От белорусского Робин Гуда до главного шерифа. Как поменялся электорат Лукашенко за 25 лет

Перед тем как победить с 80% на выборах в 1994 году, Александр Лукашенко выиграл их первый тур, набрав почти 45%. Это произошло 23 июня, ровно четверть века назад. В том, что у президента тогда была серьезная поддержка в обществе, сегодня не сомневаются даже его самые резкие критики. Но что стало с электоратом Лукашенко с тех пор?

«Четверть века» — спецпроект TUT.BY об итогах 25-летнего правления Александра Лукашенко, который выиграл свои первые президентские выборы 10 июля 1994 года. Мы посмотрим, что он сделал с тех пор, как он изменил Беларусь. У нас нет задачи восхвалять или очернять политику президента, 25 лет — достаточно, чтобы каждый сам сделал свои выводы. Мы лишь попробуем честно разобраться, что произошло.

На кого опирался Лукашенко

— Когда он пришел, своего электората у Лукашенко не было вообще, — рассказывал экономист Сергей Чалый, который работал аналитиком в предвыборном штабе будущего президента. — Чтобы заработать голоса, ему нужно было отъедать из электората всех кандидатов. Нам удалось перехватить месседжи практически всех и создать ему ядерный электорат, который потом шел с ним все эти 20 лет.

Другой член той команды, политтехнолог Александр Федута, у себя в книге «Александр Лукашенко. Политическая биография» отмечает, что «наш электорат мог отличаться лишь одним — крайней степенью люмпенизированности. Люмпен не обладает собственной идеологией, а потому возможность привлечь его на нашу сторону была вполне реальна».

Об эволюции поддержки Лукашенко в обществе мы поговорили с профессором-социологом Олегом Манаевым. Его институт НИСЭПИ с середины 1990-х до 2016 года проводил регулярные опросы общественного мнения, которые фиксировали взлеты и падения рейтинга Лукашенко. После данных об очередном таком падении до 30% в 2016 году на НИСЭПИ начали давить, центр прекратил проводить опросы в Беларуси.

Манаев говорит, что именно массовая поддержка людей стала важнейшим источником власти президента Беларуси в середине 1990-х.

— Четверть века назад аналитики говорили даже об электоральной революции, которая привела малоизвестного депутата на самую вершину. Популярная в кругах оппозиции версия о неких спецслужбах, попросту обманувших наивный белорусский народ и подбросивших ему первого президента, логически приводила к ожиданиям, согласно которым как только влияние этих темных сил будет утрачено, власть Лукашенко рухнет, «и свобода нас встретит радостно у входа». Как известно, эти ожидания не сбылись.

Портрет сторонников президента середины 1990-х годов, по данным опросов НИСЭПИ, такой: прежде всего, пожилое и малообразованное сельское население, преимущественно пенсионеры, среди которых больше женщин, чем мужчин, и больше жителей восточных регионов Беларуси, говорит Манаев.

По первым опросам видно, что большинство этих людей были настроены против рыночных реформ, за сильную роль государства в экономике, им была свойственна психология осажденной крепости, говорит создатель НИСЭПИ.

— Одним словом, мы имели дело с классическим тоталитарным сознанием, правда, в отличие от «гордого тоталитарного сознания» коммунистических времен, с «несчастным тоталитарным сознанием» посткоммунистической эпохи, ностальгирующим по своему прошлому.

Но были среди сторонников Лукашенко и другие люди. Каждый четвертый хотел экономику как в США, столько же было людей с высшим и незаконченным высшим образованием, почти каждый третий был молодым человеком, почти половина — сторонники суверенитета Беларуси.

— Мы предполагали, что социально динамичный тип [избирателей] продолжает поддерживать президента лишь потому, что пока не нашел лидера, способного реализовать его подлинные социальные интересы.

Манаев убежден, что Лукашенко и его команда «очень точно уловили наиболее сильные ожидания подавляющего большинства белорусского электората, сфокусировали их в своей программе и умело направили этот „луч ожиданий“ обратно на электорат».

Как изменился электорат

С 1997 по 2016 год, по данным НИСЭПИ, рейтинг Лукашенко по открытому вопросу «За кого бы вы проголосовали, если бы президентские выборы прошли завтра?» колебался в большом коридоре от 20% до 60%, но чаще всего был в районе 35−45%.

Учитывая поправку на то, что сторонники президента активнее ходят на выборы, чем его противники, данные НИСЭПИ показывали, что при честном подсчете голосов Лукашенко побеждал бы на каждых своих президентских выборах в первом туре. Однако не с таким внушительным результатом, как объявлял ЦИК, а с итогом в районе 50−60%.

Рекорды поддержки президент имел в 2006—2007 годах, но затем череда кризисов периодически прибивала рейтинг Лукашенко к 30%. Под выборы избирателей часто удавалось задобрить разными бюджетными рычагами.

