«Фермеры могут дать импульс селу». Вице-премьер Субботин - о «Табакерках», «санкционке» и личном

Источник материала:

02.07.2020 16:09 — Новости Экономики

Вице-премьер Александр Субботин 1 июля приехал в Гродно — посетил табачную фабрику «Неман» и госкомпанию «Молочный Мир». TUT.BY поговорил с вице-премьером о развитии агропромышленного комплекса, барьерах для белорусских товаров и о том, что делать с убыточными сельхозпредприятиями.

Пост вице-премьера Александр Субботин получил 4 июня. В 2015—2017 годах он был замминистра сельского хозяйства, потом работал в Администрации президента, а в 2018-м получил работу в Москве, став членом коллегии (министром) по промышленности и агропромышленному комплексу.

«Что делать с „Табакерками“ — покажет время»

— Вы были на табачной фабрике «Неман». Какие впечатления от увиденного? Как вы оцениваете перспективы развития фабрики?

— Предприятие, конечно, передовое. Там все правильно и хорошо. Фабрика имеет четкую программу дальнейшего развития. Вообще, я уверен, что предприятие — не только станки, но и люди, которые там работают. И всегда говорю о личности в истории. Ведь, если есть толковый директор — предприятие успешное, нет такого руководителя — предприятие пытается выжить. И это не зависит ни от отрасли, ни от начального старта предприятия. На гродненской табачной фабрике есть толковый руководитель (Юрий Чернышев возглавляет «Неман» с 2005 года. — Прим. TUT.BY).

— Какие планы развития и какие проблемы обсуждали?

— Каких-либо глобальных проблем нет. Есть проблемы технического характера, требующего узкого рассмотрения в кабинетах. Необходима постоянная модернизация предприятия, требуется диверсификация экспорта предприятия. К тому же Беларусь должна поднять стоимость акциза до российского уровня. Можно долго говорить и просчитывать, выгодно это нам или нет, но мы взяли такое обязательство в ЕАЭС.

— Пошла ли на пользу «Неману» передача своей сети киосков «Энерго Оилу», которые стали «Табакерками»? Как вы относитесь к призывам общественности закрыть эту сеть?

— В этом проекте [между двумя предприятиями] идет плотное взаимодействие. Сейчас в мире наблюдается тенденция отказа от табака. Если мы идем в сторону здорового образа жизни, то мы все-таки должны уходить от продажи сигарет во всех магазинах и переходить на какую-то специализированную сеть, а что с ней делать в будущем — покажет время. Но заставить отказаться от сигареты курильщика нельзя. Пока он сам этого не захочет.

— То есть вы допускаете, что продажи сигарет могут снизиться. Но ведь «табачка» — один из главных налогоплательщиков региона.

— Получается, 38% в консолидированный бюджет [Гродненской] области дает «Неман». А это работа детских садов, зарплата учителям и врачам.

— Получается своеобразная вилка…

— Да, вилка и наша задача — найти оптимальное решение. Если мы повышаем акцизы, то сигареты становятся дороже. Люди будут возмущаться уже не тем, что продается много табака, а что сигареты стали дороже.

С другой стороны, если белорусские фабрики станут неконкурентоспособными, а рынок не терпит пустоты, их место занимает кто-то другой. Запретами мы можем стимулировать незаконный импорт табачных изделий к нам. Человек, который курил 20 лет, будет искать, где взять и откуда привезти сигареты.

Простых решений на эти вопросы уже не осталось. Каждый из них требует глубокого осмысления и имеет много тонкостей, которые надо учитывать, чтобы минимизировать какие-либо вредные последствия.

«Фермерство поможет толкнуть нашу сельхозотрасль еще выше»

— Вы сегодня также посетили ОАО «Молочный мир», посмотрели на производство. Одна из основных тенденций в Беларуси — объединение мощностей молокоперерабатывающих компаний. С чем в первую очередь связаны такие инициативы? Спасение утопающих?

— Я думаю, что аграрный комплекс Беларуси в целом развивается достаточно интенсивно. Это одно из тех немногих направлений, которое имеет под собой сырьевую базу. У нас нет своих полезных ископаемых, не считая калия, нефти, доломита, но есть земля. Поэтому мы должны не только не отставать, идти в ногу со всем миром, но и опережать какие-то тенденции развития сельского хозяйства, учитывая, конечно, зарубежный опыт.

Сейчас я вижу, что наше развитие должно идти по двум направлениям: развитие крупных хозяйств в интегрированные холдинги. Именно они, имеющие либо узкую специализацию, либо огромные производственные мощности, за счет вот этого объема, смогут минимизировать затраты на производство и получать в итоге более конкурентоспособную и дешевую продукцию.

Второе направление — это частный бизнес и мелкие фермерские хозяйства. Это производство чего-то аутентичного, экопродукта. Это не будет какой-то большой объем производства, но это будет качественный продукт, который можно продавать либо в магазинах на отдельных полках, или можно попробовать на месте.

Фермерство — это еще одна из сил, которая поможет толкнуть нашу сельхозотрасль еще выше. Какими бы мелкими не были такие хозяйства, но они, занимают те ниши, которые не интересны для крупных предприятий. И не исключено, что мелкий фермер через какое-то время вырастет до крупного производства.

Что касается молочноперерабатывающих комплексов, то их укрупнение — это нормальный процесс. Мировая тенденция сейчас такова, что основные игроки на молочном рынке имеют какой-то единый координационный центр. Яркий пример — Frontera Cooperative Group (новозеландская компания является крупнейшей в мире по экспорту молочной продукции. — Прим. TUT.BY) — она объединяет всех производителей Новой Зеландии и сама торгует на бирже.

— Для нас такой опыт может быть полезен?

— Я думаю, у нас есть ряд своих особенностей, но хорошее в таком подходе нужно и у нас использовать. Например, чтобы конкретное предприятие не само выходило на рынок, допустим, России или Евросоюза, а за него это делал бы такой координационный центр. В таком случае предприятия не будут дублировать затраты на вход на рынок и потом на конкурентную борьбу между собой. Лучше, чтобы был один координационный центр, который «взламывает» этот рынок и запускает туда предприятия и они, видя, на что этот рынок ориентирован, предлагают ту или иную продукцию. Центр же будет координировать все действия. Идея, конечно, сырая и требующая доработки, но, я думаю, — мы на верном пути.

— В 2019 году «Молочный мир» присоединил Щучинский и Дятловский сыродельные заводы. Есть ли уже положительный эффект от этого?

— Заводы могли бы и сами справляться. Но насколько это было бы успешно? Понятно, что флагман здесь — «Молочный мир». После присоединения предприятий его показатели немного снизились, но с другой стороны получились новые цеха, увеличилась сырьевая зона. Себестоимость конечного товара будет в будущем уменьшаться и уже этот холдинг станет более успешным как минимум на внутреннем рынке. Идет эффективное разделения производства — кто-то изготавливает один вид вид сыров, кто-то — другой. И такая система есть почти в каждой области нашей станы. Я думаю, что если все будет получаться, то можно попробовать организовать страновой холдинг. Но в какой форме это будет — я пока не могу ответить.

— В молочной сфере много заводов принадлежит государству. Хотя самый крупный игрок — «Савушкин продукт» — это частная структура. Весомую долю занимает «Данон», но и он был бы не прочь расшириться. Есть еще пару примеров участия белорусских и иностранных бизнесменов в молочных проектах в Беларуси (Туров, Ляховичи). Нужно ли увеличивать конкуренцию, привлекать частный капитал в эту сферу?

— Думаю, конкуренция нужна везде, за исключением вещей, которые имеют отношение к национальной безопасности. Там нельзя надеяться, что придет кто-то более успешный и что-то сделает. Национальную безопасность надо обеспечивать самим, будь то продукты питания или что-то другое. В итоге, скорее всего, мы придем к схеме государственно-частного партнерства, где и частный капитал, и государство будут иметь свои доли в предприятиях.

— Кстати, про аграриев. Продовольственный бизнес кажется лакомым, перспективным, с другой стороны — много разговоров об огромных долгах аграриев. Что делать с дотационными предприятиями? Может, стоит найти инвесторов, да отдать им обанкротившиеся совхозы?

— Где ж найти инвестора на убыточное предприятие? Как экономист, я бы сказал, что их надо отрезать и забыть про них, и тогда отрасль будет быстрее развиваться, но как гражданин, я понимаю, что там люди. И как бы мы рассуждали о таких предприятиях, если бы там работали наши родители? Если мы банкротим предприятие, то в той деревне постепенно исчезает почта, магазин и соответственно населенный пункт со временем исчезает, а хотелось бы сохранить наше село.

На самом деле тенденция такова, что убыточных сельхозпредприятий становится все меньше и меньше. Уже принято много указов на этот счет. Некоторые сельхозпредприятия санируются, некоторые — банкротятся, кто-то ищет инвесторов, кто-то укрупняет. Единого рецепта нет, у каждого это происходит индивидуально.

