Посол Беларуси в Словакии: Нет гарантий, что на границе я не узнаю, что везу несколько миллионов для революции

Посол Беларуси в Словакии, экс-помощник президента Игорь Лещеня на днях подал заявление об отставке. До этого он записал видеообращение, в котором поддержал белорусов, вышедших на мирные протесты. TUT.BY поговорил с пока еще послом о том, как он решился записать видеообращение, зная о последствиях, чего боится и почему вопросы к политике, проводимой Александром Лукашенко, у него возникли только сейчас.

— Игорь Александрович, вы в МИД работаете с 1994 года, были помощником Лукашенко, то есть в этой системе вы довольно давно и представляли себе последствия такого видеообращения. Как вы решились записать его?

— Это вопрос внутренней культуры, внутреннего состояния человека. У меня действительно большая карьера, я четыре года работал помощником действующего главы государства. Но я горд тем, что после всех этих назначений, после всех постов мне нечего стыдиться, нет ни одного человека, который скажет, что я замешан в чем-то недостойном, для меня это важно.

Сейчас в Беларуси происходит народное движение, это не заговор мировых спецслужб, идею о котором, видимо, внушали омоновцам и силовым структурам. И, конечно, я был шокирован этими сценами избиения людей. Дополнительным стимулом к записи видео стала фотография избитого одноклассника моей дочери. Поэтому это видеообращение — естественный шаг.

Сейчас у меня часто спрашивают, боялся ли я. Честно говорю: и боялся, и боюсь. Но я перешел свой Рубикон, я сделал то, чего я не мог не сделать. Принимая решение о записи, я помнил о моих родственниках в Беларуси, о том, что я иду в никуда, поскольку за видеообращением последует мое заявление об отставке. Ситуация в Беларуси менялась каждый день, критическая масса нарастала, и в субботу, 15 августа, я созрел, понял, что я так больше не могу и должен сделать заявление. Если честно, я не ожидал, что мое обращение так разойдется по миру. Но также скажу честно: я это сделал не для того, чтобы просить политического убежища, это моя политическая позиция, я, конечно же, вернусь в Беларусь и буду там жить.

— Вы сказали, что боялись и боитесь до сих пор. Чего именно?

—  Никто не может гарантировать, что после пересечения границы Беларуси я не узнаю о себе что-нибудь новое: например, что я являюсь наркокурьером со стажем и при мне пара килограммов марихуаны или героина. Или, например, что я везу наличными несколько миллионов евро для белорусской революции. Приемы достаточно известны. Важно другое: важно, что я с удивлением обнаружил, что я единственный более или менее высокого уровня госчиновник и внутри Беларуси, и за рубежом, который сделал такой открытый шаг. Я знаю, что в понедельник несколько сотрудников МИД открыто проявили свою гражданскую позицию и уволились. Я чиновник, я понимаю чиновников, все они люди очень осторожные. Они думают о том же, о чем думал я: работа, обеспечение семьи, будущее.

Конечно, некоторые аспекты подбора руководящих кадров высокого уровня последнего двадцатилетия могут претендовать на яркие образы. Когда-то был такой российский и советский литератор Виктор Шкловский. Так вот, одним из символов кадровой работы мог бы стать памятник Виктору Шкловскому. За фамилию. И в военной форме. Дорогие соотечественники из числа жителей города Шклова и Шкловского района! Вас я обидеть не хотел. И вообще это только один из таких аспектов.

Но если всерьез, то я знаю, что к происходящему есть симпатии и со стороны осторожных чиновников. Вы знаете, почему больше ни один чиновник не сказал свое слово? Чиновники перейдут на сторону народа только тогда, когда они увидят железобетонную связь между людьми, которые массово выходят на улицы, рабочими и их стачечными комитетами, гражданским обществом и неким органом, который будет представлять интересы народа. Вот когда чиновники увидят лидеров, увидят связь, тогда они начнут думать.

И их решения должны выражаться не в таинственных символах в «эскортограммах», где вывод о единении с народом той или иной известной фигуры могут сделать только лучшие представители мировых спецслужб и специально обученные представители некоторых медиаресурсов.

Некий орган сейчас пытается создать штаб Тихановской. Я увидел в СМИ список членов координационного совета. Там есть совесть нации — Светлана Алексиевич. Как я понял, в этом списке участники объединенного штаба трех кандидатов в президенты и те, кто им помогал, интеллектуалы. Я не сомневаюсь в том, что все они не просто очень достойные, а очень самоотверженные люди, которые вынесли на своих плечах тяжелейшую предвыборную кампанию.