Манаев считает, что многие «простые люди», которые поддерживали первого президента в 1990-е, сегодня разочаровались в нем. Например, в сытом 2006-м и уже не таком сытом 2016-м белорусы по-разному отвечали на вопрос, на кого опирается Лукашенко. За 10 лет вверх ушли чиновники и президентская вертикаль, вниз — простые люди, жители села и пенсионеры. Силовики, бизнес, ученые и директорат остались на том же уровне.

При этом, за время правления Лукашенко белорусы стали еще больше считать, что представители его вертикали живут «лучше, чем заслуживают» — в 1996 году с таким утверждением соглашались 64% белорусов, в 2016-м — 73%.

Обратная ситуация с оценкой того, насколько справедливые доходы у белорусских предпринимателей. В 1996-м почти 57% белорусов считали, что бизнесмены живут лучше, чем заслуживают, а двадцать лет спустя такой взгляд на бизнес остался лишь у 30%.

— «Батька» — как его называли простые люди, «белорусский Робин Гуд» — как называли его многие эксперты в 1990-х годах, «народный президент» — как он до сих пор любит себя называть, превратился в главу государственной бюрократии, или, продолжая литературную паралель — в «Ноттингемского шерифа», — говорит Олег Манаев.

По словам социолога, в Беларуси за 25 лет произошло серьезное перераспределение власти и собственности, доступа к здравоохранению, образованию и культуре — «тихая революция». В результате в стране появился новый класс — государственная бюрократия, силовики, близкий к власти бизнес.

— С учетом членов семей эти новые «верхи» — «государевы люди», не просто лояльные, но кровно заинтересованные в нынешнем положении — сегодня включают в себя около миллиона человек. Тут вполне уместно использовать знаменитое определение югославского политолога Милована Джиласа и говорить о формировании «нового класса», пришедшего на место прежней советско-партийной номенклатуры. Некоторые аналитики говорят даже о существовании «двух Беларусей в одной стране».

Путь к сердцу оппонентов

В 2015 году Лукашенко пошел на очередные выборы под лозунгом «За будущее независимой Беларуси». Впервые за свою карьеру президент обратился к теме защиты суверенитета. Тогда эксперты связали это с конфликтом в Украине.

На фоне сложных отношений с Россией последние полгода и разговоров об углубленной интеграции Лукашенко стал все чаще говорить о непреложности белорусского суверенитета и независимости. Есть ли у него шанс завоевать сердца своих вчерашних оппонентов, той части белорусского общества, которая видит в слишком тесном союзе с Москвой угрозу независимости страны?

Манаев считает, что это маловероятно.

— Национально-демократическая часть общества за время правления Лукашенко по существу оказалась в гетто и с социально-политической точки зрения стала намного слабее, чем раньше. Помимо того, что этому способствовала система, созданная президентом, сама «несогласная Беларусь» стала еще больше расколотой на тех, для кого приоритетом является национальная культура, и тех, для кого главный приоритет — демократия и рыночная экономика.

Даже если бы Лукашенко на фоне конфликтов с Москвой «перековался бы в защитника независимости», то что бы он получил от этих людей, задается вопросом социолог.

— Одни не простили бы ему то, что угроза независимости возникла благодаря его собственной политике. Другие — разрозненные, конфликтующие друг с другом, оторванные от того, чем живет «массовый белорус» — что они могли бы, при всем желании, дать «перековавшемуся» президенту? После аннексии Крыма их единственный серьезный ресурс — связи и влияние на Западе — практически иссяк: Запад по геополитическим соображениям опять перезамкнулся на государство.

Хочет ли народ нового Робин Гуда?

Манаев отмечает, что новый правящий класс, «верхи», не хочет появления в стране такого же альтернативного антиэлитного лидера, который боролся бы с засильем номенклатуры, как это делал Лукашенко в 1994 году.

— Если Лукашенко вдруг избрал бы такую стратегию, сомневаюсь, что он получил бы реальную поддержку своей главной социальной опоры.

А что касается социальной опоры президента образца 1994 года — «бедных и угнетенных номенклатурой социальных низов», то в ней запрос на нового Робин Гуда, несомненно, есть, считает социолог.

— Но, как следует из приведенных выше данных, эта опора [с тех пор] значительно сузилась. Многие из этих людей считают, что их предали. К тому же «государевы люди» сегодня контролируют «социальные низы» гораздо эффективнее, чем их предшественники четверть века назад, и вряд ли допустят новое «восстание масс».

Однако, как и 25 лет назад, самым уязвимым для власти остается вопрос социальной справедливости и экономической стабильности, уверен Манаев. И хотя конфликт в Украине повысил в белорусском обществе спрос на стабильность и мир, что положительно сказалось на рейтинге власти, с течением времени этот фактор все меньше влияет на базовые запросы белорусов.

— Лукашенко так или иначе придется вернуться к вопросам социальной справедливости и экономической стабильности.

Вопрос, где власть найдет для этого ресурсы, пока остается открытым.