Что касается государственной поддержки, это — одна сторона медали. Село во всем мире дотируется, где-то более интенсивно, где-то — менее. Но все понимают, что это продовольственная безопасность. Но дотирование агросектора в Беларуси ежегодно уменьшается, и это естественный процесс. С другой стороны государство понимает, что для некоторых предприятий такое дотирование — плохо. Там думают: «В следующем году нам снова помогут, ничего не будем делать». На нет господдержка села не сойдет, но тенденция идет к уменьшению.

«Мы санкции не поддержали»

— Время от времени Россия возвращает нам «некачественную» продукцию. У Беларуси правда такие некачественные товары?

— Я скажу так — свою позицию надо отстаивать. Вот на «Молочном мире» если что-то случается, то они не ждут никакой помощи, а формируют команду и сразу же выезжают, проверяют факты и собирают всю информацию. И часто выходит, что вот этот сыр — это не их продукция, а кто-то наклеил свою этикетку, а предприятие такую продукцию вообще не выпускает. Если там нашли какое-то несоответствие, то они доказывают, что у кого-то продукт неправильно хранился. И получается, как правило, наше предприятие не имеет к данной ситуации никакого отношения. То есть это вопросы или к перевозчику, или к магазину. Или это просто контрабандист, который фасует товар, используя наш бренд. Такая собранная информация помогала, когда надо было ехать на встречу с российской стороной и отстаивать свои интересы, разговаривать. Но все партнеры слышат и умеют слушать, просто нужно аргументировано свою позицию, все изложить и рассказать. Тогда мы находим общий язык.

— Такие переговоры — это нервный процесс?

— Для переговорщика — да, это очень нервный процесс. Не все переговоры приятные, всегда сложно. Переговоры могут пойти совершенно по непредсказуемому сценарию, ко всему надо быть готовым. Не всегда удается что-то доказать, приходилось ездить и второй, и третий раз. Но кому-то это нужно делать.

— Россия часто упрекает Беларусь в поставках санкционной продукции. Насколько обоснованы упреки Москвы в том, что Беларусь стала перевалочной базой для нелегальных поставок санкционных продуктов из Европы в Россию?

— Вопрос непростой. Данный товар является санкционным для Российской Федерации. Мы же санкции не поддержали, и поступление такого товара на территорию Беларуси не противоречит законодательству. Если же продукция завозится к нам и только переупаковывается, то это делают определенные «предприимчивые» люди, и не всегда это, кстати, белорусы. Мы сами тех ребят, которые поступают вне правового поля, находим и наказываем. Все это делается в совместно с российской стороной.

Но есть еще и такой механизм, который был поддержан нашими партнерами в России. Например, когда к нам поступает мясо, мы его перерабатываем в колбасу, условно. Это уже товар с глубокой степенью переработки, он уже имеет другой таможенный код и на всех основаниях мы можем приклеить лейбу «Сделано в Беларуси». По аналогии можно взять тот же трактор, который собирается в России и где 90% частей например китайских, или канадских.

В ситуации с «санкционкой» много тонкостей. Основная масса претензий была к поставкам продуктов растениеводства — овощи, зелень, те же яблоки. Тогда приходилось нашей фитосанитарной службе Минсельхозпрода делать инспекции на наши предприятия и показывать, что у нас созданы мощности для производства, есть сады и склады, где в инертном газе хранятся те самые яблоки и груши.

Если говорить про завоз продукции из-за рубежа, то наша санитарная служба проверяет каждый фитосанитарный сертификат, проверяет, он выдан или нет. В год мы находим несколько тысяч несостоятельных сертификатов, а продукцию утилизируем, не пуская этот вал на территорию РФ. Все это согласовано с той стороной. Поверьте, работа проделывается огромная, просто мы это не показываем.

— Может стоит в таком случае ее показывать?

— Я думаю, это критически важно. Ведь речь идет и о репутации и страны, и санслужбы, и о качестве товара. Есть сформированный бренд — «белорусское качество». Считаю, что благодаря этому мы и торгуем сельхозпродукцией почти на 6 млрд долларов в год. Не хотелось бы, чтобы кто-то продавал под этой маркой некачественный товар.

— Сейчас правительство РФ предлагает усилить борьбу с «санкционкой» и ввести ответственность для транспортных компаний за перевозку попавших под запрет товаров. Как вы относитесь к таким мерам? Участвует ли белорусская сторона в обсуждении данных инициатив?

