Асисяй. Чем сейчас занимается великий клоун Вячеслав Полунин

Народный артист России и знаменитый клоун Слава Полунин празднует свой 70-й день рождения. В преддверии юбилея создатель «Снежного шоу» рассказал в интервью ТАСС, почему его спектакли не для детей, вспомнил о том, как ему удалось создать частный театр в 80-е годы, как родились его персонажи и какую роль в этом сыграла политик Валентина Матвиенко.

— Вы как-то рассказывали, что адаптируете свое «Снежное шоу» для зрителей каждой страны, в которой выступаете. Публика сильно различается?

— Да, одна с Луны, а другая с Марса (смеется). Совершенно другие впечатления, интересы, характер — все другое. Есть страны, к которым я готовился по пять лет, а есть, например, Япония — пришлось пятнадцать лет потратить на то, чтобы с ними найти общий язык. Страны настолько разные, что приходится менять спектакль. Когда приезжаешь, например, из Англии в Испанию, полностью меняешь команду: в Испанию беру страстных, а в Англию — головастых. И меняю все акценты.

— Ваши спектакли больше для детей или для взрослых?

— Совсем не для детей. Я сам остаюсь ребенком всю жизнь.

Считаю, что сохранить какие-то черты детского характера — это большое счастье, потому что это дает возможность относиться к миру по-другому. Среди ребят в моем театре есть просто гениальные люди, которые через секунду становятся другом любого ребенка, только взглянув ему в глаза. А для меня это большой труд — найти с ребенком общий язык, общие темы. Не у всех есть талант понимать детей. Наверное, потому что я сам ребенок, я хочу во взрослом найти ребенка, помочь людям найти свои детские мечты и на этом скорректировать свои ошибки в взрослой жизни, продолжать двигаться к своей мечте

— Как вообще родилась идея «Снежного шоу»?

— «Снежное шоу» — это не произведение одного года. Это произведение, к которому я двигался 10−20 лет. Это накопление из разных спектаклей, поиски разных идей, миров, персонажей, стиля. Вся моя работа с театром «Лицедеи» потом была собрана, и на ней уже был построен спектакль. Если в «Лицедеях» была только поэтическая клоунада, то здесь у меня уже была и метафизическая, и трагикомическая. А дальше он отправился в собственный путь. Сначала было около 40 миниатюр, из них осталось штук, наверное, пять-семь, а потом появились другие, то есть это длинный путь жизни спектакля.

— Как вы набираете клоунов для своих спектаклей?

— У «Снежного шоу» большая история, 25 лет уже мы в пути, и «Снежное шоу» разных периодов — это разные спектакли, потому что нам тоже скучно в одном месте находиться, и мы все время в поиске и изменении. В последние годы я мало уже интересуюсь профессиональными качествами человека, я больше смотрю на личность. У них другая профессия, профессия вдохновения, радостного восприятия жизни. Я выбираю людей, которые вдохновляют всех вокруг себя жаждой жизни, и я вдруг открываю удивительные бриллианты невообразимого качества, которые почему-то не востребованы в других профессиях.

— В своих шоу вы оставляете огромное пространство для эксперимента. «Снежная симфония» — это тоже был своего рода эксперимент? Это больше шоу или концерт?

— Это фантастическое шоу. Мои клоуны начали ходить на пуантах! Этого невозможно добиться никакими другими способами. Музыка у [скрипача] Гидона Кремера такая совершенная, как из космоса. Соединить самое анархичное искусство с самым совершенным вместе — мы не думали, что это возможно. А когда мы попробовали и у нас получилось, мы поняли, что нашли какое-то удивительное сочетание. С удовольствием начали этим заниматься, и каждый спектакль «Снежная симфония» — это вершина возможности и удовольствия. Каждый, кто выходит на сцену, получает столько вдохновения друг от друга, от всего, что мы делаем.

— Сейчас стать клоуном легче или сложнее, чем раньше? Легко ли добиться успеха артистам?

— Эта профессия, как и все другие, имеет свои пики подъема, пики спуска, и на данный момент она не в лучшем виде, хотя есть десяток великих клоунов по миру, десятки и сотни тех, кто к этому идут.

Человечество ищет свои новые ориентиры. Как только оно их найдет, появится огромное количество прекрасных клоунов. Клоун рождается не только от профессии, как хорошо он умеет шутить или мастерски исполнять какие-то трюки, а на том, какую линию жизни он предлагает человеку

— Когда вы начали заниматься пантомимой? Помните, как готовили свои первые выступления, откуда брали идеи?

