Юристы видят проблемы с внедрением смарт-контрактов. Разработчик: "С мнением Беларуси везде считаются"

Источник материала:  
16.11.2018 09:25 — Новости Экономики

Почти год назад был принят декрет № 8 «О развитии цифровой экономики». Одним из важных его пунктов был запуск смарт-контрактов. По прошествии времени вскрылись определенные сложности с внедрением этих инструментов. Данную проблему согласился изложить известный белорусский юрист Валентин Галич. Мы также запросили комментарий у Дениса Алейникова, который являлся одним из разработчиков декрет № 8 в целом и законодательства о смарт-контрактах в частности.

Валентин Галич, партнер VERDICT:


Валентин Галич. Фото Realt.by

— За время с момента вступления в силу декрета № 8 смарт-контракты не заключались и текущее регулирование является одной из проблем.

Согласно документа, под смарт-контрактом понимается программный код, предназначенный для функционирования в реестре блоков транзакций (блокчейне), иной распределенной информационной системе в целях автоматизированного совершения и (или) исполнения сделок либо совершения иных юридически значимых действий.

Стоит отметить, что для признания кода, влекущего автоматизированное совершение и (или) исполнение сделок смарт-контрактом необходимо, чтобы данный код исполнялся в распределенной информационной системе (например, в блокчейне). Код, в соответствии с которым происходит автоматическое исполнение сделок вне распределенной системы смарт-контрактом не признается.

В соответствии с п. 5.3. декрета № 8 резиденты Парка высоких технологий вправе осуществлять совершение и (или) исполнение сделок посредством смарт-контракта. Лицо, совершившее сделку с использованием смарт-контракта, считается надлежащим образом осведомленным о ее условиях, в том числе выраженных программным кодом, пока не доказано иное.

При этом, данный пункт декрета № 8 не запрещает совершать и исполнять сделки посредством смарт-контракта и иным субъектам, которые не являются резидентом ПВТ.
Однако запрет на совершение и исполнение сделок посредством смарт-контрактов для лиц, не являющихся резидентами ПВТ, вытекает исходя из других норм декрета № 8. Так, в соответствии с п. 2.1. декрета № 8 юридические лица вправе владеть токенами и с учетом особенностей, установленных настоящим декретом, совершать следующие операции:

  • через резидента ПВТ, осуществляющего соответствующий вид деятельности, создавать и размещать собственные токены в Беларуси и за рубежом;
  • хранить токены в виртуальных кошельках;
  • через операторов криптоплатформ, операторов обмена криптовалют, иных резидентов Парка высоких технологий, осуществляющих соответствующий вид деятельности, приобретать, отчуждать токены, совершать с ними иные сделки (операции).

Получается, что любое юридическое действие с токеном возможно лишь через резидента ПВТ. При этом четкого юридического понимания, что значит совершать операцию «через резидента ПВТ» в декрете № 8 не дано.

При этом, токен (цифровой знак) — запись в реестре блоков транзакций (блокчейне), иной распределенной информационной системе, которая удостоверяет наличие у владельца токена прав на объекты гражданских прав и (или) является криптовалютой.

Таким образом, любое изменение в любой записи в реестре блоков транзакций распределенной информационной системы должно осуществляться через резидента ПВТ.

Очевидно, что совершение и исполнение сделок в распределенной информационной системе будет влечь за собой операцию с токеном и необходимость совершения такой операции через резидента ПВТ. Это все создает серьезную проблему, так как получается, что любое функционирование распределенной информационной системы и, следовательно, смарт-контрактов без участия резидента ПВТ невозможно. Таким образом, чтобы два нерезидента ПВТ смогли совершить смарт-контракт с использованием блокчейна, один нерезидент ПВТ должен привлечь резидента ПВТ для отчуждения токена, а второй нерезидент ПВТ — привлечь резидента для приобретения токена. В таком случае все преимущества распределенной системы для данных субъектов сходят на нет.

При этом, основным бенефициаром и пользователем данных технологий выступают как раз нерезиденты ПВТ — государственные органы (нотариат, органы государственной регистрации прав на активы) и финансовые институты (банки, биржи, компании в сфере финтеха). Перед этими пользователем возведен законодательный барьер.

Кроме необходимости вовлечения резидента ПВТ, регулирование смарт-контрактов имеют целый ряд юридических сложностей:

1. Смарт-контракты функционируют в определенной технологической среде, что означает необходимость ее использования для учета объектов гражданских прав. Иными словами, автоматизированное исполнение возможно, когда с помощью кода можно осуществить денежный перевод или обеспечить перевод правового титула. Для этого необходимо, чтобы права на объекты гражданских прав закреплялись в этой распределенной информационной системе. Например, с помощью системы блокчейн организуется реестр недвижимого имущества, а также создается своя криптовалюта для обеспечения расчетов. В этом случае, возможен смарт-контракт по продаже недвижимого имущества за определенный эквивалент в криптовалюте. Иначе достаточно сложно представить себе автоматизированное исполнение такого кода.

