Прощание с СССР и интернет: что меняет смена поколений

Маневры вокруг нынешнего празднования 100-й годовщины БНР — своеобразный тест на то, насколько и как меняется страна. И власти, и оппозиция (по крайней мере часть ее), и гражданское общество вели себя не так, как раньше в аналогичных ситуациях. Мой коллега Дмитрий Гурневич написал колонку о том, что эта смена — показатель и результат смены поколений как во власти, так и в общественных институтах, прихода «нью-змагароў» и «лукохипстеров».

То, что решения по поводу празднования принимали именно новые и при этом молодые люди, неочевидно. Ключевые государственные решения в Беларуси принимает лицо вообще не юное. Но тем не менее смена поколений действительно происходит и на что-то она влияет. И интересен общий вопрос — насколько изменения связаны именно с молодежью.

Чтобы попытаться ответить на него, обратимся к данным разнообразных социологических опросов. В качестве критерия возьмем отношение людей к СССР. Это особенно уместно с учетом того, что в Беларуси БНР — в некотором смысле историческая альтернатива СССР (БССР), не только хронологический предшественник, но и альтернативный путь, по которому государство могло развиваться.

Роль одной конкурентки определяется, помимо прочего, и отношением к другой, к альтернативе, которая сбылась в реальности. И тоже стала историей.

Хотите ли Вы восстановления СССР? — такой вопрос в Беларуси много лет задавали социологи. Следующий график показывает, как менялись ответы на протяжении почти всего времени независимости.

Тенденция очень четкая и явная — прощай, СССР. Конец прошлого века стал и переломным моментом, когда количество противников восстановления СССР сравнялась с количеством сторонников.

Тенденция, которую описывает график 1, не означает, что большинство белорусов уже разорвало связь со своим советским прошлым, отвергло его. Совсем нет. Но характер связи изменился и существенно.

Однако в русле разговора о смене поколений и ее влиянии интересно посмотреть, как менялась отношение к СССР в разных возрастных группах. К сожалению, я смог получить данные о динамике ответов только по некоторым из опросов, которые отражены на Графике 1.

Налицо огромный разрыв в оценках между молодежью и стариками, при этом зависимость от возраста линейная. Не только самые старые более склонны желать восстановления Советского Союза, чем самые молодые, но и с переходом к более старшим группам, это желание усиливается.

Можно сказать, что причина таких оценок старых людей, пенсионеров — в том, что для них СССР — это изрядная часть их жизни. Но в каком-нибудь 2004 году респонденты возраста 40−50 лет в СССР тоже успели пожить. Почему же они все же менее склонны к его восстановлению? Дело, по крайней мере, не только в наличии или отсутствии советского опыта.

Данные по Беларуси интересно сравнить с результатами исследований российских социологов из Левада-центра. Правда, они задавали несколько иной другой вопрос — Сожалеете ли Вы о распаде СССР? Этот вопрос более «мягкий», он фиксирует менее тесную связь с советским прошлым. Можно сожалеть об исчезновении СССР, но не желать его восстановления.

Так что данные белорусских и российских социологов в этом вопросе напрямую невозможно сравнивать. Но они о связанных вещах. К тому же особенно важны не отдельные показатели, а их динамика.

Эта динамика и похожа, и непохожа на белорусскую. Похожа в том, что тренд все же понижающийся: как и в Беларуси, с годами россиян, сожалеющих о распаде СССР, становится все меньше. Но монотонности в этих изменений там нет. В конце 90-х в России наблюдался рост ностальгии по СССР, который потом сменился снижением. Еще одна точка слома тренда — 2008−2009 годы, российско-грузинская война и ее эхо. И наконец еще одна вспышка ностальгии — последние годы. Украина, «Крымнаш».

В Беларуси, правда, повторюсь, при несколько ином вопросе, больших колебаний не наблюдалось и тренд был довольно монотонным.

Чрезвычайно интересен следующий график из исследования Левады-центра, на котором приводятся значения так называемого «индекса ностальгии по СССР». Он подсчитывается, как разность между процентом тех, кто сожалеет о распаде СССР, и процентом тех, кто не сожалеет, плюс 100. Если в соответствующей группе об СССР не жалеет никто, индекс равен 0, когда жалеют все — индекс составляет 200.

Следующий график дается в разрезе возрастных групп.

 

И очень интересно сравнить этот график с графиком 2. В России также существует огромный разрыв в отношении к СССР молодежи и стариков (разница — до сотни единиц шкалы), связь со возрастом также, как и в Беларуси, линейная: чем старше возрастная группа, тем более сильные положительные чувства к СССР. Однако при этом следует отметить, что настроения в разных возрастных группах россиян изменяются по примерно подобным траекториям, они на существенно разных уровнях, но колеблются в одном ритме.

Для большей сопоставимости результатов приведем также график «индекса желания возвращения в СССР» по белорусским данным НИСЭПИ.

Также огромный разрыв между оценками молодых и старых, также примерно одинакова динамика во всех возрастных группах, и почти линейная зависимость от возраста. Кроме небольшого отклонения в исследованиях 2009 и 2011 годов, там «зрелая» молодежь (25−34) была меньше советской, чем самая молодая (18−24).

Такой же возрастной разрыв был зафиксирован в исследовании, которое несколько социологических фирм провели в 2016 году в 11 постсоветских странах по заказу информационного агентства «Спутник». В этих опросах фигурировал еще один вопрос, который измеряет отношение к советскому наследию — лучше жилось в СССР или лучше живется сейчас?

Следует заметить, что «Спутник» имеет, мягко говоря, неоднозначную репутацию. Многие считают его инструментом агрессивного продвижения идей «русского мира». Однако цитируемое исследование проводил не сам «Спутник». К тому же, его результаты на самом деле совсем не в пользу «российскому миру». Графики 6 и 7 показывают, что огромный разрыв в отношении к СССР между молодежью и стариками — абсолютно универсальное явление для постсоветского пространства. И они только подтверждают результаты, зафиксированные в исследованиях НИСЭПИ по Беларуси и Левада-центра по России.

Но подтверждают ли Графики 1−7 гипотезу, что молодежь повзрослеет и прививает, внушает обществу свои нынешние юношеские представления, что так, как сегодня думает молодежь, завтра будет думать все общество? Вообще говоря, нет. По крайней мере, не обязательно. Напомню, что Графики 2 и 5 по Беларуси и График 4 по России показывают динамику на довольно длительных отрезках времени. Однако они свидетельствуют не только о наличии разрыва в оценках молодежи и стариков, но и о фактической неизменности этого разрыва, с течением времени он не сужается и не расширяется.

Россиянину, которому в 2000 было 18, сейчас уже 35, он уже в следующей возрастной группе, в целом более ностальгической по СССР, чем по крайней мере нынешние 18-летние россияне.

Белорусский юноша или девушка, которым в 2004 году было 24, теперь уже 38-летний человек, это тоже уже другая возрастная группа с другими взглядами.

Молодые люди женятся, рожают детей, начинают сами зарабатывать, работать. И в этом процессе социализации происходит, пусть и частичное, освоение ценностей, установок и правил старших поколений.

Иными словами, на постсоветском пространстве молодежь более «антисоветская», чем старшее поколение, но так было и 10, и 15, и 25 лет назад. Это до определенной степени возрастной феномен, вчерашняя «антисоветская» молодежь по крайней мере частично становится более «советской».

Молодежь по мере взросления внушает остальному обществу свое, но и общество кое-что навязывает молодежи через социализацию. Это борьба. Как у Высоцкого: «Но покорежил он края и шире стала колея». Шире, но не изменила направление, не исчезла вовсе.

Интересно сравнить социально-политическую инновацию прощания с СССР с другой, технологической инновацией — распространением интернета. Желающих возвращения СССР можно рассматривать, в некотором смысле, в качестве аналога тех, кто не пользуется интернетом.

Следующий график сделан также по основании данных опросов НИСЭПИ, в нем отражена динамика долей респондентов в соответствующих возрастных группах, которые отвечали, что не пользуются интернетом.

Заметно отличие от графика 2. Доля молодежи, которая не пользуется интернетом, снизилась за 12 лет резко, с 60% до фактически нуля. А среди старшего поколения динамика оказалась значительно более плавной, доля тех, кто не пользуется интернетом, среди людей преклонного возраста уменьшилась всего на 20 процентных пунктов. Таким образом, разрыв между молодежью и самым старшим поколением в этом вопросе стал за этот период существенно большим. А в отношении к СССР, как видно из графика 2, такого расширения не произошло.

Интернет не противоречит ценностям, социализация не работает против него. Старшие поколения не навязывают молодежи свое отношение к Сети. К тому же молодежь по мере взросления не отучается от интернет, не перестает быть его пользователем.

А в том, что касается отношения к СССР, подходы старших оказывают воздействие на молодежь. Поэтому размер разрыва практически и не увеличивается и инновация прощания с СССР происходит гораздо медленнее, чем освоение интернета.

И эта неспешность ярко отражена в современном общественной и политической жизни страны. Ведь понятно, что любые вопросы о СССР, хоть о желании его восстановить, хоть о сравнении с нынешним временем, хотя о сожалении — они не об СССР, строго говоря. Они — об определенной современной практике и о взгляде на сегодняшний день.

Но когда же еще верит в то, что мир станет таким, каким ты хочешь его видеть, как не в молодости?

Мнение авторов может не совпадать с точкой зрения редакции TUT.BY.