— Первое — это был Дом пионеров, и была великая женщина Нина Михайловна, которая давала нам всем абсолютную свободу творчества и дала нам возможность сделать общественный совет, где мы придумывали, что интересного еще должно быть в городе, что можем сделать, что можем узнать. Мы создавали КВНы, стенгазеты, игровые конкурсы, путешествия по всему краю. Мы все время были заняты, постоянно сочиняли. Конечно, я уже видел кое-что в кинотеатре Никулина и очень увлекался этим, даже написал сценарий для Никулина про новые приключения троицы и отправил ему, мало ли, ему пригодились бы.

И в это время я увидел Чарли Чаплина в новогоднюю ночь с его фильмом «Малыш», и мне голову снесло. Я увидел одновременно щемяще-трогательные отношения людей и в то же время фантастическую, нечеловеческую способность порхать, летать. В общем, чудеса, которые делал этот человек-нечеловек. Мне очень захотелось за ним это повторять. Я тут же сделал себе и шляпу, и тросточку, башмаки огромные. Сложнее всего было тросточку сделать, она никак не хотела гнуться, я испортил десятки этих палок, прежде чем меня научили. И вот я с этим всем болтался по школе и всех смешил, бегал этой походкой. Потом на какие-то наши праздники одевался Чарли Чаплином. Это было началом.

А потом я увидел пантомиму какого-то нашего артиста «Муха-цокотуха». Я тут же ее повторил всю наизусть, слово в слово, движение в движение, и уложил всю аудиторию на пол от хохота. Тогда я начал выступать, пошел в клубную агитбригаду. Искал всегда, где можно выступить. К каждому празднику в своем городке я стал придумывать новые приключения персонажа: то я яблоки ворую в саду, то я к 8 Марта пытаюсь что-то погладить, сварить. Пришло к тому, что я даже поехал в областной город и получил первую премию как самодеятельный артист. Тогда ко мне один генерал подошел и сказал: «Так, молодой человек, вам нужно относиться к своему таланту серьезно. Езжайте в Москву и учитесь». Я последовал его совету и поехал в Питер. Питер мне нравился больше, потому что наша учительница рассказала об этом городе как о чуде света и о том, что там белые ночи.

— А как вы вообще придумали своего персонажа по имени Асисяй? Можно сказать, что вы вдохновились Чарли Чаплином?

— Конечно. Я вдохновился Чарли Чаплином. Но к тому времени, когда я делал Асисяя, у меня в любимцах уже был не только Чаплин. Я приехал в Питер, а там был кинотеатр старого фильма. Я не вылезал оттуда. В день по три-пять фильмов смотрел. В кино заключалось такое богатство, комичество, что ничего не могло сравниться. Я изучал клоунаду на основе комических фильмов. А потом еще я начал по телевизору натыкаться на прекрасную русскую клоунаду. В это время было много хороших клоунов на арене, особенно я влюбился в Леонида Енгибарова. С тех пор у меня уже точно было понимание, куда надо двигаться.

И как-то, сидя на кухне, решил быстренько за ночь чего-то сделать со своим персонажем: пару коробок грима и до утра мазал лицо, раз двадцать менял маску, пока не наткнулся на эту белую с пробкой. Для персонажа надо было найти сюжет. Вспомнил Аркадия Райкина, я был просто влюблен в его работу и не пропускал ни одного спектакля. Так вот, вспомнил его сюжет с переменами масок, и я подумал: «Вот хорошо, два персонажа, которых придумал человек, потому что ему очень грустно одному и он пытается сделать вид, что у него все в порядке».

— Вам удалось открыть частный театр в России в 80-х. Много было трудностей?

— Все, что делаешь, вырастает из того, что сделано. К началу 80-х я сделал прекрасные спектакли, совершенно новый вид искусства — поэтическая клоунада. Мы работали в маленьком зале на 70 мест, как-то вталкивали 300 зрителей. Стало понятно, что это большой подарок судьбы и надо им как-то распорядиться, чтобы максимально доступно стало для людей. Тогда мы начали искать формулу, при которой это можно сделать. Все люди, которые работали в спектаклях, параллельно работали дворниками, билетерами и так далее. Это был самодеятельный театр, и надо было искать решение. Идти в профессиональную организацию типа «Ленконцерта» мы не захотели.

Мы там уже были и поняли, что там ничего у нас не получается. Например, «Голубые канарейки» худсовет не принял, сказали, что мы «пудрим мозги» и непрофессиональное выдаем за профессиональное. Мы поняли, что нужно искать другой выход, а так как нас в комсомоле очень любили и постоянно отправляли во все стороны мира представлять культуру России, мы поняли, что нужно обращаться к нашим покровителям. Я пошел к Валентине Матвиенко, она была начальником комсомола в Питере. Она очень много нам помогала, ценила нашу работу.