2. Текущее правовое регулирование сделок мало применимо к смарт-контрактам. Положения декрета № 8 особых новелл в регулировании не привнесли. Так, целый ряд положений Гражданского кодекса о заключении, исполнении и расторжении, а также недействительности договоров неприменимы к смарт-контрактам, которые реализуются в публичном блокчейне.

Все правовое регулирование смарт-контракта сосредоточено в его исполняемом коде. Поэтому практически весь пласт законодательства, регулирующий договоры, остается не у дел. Компьютерный код никак не распознает пороки воли; без проблем автоматизирует сделку, которая запрещена законодательством; автоматически выполнит даже очевидно ошибочную команду по списанию непропорциональной суммы.

К примеру, признание договора ничтожным в судебном порядке и, соответственно, не влекущим юридических последствий, может никак не повлиять на автоматизированное исполнение кода смарт-контракта.

Для учета положений законодательства и последующей возможности принудительного исполнения решений судов возможна реализация частного блокчейна с особыми права определенной группы пользователей или одного пользователя. При этом некоторые преимущества публичного блокчейна нивелируются.

Стоит также отметить, что разработку архитектуры частного блокчейна необходимо будет проводить с участием юристов с целью учета норм действующего законодательства.

3. При применении смарт-контрактов, которые существуют в виде кода, будут возникать сложности с оформление первичных учетных документов.

Стоит отметить, что определенные послабления для резидентов ПВТ сделаны лишь в отношении хозяйственных операций с нерезидентами Беларусм. В соответствии с п. 1 статьи 10 Закона «О бухгалтерском учете и отчетности» каждая хозяйственная операция подлежит оформлению первичным учетным документом.

Получается, что во многих случаях автоматизированную передачу того или иного актива нужно будет оформить документом, соответствующим требованиям пункта 2 статьи 10 Закона «О бухгалтерском учете и отчетности».

Так, первичные учетные документы, если иное не установлено президентом Беларуси, должны содержать следующие сведения:

  • наименование документа, дату его составления;
  • наименование организации, фамилию и инициалы индивидуального предпринимателя, являющегося участником хозяйственной операции;
  • содержание и основание совершения хозяйственной операции, ее оценку в натуральных и стоимостных показателях или в стоимостных показателях;
  • должности лиц, ответственных за совершение хозяйственной операции и (или) правильность ее оформления, их фамилии, инициалы и подписи.

Возникает забавная ситуация: можно заключить и исполнить смарт-контракт, а потом к данному автоматическому контракту нужно будет составить первичный учетный документ, условно, акт приема-передачи биткойна. Понятно, что практический смысл такой технологии практически нивелируется.

4. С учетом того, что смарт-контракт представляет собой программный код, то на него распространяется правовой режим охраны авторского права: компьютерных программ (см. ст. 13 Закона «Об авторском праве и смежных правах»).
В частности, возникает вопрос не только правомерности использования компьютерной программы, но и получения разрешения правообладателя на внесение необходимых корректировок для возможности формулирования индивидуальных условий контракта.

5. Несмотря на наличие презумпции, установленной в п. 5.3. декрета № 8 об осведомленности лица, совершившего сделку с использованием смарт-контракта, о ее условиях, в том числе выраженных программным кодом, пока не доказано иное, условия контракта необходимо раскрывать и многим иным лицам: контролирующим органам, судам при возникновении споров, аудиторам, участникам хозяйственных обществ, если сделка крупная или с заинтересованностью аффилированных лиц и т.п.

6. Совершение сделок в публичном блокчейне возможно анонимно, что нарушает базовые предпосылки для применения законодательства об отмывании денежных средств, добытых преступным путем, а также фактически не позволяет использовать юрисдикционные методы защиты прав.

К примеру, перечисление криптовалюты по ошибке тяжело оспорить.

Во избежание данных проблем возможно создание частного блокчейна с авторизацией каждого пользователя.

7. Декрет № 8 сужает технологичную среду, в которой возможны смарт-контракты до распределенной информационной системы.

Представляется, что правильным с юридической точки зрения было учесть в правовом регулировании автоматизированное совершение или исполнение сделок в общем порядке вне привязки к соответствующей технологии.

Например, сейчас вне рамок специального регулирования остаются сделки, заключаемые роботами на бирже. Аналогичным образом, уже сейчас возникают юридические вопросы при совершении сделок в рамках IoT, к примеру, когда холодильник будет автоматически заказывать продукты в розничном магазине. Декрет № 8 выделил лишь одну технологию и фактически значительно сузил предмет правового регулирования, а стратегически правильнее было бы урегулировать общие принципы автоматизированных сделок и не только расширить поле деятельности для IT-компаний, но и дать возможность Беларуси стать площадкой для практического внедрения соответствующих технологий.