— Если честно, так глубоко я в тему еще не погружался. Как один из вариантов предотвращения несогласованного транзита — это работа в электронных системах, которые разработаны и скоординированы с системами России. Там их несколько. Например, «Меркурий» (система предназначена для электронной сертификации поднадзорных госветнадзору грузов, отслеживания пути их перемещения по территории Российской Федерации. — Прим. TUT.BY) или наша «AITS-Ветбезопасность». Системами сейчас пользуется достаточно много наших предприятий. Сам же процесс был начат давно — у нас есть система прослеживаемости скота. То есть, каждая корова чипирована, ведется электронный журнал — чем болела, чем питалась, сколько молока дает. Такая своеобразная медкарта. На предприятии, куда попадает молоко, видят, с какой фермы оно пришло. При этом каждая партия сливается в отдельный чан, и не смешивается. Каждый итоговый продукт сопровождается штрих-кодом, который позволяет считать, из молока каких коров был сделан, например, тот или иной сыр. Мы к этому давно шли, стараясь повысить прозрачность не только молочной отрасли, но и всего аграрного бизнеса.

«Беларусь не летит в Россию на всех парах»

— Много лет уже говориться о том, что белорусские производственные компании не попадают в программы поддержки в России, мол, уровень локализации не тот. Реально ли решить эту проблему?

— Если кратко — попасть в программу поддержки можно, но этим надо плотно заниматься не только на уровне предприятий, но и на уровне наших представителей в Евразийском экономическом союзе, а также руководителей отрасли, потому что процесс этот очень непростой.

— Но кажется, таких проблем в едином Евразийском экономическом союзе быть не должно. Насколько в настоящее время оправдывает ЕАЭС? И нужен ли он Беларуси?

— ЕАЭС — образование молодое, ему всего пять лет. За этот период только сформировалась нормативно-правовая база. И только в этом году начинают осуществляться живые процессы. Всегда что-то мешает ускорить этот процесс, но то что он идет — это факт. Мы воспринимаем какие-то вещи так, как будто они с нами были всегда — безвизовое перемещение между странами, возможность работать в России, например. Это все плюсы, за которыми стоит огромная работа и посольств, и МИДа, и Минэкономики.

— Да, но может есть какие-то плюсы, которые с лихвой перекрывают все сложности?

— Я думаю, плюсы будут такие — снятие барьеров для наших товаров, безбарьерный доступ к госзакупкам, взаимное признание дипломов. Конечно, нам интересен рынок Российской Федерации.

— А наши предприятия не боятся, что в ответ российские товары заполонят белорусский рынок?

— Боятся. Это одна из причин, почему мы не летим туда на всех парах. Это такая же вилка, где надо выверять каждый шаг.

«Когда стал чиновником — стало меньше личной жизни»

— И немного о личном. Вы много лет до 2014 года были связаны с наукой, научным сообществом, работая в Витебской государственной академии ветеринарной медицины. Потом стали классическим чиновником. Как это — быть чиновником в Беларуси?

— Знаете, слово «чиновник» стало каким-то ругательным что ли. Может быть, в какой-то другой стране — это люди совсем другого достатка, но у нас все чиновники — это люди, живущие на одной лестничной клетке с дворником, продавцом, технологом, например, «Молочного мира». Они ходят в одни и те же магазины. Я себя ни от кого не отделяю. Я такой, как и вы.

Чиновники — это слепок общества И в медицине, в силовых ведомствах, и в других структурах трудятся профессионалы, которые работают за идею и на благо родины, невзирая на зарплаты и бонусы, а есть те, кто ничего не делает.

— Как эти перемены отразились на семье?

— Почти исчезла личная жизнь. Вроде бы поменялось все в лучшую сторону, стало больше адреналина в жизни, постоянно надо во что-то вникать, и, думаю, что без такой интенсивной работы мозг уже не сможет существовать. Но я бы сказал, что это плюс, а минус — нет практически личного времени.

— А дети видят отца?

— У меня две девчонки. Видят они меня, конечно, меньше, чем хотелось бы. Но я стараюсь хотя бы раз в неделю видится с семьей, которая осталась в Витебске.

— Если появляется свободное время — как его проводите?

— Спорт, работа на земле, дом, чтобы переключиться, читаю, фильмы смотрю — люблю хороший кинематограф. Интересов много — от истории до собирательства.

— А в зарплате нашли или потеряли?

— Есть вещи, которые деньгами не измеряют. Когда работал министром в Москве — там был достойная зарплата, но я вернулся, чтобы попробовать что-то сделать здесь. Дома!

— Не страшно, что ничего не получится?

— Страшно. А еще страшнее осознавать, что была возможность, а я не попробовал.