Но! При всем уважении, они — секретариат народа, а не его представители. Вот когда в штабе 70% участников будут представители крупнейших предприятий и отраслей, а не широко известные в своем узком кругу люди — еще раз подчеркну: пусть героические и замечательные — тогда это будет сила, тогда с этим советом будет разговаривать правительство, тогда почешут головы чиновники. Совершенно очевидно, что голос власти изменился, когда рабочие вышли из цехов и потребовали разговора с правительством, а не тогда, когда тысячи людей были на площадях — это для власти не аргумент.

Но то, что происходит сейчас в Беларуси, — уникальное явление. Правда, мы до сих пор видим массовое движение против чего-то и против кого-то, а это должно стать движением за что-то.

Может быть, я из своего братиславского далека что-то не понимаю, но сейчас есть базовые вещи и сейчас надо говорить о единстве нации, об одной цели. Люди выступили против того, что не слышали их мнения, сфальсифицировали голоса, избивали невиновных.

Да, есть безусловный позитив эпохи Лукашенко: есть престижные заводы, где многие получают приличные зарплаты и некий соцпакет — это должно остаться. Но к этому должны добавиться свобода волеизъявления, честные выборы, честное обсуждение с народом всех проблем государственного масштаба: будь то эпидемия, строительство АЭС и спорных заводов. Флаги не должны разъединять людей, человек с БЧБ-флагом не должен воспринимать в качестве врага человека с нынешним государственным флагом, и наоборот.

Несомненно, нужны новые, честные выборы. Наверняка уже кто-то собрал и обобщил доказанные факты фальсификации подсчета голосов. Кстати, по-моему, и по действующему законодательству такой поступок подпадает под уголовное преследование. Была массовая волна протестов против нечестных членов избирательных комиссий. Как вы думаете, какова будет линия поведения человека, которого заставили совершить что-то противоправное из-за боязни за свою семью, рабочее место и т. д.? Он предпочтет ориентироваться на того, кого боится больше. Сейчас — это власть. Это не только к вопросу об авторитете и представительности координационного комитета. Всегда должна быть открыта дверь для общественного понимания и поддержки тех, кто, пусть и достаточно поздно, признается в фальсификации… Вообще-то вспомнилась интересная практика. Когда-то у нас в Беларуси губернаторы получали ордена не по итогам пятилеток, а по итогам выборов.

— Игорь Александрович, вы были в системе почти 25 лет. Но вопросы к политике, проводимой Александром Лукашенко, у вас появились только сейчас. Почему?

—  А как вам на этот вопрос отвечали остальные бывшие чиновники? Есть одна очевидная вещь, которую не я первый говорю. На всех предыдущих выборах было очевидно, что Александр Лукашенко получает, условно говоря, 51%, то есть большинство голосов.

Но раз уж пошел такой разговор, то давайте «закруглим» тему моей работы в администрации президента, чтобы больше к ней не возвращаться. Когда меня назначили помощником президента по вопросам внешней политики, мне только-только исполнилось 34 года. Мне было интересно посмотреть власть изнутри и попытаться реализовать себя. Конечно, я проводил линию главы государства, пытаясь вносить какие-то свои предложения.

Многие, наверное, помнят специфику внешнеполитического положения Беларуси в 2002 году. «Мухи и котлеты» на Востоке, на фоне нараставшей конфронтации с Западом в условиях фактического закрытия Консультативно-наблюдательной группы ОБСЕ в Минске.

Я был горд тем, что в ноябре 2002 года на совещании у главы государства предложил компромиссный вариант решения конфликта с ОБСЕ. Практически весь декабрь 2002 года с небольшой делегацией я провел на переговорах в Вене, где 30 декабря 2002 года от имени правительства Республики Беларусь подписал меморандум о новом статусе присутствия ОБСЕ в Минске. В 2003—2005 годах я возглавлял работу по взаимодействию с офисом ОБСЕ. Создал хорошо отлаженный механизм координации действий различных ведомств. Согласовывали вплоть до того, кто, где, когда и какую позицию по определенному вопросу озвучит послу Хайкену или одному из его сотрудников. Разрабатывались и проходили по кругам ада бесконечных согласований проекты, которые, как говорят в Израиле, были очень кошерными даже по отношению к нашим белорусским идеологическим требованиям. Чиновники знали, что это вроде как надо, но наверху не очень-то и нравится.

По факту в 2003—2004 годах взаимодействие с офисом ОБСЕ в Минске было практически единственной позитивной ниточкой в отношениях с теми, кого у нас принято называть коллективным Западом. То есть удалось избежать полного перелома одного из двух крыльев внешней политики. Но пусть не спешат меня обвинять в русофобии. Моя большая семья — классическая иллюстрация славянского братства. У меня есть двоюродные братья и сестры, которые определяют себя как русские и украинцы и живут соответственно в России и Украине. Я — белорус и как государственник выступаю за сильную Беларусь и ее сбалансированную внешнюю политику.

