему ее выбрал, и это не конъюнктура рынка.
Значит, две причины нужды в переменах отпадают.
Как и вообще у технарей, у программистов снижено эмоциональное восприятие. Кроме того, среди них распространено несколько презрительное отношение к гуманитарным вопросам. Переживание несправедливости — это прежде всего эмоция. Несправедливость — понятие гуманитарное, а техника не знает морали. Если чисто технически белорусское общество функционирует, не задевая самого программиста, на всё остальное он способен смотреть спокойно.
Остается только один вариант. Раз уж программисты — это новаторский класс, техническое новаторство может возбудить желание новаторства социального. Обезьяна с гранатой опасна, а обезьяна с айфоном смешна и нелепа. Почему бы не подтянуть несколько отсталую социальную реальность до уровня новой технической реальности?
Программист Роман Максименко считает, что в этом-то и состоит главный недостаток программистского сообщества в Беларуси — в отсутствии открытий и свежих идей:
“Относиться серьезно к белорусской сфере IT можно было бы, если бы так случилось, что она — и вместе с ней все освоившие десятипальцевый метод ввода на клавиатуре индивиды — представляла бы из себя нечто большее, чем обычную плантацию обезьян, слепо клепающую день за днем абсолютно не нужные в контексте времени вещи. Тысячи приложений-однодневок под различные мобильные платформы, сотни тысяч неинтересных веб-страниц и бесчисленное множество программ для фиг знает каких нужд — вот в общем-то и всё, чем может похвастаться белорусский IT за последние десять лет своего активного существования. Мир не увидел никаких открытий, не узрел свежих идей и не проникся ничем новым благодаря белорусскому программисту. Да, теперь какой-нибудь Джон Смит из-под Лондона имеет возможность печатать свои фоточки “на лету”, пользуясь пятым айфоном. Но разве это может считаться хоть каким-то поводом для гордости? Вряд ли”.
Но в этом обвинении, брошенном своим же коллегам по цеху, как раз чувствуется тоска по идеям и открытиям. Если она присуща не одному Роману, возможно, программисты не так безнадежны?