Я объяснил ей, что не хотелось бы висеть на шее у комсомола, и так как мы в это время получали и помещение и зарплату я получал как руководитель, то хотелось бы сделать самоокупаемый театр. Это было новое слово, странное. Она долго рассуждала со мной, где-то проверяла возможности, и в конце концов решили рискнуть, к тому же я не подводил никогда, на меня можно было положиться. И она подтвердила, что такое может быть при комсомоле — самоокупаемый театр. Он никак не зависел от организации комсомола и в то же время ей во всем помогал. Мы арендовали помещение, отдали всем артистам зарплаты и начали путешествовать по всей России с огромным успехом.

— Когда вы уезжали из вашей родной Орловской области, вы предполагали, что может быть такой успех, или это было спонтанное решение?

— Меня не интересовал успех. Меня интересовало, где можно учиться. Мне так нравилось, как светятся глаза у публики, какой возникает ажиотаж и радость в этом пространстве творчества. Пантомима и клоунада — это фантастические миры, которые увлекают всех вокруг в водоворот жизни. Я просто искал, где учиться, и это была единственная цель. Я даже не думал, где я буду выступать, почему. Это меня не интересовало.

— Что самое главное для вас как артиста?

— Те, кто не добился, не добился. Жизнь устраивает так, что те, у кого недостаточно силы характера, не достигают вершин. Иначе будут люди путаться в смыслах.

Искусство очень жесткое, оно не пропускает несовершенства, ждет, пока ты своим характером и творческими достижениями достигнешь того состояния, когда тебе откроется дверь. Главное — характер.

—  Есть ли у вас задумки дальнейших проектов, планы на будущее?

— Я нахожусь в поисках нового Эльдорадо. Моя деятельность сейчас сосредоточена в нескольких местах. Первое — это «Академия дураков», ей уже 30 лет. Она собрала в свои ряды 60 великих академиков. Там мы учимся другому отношению к жизни, через глупость и радость, через праздник мы ищем возможности понять и почувствовать эту жизнь в полную силу и помочь тем, кто заблудился. Другой мой проект называется «Желтая мельница», где я исследую концепцию театрального философа Николая Евреинова, которому принадлежит гениальная фраза «театрализация жизни». Жизнь, совмещенная с театром, то есть театр помогает жизни быть более творческой и совершенной. Как бы ты создаешь свою жизнь, как произведение искусства. Уже 20 лет я веду опыты во Франции в лаборатории «Желтая мельница», исследую эту идею, и надо сказать, что огромные уже результаты. Тысячи людей со всего мира прилетают, чтобы открыть себя. На «Желтой мельнице» нет представлений, но есть возможность открыть личное творчество, понять себя.

В этом году в мае я задумывал выставку в Музее Москвы на 3 тыс. кв. м на все лето. Выставка называется «Зя», и мы ее перенесли ровно на один год. Из 120 моих любимых проектов я выбрал 30 самых любимых, и публика сможет не только познакомиться с ними, но и участвовать в них. Наши проекты «Караван мира», «Лицедеи», «Как стать звездой», «Академия дураков», «Мельница» — все это окажется в Москве, каждый сможет прийти и в это вникнуть.

— Расскажите поподробнее, в чем заключается ваша работа с людьми, которые к вам приезжают?

—  Даже не знаю, похоже на чудо (смеется). Что-то мы там вытворяем, но получается! 50% людей, которые попробовали, получили результат. Мы просто сочиняем какую-то идею, образ. У нас множество событий, мы их называем праздниками. И вот я делаю, например, 500 билетиков цветных и отдаю своим внучкам, они разносят их в соседние школы и деревни. Раздают всем детям. На билетике написано: «Приходите такого-то числа на „Мельницу“, приносите с собой пикник, но ваша одежда должна быть такого же цвета, как этот билетик, и весь пикник должен быть такого же цвета, и вы можете взять с собой одного взрослого». Мы специально провоцируем неожиданные события в семье. Ребенок начинает выбирать, кто ему важнее, говорить об этом. А потом самое важное: он пошел на праздник, и билетик дает ему право быть главным в семье на этот день, и он решает, кто что делает и как.

А вот недавно мы сделали за два дня 800 свадеб — 800 невест и 800 женихов, прилетевшие со всего мира, которым мы предложили отпраздновать свою свадьбу или повторить, серебряную, например, сделать. Кто захотел, тому мы предоставили несколько мэров из соседних деревень, которые их венчали по-настоящему, а кто хотел, того мы венчали «Академией дураков» на канате через речку, на деревьях. Множество было фантастических свадеб. И мы сделали фильм, может быть, в следующем году мы его покажем на фестивале в России.

—  И завершающий вопрос: как вы планируете отметить свой юбилей?

— Все, что я делаю, — это и есть мой юбилей. Сейчас я случайно оказался на «Мельнице». Я не часто здесь бываю, два-три месяца в год. В основном я бываю в других местах. Я живу там, где у меня проект. А в сентябре мы начинаем двухмесячный тур по всей России, наш «Транссибирский экспресс», который мы каждый год устраиваем.