Была ситуация, когда в одной из докладных записок на имя президента в качестве смежной боковой темы вставил мысль о том, что белорусский язык не должен рассматриваться в качестве языка оппозиции. Наверное, мелковато, но это тоже было. Я сам проявил желание вернуться из администрации на дипломатическую работу, все-таки чувствовал себя чужим. Очень часто внутренняя атмосфера там напоминала 1984 год: где-то — по Черненко, где-то — по Оруэллу.

— Вы знаете о реакции Владимира Макея на ваше видеообращение? Вы разговаривали с ним после этого?

— С Макеем я не говорил, это были другие люди. Реакция была бюрократическая: мне дали знать, что моя позиция не совпадает с позицией президента, который меня назначил. Я с этим согласился и поэтому написал заявление об отставке. В своем видеообращении я четко указал, что источником власти в Беларуси является народ, я представляю народ.

— Какие сейчас вообще настроения в Министерстве иностранных дел и у белорусских дипломатов, работающих за рубежом? Как дипломаты видят выход из нынешнего политического кризиса?

— Я четко осознаю, что после моего заявления мой выход на любого моего коллегу, моя попытка заговорить с ним может напугать его, негативно повлиять на его восприятие руководством ведомства. Для нынешней системы я уже враг, я не хочу компрометировать людей. Они сами должны сделать свой выбор. Мое заявление, наверное, стало шоком для сотрудников посольства. Они не знали о нем. Я принципиально не обсуждаю с ними этот вопрос. Я не хочу подставлять их.

— Когда вы возвращаетесь в Беларусь и есть ли у вас уже планы, чем вы будете здесь заниматься?

— В Беларусь я возвращаюсь совсем скоро. Планов нет. Мое видеообращение — не какая-то политическая многоходовка, это то, что во мне вызрело. Я вступил в новый этап в жизни, я действительно не ожидал такого международного резонанса. Сейчас это хороший повод думать о новой жизни, я — тот человек, который готов начинать новую жизнь в 52 года, энергии хватит. Сейчас для меня главное достойно завершить пребывание в Словакии, нормально въехать в Беларусь — убедиться, что я про себя все знаю, что я не наркодилер, что я не привез какие-то миллионы, а дальше будем смотреть. Свой Рубикон я перешел, у меня есть гражданская позиция, я готов работать с людьми, с обществом, с теми, кто хочет не играть в политику, а реально представлять интересы людей, чтобы власть с ними говорила.

Мы видим, что народ вышел на улицы, уже есть список в 300 человек, который можно передавать в суд, я имею в виду награжденных силовиков. У них уже ушли нотки сожаления о тех, кто случайно попал под раздачу, все вернулось на свои места — все было правильно, все было так, как надо. Поэтому очень важно, чтобы у всех нас было чувство единения гражданского общества, политиков, чиновников, особенно чиновников.

— Так, может быть, вы войдете в координационный совет? Не думали об этом?

— Я хотел бы сначала вернуться и поговорить с этими людьми. Я не знаю их программных установок. Но еще раз повторю, что совет — секретариат народа, и когда в совете 70% мест займут представители крупнейших предприятий, стачкомов, тогда с ним будут говорить. А до этого, что бы они ни решили, это будет просто клуб продвинутых интеллектуалов, а значит, уникальный момент, когда белорусы доказывают, что им важна не только колбаса, что им важно людьми зваться, будет потерян.

— Евросоюз сегодня обсуждает ситуацию в Беларуси. Велика вероятность, что в ближайшее время будут введены санкции. Как вы к этому относитесь?

— Вчера вечером мне позвонил премьер-министр Словакии Игорь Матович и пригласил к себе в офис. Почти два часа мы беседовали, я пытался создать ему образ Беларуси. В МИД и в Администрации президента могут перевести дыхание. Это не был сеанс сплошного очернительства. Я достаточно много говорил и о том позитивном, что сделал для Беларуси Лукашенко. Поскольку встреча проходила накануне сегодняшнего саммита ЕС по Беларуси, я обстоятельно аргументировал свою позицию о недопустимости введения экономических санкций против Беларуси и белорусов. Премьер-министр Словакии пообещал мне придерживаться именно такой позиции при обсуждении повестки дня. Вчера мне также вручили петицию о поддержке свободной Беларуси от имени 67 депутатов словацкого парламента.