Денис Алейников, старший партнер компании «Алейников и партнеры»


Фото: Дарья Бурякина, TUT.BY

— Это хорошо, что поднимаются вопросы, замечания, это двигает и технологию и право вперед. Когда братья Люмьер изобрели синематограф, там тоже было много замечаний: например, в театре есть звук, а тут нет, любую роль в театре можно легко переписать или нового персонажа выпустить на сцену, а в кино неизменность материала. Но люди взяли и начали использовать синематограф, а использовать — значит развивать, совершенствовать. Пройдет время и замечания исчезнут, а бумажные договоры займут ту же нишу, что и театр.

Сегодня смарт-контракт как феномен находится еще на стадии развития как с правой, так и с технической точки зрения. Именно по этой причине смарт-контракт в нашей стране введен, как указано в дерете № 8, «в качестве правового эксперимента», на что многие читатели не обращают внимание. И предназначен он пока, для использования узким, но профессиональным кругом лиц — резидентами ПВТ.

Многие правовые вопросы, которые сегодня поднимаются, относятся не столько к смарт-контрактам, сколько к свойствам самой DLT (блокчейн или иной технологии), являющейся средой обитания смарт-контрактов. При этом мы не видим нерешаемых проблем ни с применением положений ГК по сделкам, ни с вопросами авторского права в отношении распределенных, но условно «децентрализованных» информационных систем с понятным советом нодов (как у Нацбанка например). Поэтому со временем круг лиц, использующих смарт-контракты, станет шире. Сегодня подготовлены изменения в законодательство, позволяющие использовать смарт-контракты в банковской и финансовой сфере. Порядок использования будет определен Нацбанком и ПВТ.

Что касается децентрализованных трансграничных DLT, то возникающие там по смарт-контрактам вопросы активно обсуждаются на международном уровне и многие уже нашли свое решение. Недавно в Лондоне по эгидой Европейского банка реконструкции и развития состоялся международный круглый стол по развитию правового регулированию смарт-контрактов. К обсуждению были приглашены и представители ПВТ. В прошлом месяце мы вместе с руководством ПВТ обсуждали вопросы регулирования смарт-контрактов с межведомственной рабочей группой Швейцарии в Берне — они сейчас готовят свой законопроект по использованию смарт-контрактов. Встают новые вопросы — использование искусственного интеллекта в смарт-контрактах и правовые последствия такой конфигурации. Совмещенный с обучающимися нейросетями смарт-контракт может стать не просто предпрограммированным сторонами договора алгоритмом действий, а фактически где-то автономным в своей «воле» участником гражданского оборота. Кто должен отвечать за такое электронное волеизъявление? В этом контексте сегодня обсуждается даже возможность введения нового участника гражданских правоотношений — электронного лица (пока мир знает только юридические и физические лица).

Если бы мы ждали, когда мир решит все вопросы возникающие с использованием смарт-контрактов, то Беларусь никогда не стала бы первой в мире страной, легализовавшей этот новый способ совершения сделок. А сегодня с нашим мнением считаются, ПВТ везде приглашают, а мы продолжаем наши исследования.

С тезисом о том, что определение смарт-контракта должно быть более технологически нейтральным, чем в декрете № 8, не могу согласиться. Этот подход культивируется сегодня в России, в контексте внесения концепции смарт-контрактов в ГК РФ. Объяснение, которое я слышал по такому подходу, это сделать не так как в Беларуси, как бы пойти дальше. Но куда дальше?

Сoгласно декрету № 8, использование смарт-контракта не связано рамками блокчейн и возможно в любой распределенной информационной системе, причем независимо от того, является она централизованной или децентрализованной (соответственно использование смарт-контрактов возможно и в приватных DLT). То есть по сути мы очертили рамки будущего использования смарт-контрактов двумя крупными мазками — информационная система и распределенность. Это самые базовые контуры, это даже не мазки, а холст. Куда еще нейтральней? Под это понятие сегодня подпадают любые конкурирующие с блокчейн системы, такие как Hashgraph и система направленного ациклического графа DAG, да и любые системы, которые будут изобретены завтра, будут подпадать, потому что они тоже будут информационными системами. Если убрать и эти контуры, а сделать еще нейтральней, еще упростить, то правой контур, на мой взгляд, теряется вообще, правовая конструкция просто распадается и превращается в ноль, в ни к чему не обязывающую игру слов. Было бы целесообразно сделать определение нейтральнее, если бы мы видели возможности заключения смарт-контрактов вне информационных систем, например, через обмен мыслями. Но пока мы не видим, как увидим — предложим поправить декрет.

Кстати, рабочая группа Евразийской экономической комиссии, вырабатывая определение смарт-контракта для членов ЕАЭС, рассматривала и белорусский, и российский подход. Но остановились пока на подходе содержащимся в декрете № 8.

←В ООН приняли резолюцию по ущемлению прав человека в Крыму. Беларусь голосовала против

Лента Новостей ТОП-Новости Беларуси
Яндекс.Метрика