Спасение утопающих, или Социальная политика постапокалипсиса
Новости о распространении COVID-19 отодвигают на второй или на еще более дальний план любые экономические новости, поэтому медленная реакция экономических властей на события в мировой экономике пока что остается почти без внимания. Самыми заметными были оперативные (и действенные) меры Национального банка, но ответа на вопрос, какой будет социально-экономическая политика в новых условиях, пока нет. Очевидно, что условия очень сложные, повестка дня очень широкая, а спешка и неправильно выбранные приоритеты могут привести к серьезным негативным последствиям. Этот текст — несколько ремарок о приоритетах.
Казалось бы, с приоритетами все просто. «Спасем предприятия — спасем людей». Если предприятие работает, то оно дает людям работу и платит налоги. Если у человека есть работа, то он зарабатывает себе на жизнь и платит налоги. Если налоги платятся, есть деньги на медицину, образование, пенсии. Но это схема не работает, когда в ней не хватает одного важного звена: рынков сбыта. Мировая экономика сейчас — это сплошное падение спроса. Не надо ждать мартовской статистики по запасам промышленной продукции, чтобы понимать: спрос уже упал и будет падать, а нашему внутреннему рынку все то, что мы производим, попросту не переварить. Попробуем разделить эту простую идею на части.
Как «спасать» предприятия? Самый привычный способ — дать денег. Но если предприятию некуда продавать то, что оно производит, то средства в него надо вливать постоянно. А где их взять? Одолжить уже не получится — мировой рынок долга практически закрыт. Перераспределить другие статьи расходов на субсидии предприятиям? А такие статьи сейчас есть? Чьи деньги забрать — бюджетников, пенсионеров, армии, поддержания безопасности? Свернем развитие инфраструктуры, чтобы накапливать на складах неликвиды? Абсурд — конечно, это не выход.
Напечатать?
Эффект мы пережили на своей шкуре много раз. Предприятие получает льготный кредит и идет на валютный рынок — купить валюту для импорта. Валюты мало — экспорт рухнул. Поэтому рубль обесценивается. Цены растут. К моменту, когда работники «спасаемых» предприятий получают зарплату, она уже успевает обесцениться. Люди пытаются уберечь от обесценения свои сбережения, несут их на валютный рынок, покупают валюту. Курс рубля снова падает. Надо печатать больше денег — у предприятий опять не хватает оборотки. Рост цен ускоряется и окончательно выходит из-под контроля. Люди беднеют. А неликвиды копятся на складах.
Вывод простой: если под спасением предприятий понимать «производство любой ценой», то это спасение не людей, а за счет людей. Когда мировая экономика оправится настолько, чтобы обеспечить заказами те белорусские компании, которые и до кризиса продавали с трудом? Если на этот вопрос нет ответа, то лучше подготовиться к худшему и наконец-то сделать то, что так долго откладывали — найти «резервы эффективности», то есть активизировать реструктуризацию тех предприятий, которые жизнеспособны. Если таких резервов нет — дешевле допустить крупный спад производства или закрыть такие предприятия, основной «продукцией» которых являются убытки.
Наконец, тем, кто видит в спасении предприятий панацею, надо помнить, что основными работодателями в Беларуси являются частные компании без доли государства. В 2019 году коммерческие предприятия с долей государства нанимали 29,5% от общего числа занятых в экономике, иные государственные организации («бюджетники») — 25,8%, а частный сектор, включая индивидуальных предпринимателей и самозанятых — 44,7% всех занятых в экономике. Поэтому меры, которые помогут широкому кругу небольших частных компаний — налоговые, регуляторные — будут иметь наибольший положительный социальный эффект. Но снижения занятости и реальной заработной платы избежать не получится в любом случае — и здесь мы подходим ко второй части лозунга: как «спасать» людей, которые рискуют лишиться работы?
Во-первых, надо защитить тех, кто потеряет работу. Раньше позиция государства была простая: потерял работу — ищи. В твоем населенном пункте, в другой местности, в другой стране. Но даже когда границы откроются, миграционные потоки восстановятся еще не скоро — работы будет мало «своим». Большинству людей придется искать работу внутри страны, а это станет намного сложнее.
Поэтому надо повышать пособие по безработице до величины прожиточного минимума. Без всяких оговорок вроде «массовых сокращений» или «территорий с напряженной ситуацией на рынке труда» — просто для всех, кто зарегистрируется и выполнит вменяемые условия. Срочные контракты позволяют увольнять людей быстро и без всяких выплат со стороны нанимателя — следовательно, государство, которое ввело срочные контракты, должно взять всю ответственность за защиту увольняемых работников на себя. Конечно, можно попробовать сдержать увольнения, например, введя налоговый вычет по уплате взносов в ФСЗН или софинансируя какую-то часть заработной платы — но пособие по безработице остается самым простым, адресным и универсальным инструментом социальной защиты людей, наиболее уязвимых к риску потери работы.
Во-вторых, надо изменить дизайн государственной адресной социальной помощи (ГАСП). Сейчас получить пособие может только семья, у которой доход за последние 12 месяцев был ниже прожиточного минимума, а его размер (если это ежемесячное пособие) — это доплата до прожиточного минимума. В 2019 году в стране примерно 470 тысяч человек имели доходы ниже прожиточного минимума, а ежемесячным пособием в рамках ГАСП воспользовались только 73,1 тысяча. Средний размер пособия составлял примерно 20% прожиточного минимума. Очень жесткий критерий, слишком маленькая величина пособия в новых условиях.
Еще одно пособие, на которое могут рассчитывать семьи в сложной жизненной ситуации — единовременное — получили 43,1 тыс. человек, а его средний размер (немногим более 50% от прожиточного минимума) был далек от максимально возможных для этой выплаты 10-ти прожиточных минимумов. Критерии его получения тоже очень жесткие — наверное, их можно было бы оправдать в «тучные годы», но теперь и малообеспеченных, и сложных жизненных ситуаций будет больше у разных людей — и нельзя вычеркивать тех, у кого доход за последний год был, но вдруг исчез без особых перспектив быстрого восстановления.
Всемирный банк призывает нас расширить охват ГАСП и готов оказать финансовую поддержку. Европейский союз тоже может финансово поддержать такие меры. Это не поддержка «тунеядцев», это поддержка самых уязвимых.
Государство в Беларуси всегда позиционировало себя как социально-ориентированное. И когда вирус отступит и на первый план выйдут экономические проблемы, ему придется пройти этот тест.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции