Реформы осилят только государство и частник в партнерстве
Наш экономический кризис, социально-экономический кризис в Украине, лишь усиленный последствиями «майданов», очевидный экономический тупик в России, вызвавший там ожесточенные дискуссии о путях дальнейшего развития страны — совпадение по времени схожего по основным симптомам кризиса при разных структурах экономик и разной экономической политике правительств не может быть случайным. Это дает ключ к пониманию его причин и направлению поисков путей выхода из него.
Глубокая провинциальность и вторичность белорусской экономической науки, схожесть кризисов в наших экономиках заставляет внимательнее присмотреться к более основательным разработкам россиян. Тем более, что на путь российских реформ нас все годы активно подталкивают и с Запада, и с Востока.
Думаю, прав академик РАН А. Некипелов, когда говорил о том, что основной проблемой России (заметим, как и всех постсоветских экономик) становится не столько создание рыночной среды (в отличие от нас, эту проблему они, в основном, решили), сколько формирование агентов рынка, тех хозяйствующих субъектов, которые в этой среде будут действовать. Предприятия во всех постсоветских странах, приватизированные или нет, включенные в состав олигархических структур или самостоятельные, оказались не готовы конкурировать в условиях открытых рынков. Ни по своей структуре, ни по уровню технической оснащенности, ни по качеству менеджмента.
Освоение их внутренних рынков конкурентами с Запада и из Китая при отсутствии реальных механизмов выхода на внешние рынки предельно сузили для них те сегменты рынков, на которые они могли рассчитывать. В результате г-н Кудрин заговорил, как о мировом тренде, о смене «экономики спроса» на «экономику предложения»: на рынках господствуют не продавцы, а покупатели.
Заметим, что тут г-н Кудрин передергивает. Нагнетание спроса как метод борьбы с кризисом перепроизводства используется на Западе с незапамятных времен. Однако сегодня, в условиях глобализации, метод стал заметно сбоить: стимулирование внутреннего спроса стало все чаще стимулировать не свою, а китайскую экономику. А поскольку других методов все равно нет, стимулирование своих экономик через рост долгов и эмиссию на Западе все равно продолжается.
Ну, а в России — как всегда: «Куда конь с копытом, туда и рак с клешней!». Внутренний спрос в России, по образцу Запада, был подогрет правительством искусственно, за счет вброса в экономику природной ренты. Благо цены на нефть позволяли. С 2003 г. по 2010 г. средние зарплаты в стране выросли в 4 раза без малейших экономических оснований, инвестиции вбрасывались куда попало, абы побольше, бюджет раздули. Но ростом импорта плоды этой политики (к которой был причастен и г-н Кудрин) достались Западу и Китаю. Модернизация и реиндустриализация российской экономики так и застыла в стадии разговоров. Рост уровня жизни населения оказался временным.
Заметим, что Китай очень осторожно повышает уровень жизни населения, предпочитая инвестиции в производство и накопление резервов. Как результат — ему удалось справиться и с кризисом 1998 года (в России был дефолт), и держаться сегодня. Причем поступательно, без скачков повышает и уровень жизни населения. А Россия не только сама, при падении цен на нефть, вынуждена снижать потребление населения, но и подставила, например, Беларусь: на едином рынке труда вслед за Россией мы были вынуждены в 2009—2010 гг. повышать зарплаты без оснований, сформировав и на этом часть отрицательного сальдо текущего счета. Базу под это повышение не подвели, и, как и следовало ожидать, повышение уровня жизни населения в 2009—2010 гг. и у нас оказалось временным.
Сегодня, когда Россия находится в экономическом тупике, угрожающем долговременной стагнацией, а Беларусь погружается в экономический кризис, основные дискуссии о путях преодоления кризиса между «либералами» и «консерваторами» выглядят надуманными. Поскольку не включают два основных вопроса: программу структурных реформ (в имеющейся структуре экономика конкурентоспособной быть не сможет) и каким образом сформировать агентов рынка для открытой экономики, способных выдержать конкуренцию.
«Либералы», чей идейный лидер, безусловно, А. Кудрин, уповают на создание благоприятной для бизнеса среды, на монетарные методы и приход иностранного капитала. Который, по их мысли, поможет местному частному капиталу модернизировать свои предприятия. И Россия вольется в мировой рынок. В Беларуси наши «младореформаторы» основные надежды связывают с приватизацией. Следуя Е. Гайдару, который как-то признался, что Россия пошла на такие реформы в начале 90-х, поскольку, придя к власти, они не знали, как управлять такой экономикой. Ведь наши тоже не знают.
Пока ничто не свидетельствует о том, что для таких надежд есть хоть какие-то основания. Во-первых, Россия и так часть мирового рынка. Но мировой рынок в значительной степени сегодня управляем крупными игроками. И, как показали последние конфликты, по их мнению место России на этом рынке — место «очень большой бензоколонки», ее роль в международном разделении труда — поставщик сырья и квалифицированной рабочей силы. О том же свидетельствуют и ограничения на передачу России современных технологий.
Во-вторых, жесткая кредитно-денежная политика угнетает реальный сектор и без того задавленный импортом. Как в России, так и у нас. В важнейшем из факторов конкурентоспособности, в доступе к капиталу, иностранные компании имеют необоснованные преимущества.
В-третьих, относительно небольшой внутренний спрос и устаревшая структура экономики никак не привлекают иностранный капитал. На таком рынке выгоднее ввозить, чем производить. Это прекрасно продемонстрировал Бабкин на примере канадских тракторов, перенос производства которых в Россию оказался экономически не оправдан. Создание в России крупными корпорациями простейших сборочных производств ничего в экономике страны не решает. А уж помогать местному капиталу, выращивая себе конкурента, иностранный капитал точно не будет.
В целом, подход «либералов» и укладывается в стратегию тех крупных игроков на мировых рынках, которые видят роль России на них как «большой бензоколонки».
У «консерваторов» идейным лидером является, видимо, С.Глазьев. Который предлагает административными методами корректировать нежелательные тенденции в развитии ситуации на рынках (включая валютный контроль), расширение госфинансирования реального сектора и активную роль госсектора в формировании ситуации на рынках. Неявно предполагая, что поддерживать нужно те предприятия, которые есть. Предоставляя им самим решать, как модернизироваться и модернизироваться ли вообще.
Гипертрофированной формой подхода является «белорусская модель». Отсюда, кстати, симпатии российских консерваторов к А.Лукашенко.
Позиция выглядит логичной: если рыночная ситуация неблагоприятна, и переломить тенденцию к деиндустриализации рыночными методами не представляется возможным, приходится пробовать и другие методы. Однако, тем не менее, такая позиция выглядит нереалистичной. Причем сразу по нескольким причинам.
Во-первых, и в России нет ни страновой стратегии, ни промышленной политики. Что государству финансировать? Если все на свете — никаких ресурсов не хватит. Не случайно в практической плоскости речь идет у адептов подхода лишь о ВПК и агропромышленном комплексе.
Во-вторых, финансировать экономику в совковой структуре, как показал белорусский опыт — выброшенные деньги. Программы структурных реформ тоже нет.
Примером таких реформ является опыт Китая в металлообработке. Когда, в 2000—2005 гг. при посредничестве госбанков, Китай массой скупил на Западе б/у станки не старше 6 лет, раздав их в очень льготный лизинг малым частным предприятиям. Создав аналогичную западной среду из массы высокотехнологичных малых предприятий., сразу начавших работать и на экспорт, и сбивших себестоимость и у внутренних потребителей. В результате Китай опирается на станочный парк 1995−2000г.г. выпуска, а в России и у нас, большей частью, станки еще советские, отстают на 3−4 поколения. И так не только в металлообработке.
В-третьих, инструментов для реализации таких программ тоже нет. Инструменты частно-государственного партнерства не отработаны, такое партнерство грозит утонуть в коррупции. Надежда, что получив дешевые ресурсы частные предприятия бросятся модернизироваться, иллюзорны: уже сегодня в России сумма срочных депозитов почти догнала ВВП, но инвестиций нет: бизнес не видит, куда и как инвестировать. Тем более, что спекуляции пока намного доходнее почти любого производства. Государство в России тоже почти готово, но и ему инвестировать некуда: проектов нет. Только инфраструктурные проекты проблем страны не решают. А у нас и у государства денег нет.
И, в-четвертых. Что, возможно, главное. В России господствует торгово-финансовый капитал, у нас — бюрократические кланы. Реальных выгод для себя в реиндустриализации своих стран они не видят. Очень сильны компрадорские настроения, привлекательнее для них выглядит роль посредника в обслуживании интересов Запада. Политическое сопротивление любым попыткам реиндустриализации было, есть и будет.
Думаю, в разработке стратегии реиндустриализации всем постсоветским странам надо исходить из обратного, из общей структуры мировой экономики, в «ручном режиме» вписывая свои предприятия в эту структуру.
Мировая экономика сегодня состоит из гипертрофированно раздутого финансового сектора (одно из следствий безудержной эмиссии), группы крупнейших транснациональных компаний, плотно контролирующих свои рынки, государств, как экономических агентов, группы крупных региональных компаний, тесно связанных с государствами, большого количества средних компаний, занимающих ниши на региональных и мировом рынках, массы мелких компаний, занятых в обслуживании местных нужд и более крупных компаний.
Заметим, что по качеству техвооружения и мелкие производственные компании, и, тем более, средние мало уступают крупным корпорациям. Иначе им просто не выжить, и опыт постсоветских стран это сегодня подтверждает.
Причем, в условиях глобализации, и кооперационные связи, и даже части технологических цепочек могут быть разбросаны по всему миру. Роль государств, как экономических агентов, снижается по всему миру, идет процесс их муниципализации, ограничение их функций местными нуждами.
Места предприятиям в совковой структуре в такой структуре мировой экономики просто нет. Для каждого из них индивидуально нужно определять то место, которое они могут занять, капитал, который ему необходим чтобы удержаться на рынке, (и только потом определяться с источником этого капитала: частный, государственный, кредиты), потребность в реструктуризации и техперевооружении.
Это — работа для большого количества групп специалистов, организованных в компании типа «бизнес-доктор». Чиновникам тут делать нечего, а сами директора не справятся.
Или проще убитые закрыть и строить «с нуля» новые. Но в постсоветских условиях новые рабочие места будут создаваться заведомо медленнее, чем будут закрываться старые. С большими социальными и политическими проблемами.
Не верю, что такой процесс по силам частному постсоветскому капиталу. Тем более, что для него есть искушение направить накопления, например, на покупку домика в Лондоне. И в целом, постсоветский частный капитал склонен к потреблению, а не к инвестициям. Но у постсоветских государств нет, и не может быть ресурсов для быстрого решения накопившихся проблем, им бы с социалкой справиться.
Выход может быть только на путях частно-государственного партнерства. Когда государство разрабатывает стратегию, конкретные планы, а частник видит свой интерес в реализации конкретных мероприятий этих планов. Учитывая отсутствие на постсоветских просторах опыта такой работы (и у государств, и у частника), и «варягов» придется приглашать, и ошибки неизбежны. Но других путей нет, и «дорогу осилит идущий».