Решать, не решая. Почему власти "поставили на паузу" застарелые структурные проблемы
В начале 2017 года экономические власти пытались продолжить курс медленного и поступательного ослабления структурных проблем, но это стремление было ограничено негласным табу на принятие каких-либо системных и радикальных мер по отношению к неэффективным крупным госпредприятиям, ключевому источнику структурных слабостей национальной экономики, пишет старший научный сотрудник BEROC Дмитрий Крук в аналитической записке об итогах работы экономики Беларуси в 2017 году. Отсюда многие принимаемые меры имели половинчатый характер и зачастую затрагивали лишь вторичные по значимости структурные проблемы, констатирует он.
Дмитрий Крук отмечает, что среди наиболее «горящих» проблем, имеющих структурных характер, в 2017 году выделялась проблема плохих долгов. На это уже неоднократно обращал внимание Нацбанк, оценивающий объем проблемных активов госпредприятий в 3,2 млрд рублей на 1 января 2018 года (+0,1 млрд долларв о за год, удельный вес в проблемных активах банковского сектора составил — 58%). Эксперт считает проблему плохих долгов «производной от низкой эффективности в реальном секторе экономики».
«Власти пытались подступиться к ее разрешению и найти для этого компромиссный путь. Этот компромисс, по замыслу властей, должен был, с одной стороны, снизить накал проблемы и ликвидировать опасения по поводу финансового состояния банков и соответствующие кредитные ограничения. С другой стороны, власти хотели, чтобы избавление от плохих долгов не стало сколь-нибудь значимым шоком для предприятий, генерируя негативные импульсы для реального сектора экономики. В таком компромиссном ключе власти смогли действовать в части недопущения формирования новых проблемных кредитов», — констатирует Крук.
Речь идет о продолжении урезания объемов директивных кредитов, которые зачастую и становились проблемными. В 2017 году лимит директивного кредитования снижен примерно на треть до 1,9 млрд рублей или около 2% от ВВП (2,8 млрд рублей или около 3,1% от ВВП годом ранее, на 2018-й объемы запланированы еще ниже) Эксперт подчеркивает, что постепенное снижение объема предоставляемых новых кредитов приводит лишь к очень незначительному и медленному снижению доли директивных кредитов в общем объеме предоставленных кредитов (она составляет около 40%).
«В части снижения остроты проблемы уже накопленных проблемных долгов ситуация выглядела сложнее. В начале года в качестве основного рассматривался механизм, подразумевающий, что проблемные долги госпредприятий будут обмениваться на долговые обязательства правительства и местных органов власти и переходить в управление Агентства по управлению активами (такой механизм был запущен в 2016 году). Однако достаточно быстро стали очевидны недостатки такого подхода», — констатировал Крук. Во-первых, принятие этих долгов без дисконта, как это было в 2015—2016 годах, приводит к быстрому росту госдолга.
«Попытка переложить основное долговое бремя на местные органы власти лишь маскирует эту угрозу, де-факто сохраняя ее (поскольку рано или поздно правительство будет вынуждено взять на себя избыточный долг местных органов власти). Во-вторых, в этом случае не „излечивалась“ бы причина „болезни“: с большой вероятностью „спасенные“ должники не смогли бы обслуживать свои обязательства, а зачастую и вовсе продолжали бы генерировать убытки», — поясняет эксперт.
Альтернативой этому он видит наделение Агентства по управлению активами дополнительными полномочиями, которые подразумевали бы взыскание задолженности с должников и право инициировать процедуры санации и банкротства нежизнеспособных предприятий. «Однако последняя опция де-факто означала бы широкомасштабное реформирование реального сектора экономики, которого власти хотят избежать». — предупреждает Дмитрий Крук.
В итоге реформирования не случилось. Например, в 2017 году перешел в вялотекущую фазу пилотный проект по решению долговых проблем 323 сельхозпредприятий, который был начат еще в 2016 году. Многие из этих предприятий получили дополнительные послабления, но лишь 10% из них смогли восстановить свою платежеспособность. Несмотря на это, констатирует эксперт, государство не стало спешить с ликвидацией наиболее проблемных предприятий списка.
Сейчас есть предположение, что долги проблемных предприятий, оцененные по справедливой рыночной стоимости, могут представлять интерес для отдельных банков или других финансовых организаций, и формирование вторичного рынка плохих долгов могло бы отчасти разрешить проблему.
«Однако и этот путь отчасти вступал в противоречие с исходными установками экономических властей. Например, введение практики дисконтирования стоимости долгов означало бы де-юре признание убытков. Такое признание для властей было нежелательным, поскольку зафиксированные убытки можно интерпретировать как наглядное подтверждение неэффективности госпредприятий», — полагает эксперт.
Признание неэффективности госсектора поставило бы под угрозу имидж модернизации: значимая часть долгов, которые стали проблемными, привлечены именно под нее. «Наконец, „запуск“ механизма рынка плохих долгов подразумевает и наделение кредиторов проблемных предприятий дополнительными правами. Без этого шага вряд ли на финансовом рынке появятся участники, готовые без принуждения выступить покупателями проблемных долгов», — полагает старший научный сотрудник BEROC.
Не найдя «хороших» путей разрешения ключевых структурных проблем, экономические власти де-факто отложили эту проблему «на завтра», отмечает Крук, тем более улучшение текущей конъюнктуры позволило многим предприятиям поправить свое финансовое положение.
«Принципиально это проблему не решило — многие проблемные должники до сих имеют мало шансов полноценно восстановить свою платежеспособность и рассчитаться по долгам, а обслуживание текущих обязательств по долгам сковывает их возможности развития и становится своего рода «кредитными кандалами» — тем не менее, острота и накал проблемы снизились. Экономические власти решили на этом фоне «взять передышку». Впрочем, уже в июле первый вице-премьер обещает презентовать концепцию развития долгового рынка.