«Деятельность была безответственной и преступной». Как руководителей БССР хотели судить за Чернобыль

30 лет назад, в 1990-м, в белорусском парламенте была создана комиссия. Она должна была выяснить, как белорусские чиновники действовали после аварии на Чернобыльской АЭС. Рассказываем, к каким выводам пришла комиссия, какое наказание понесли руководители БССР, а также какую позицию в этом вопросе занимал будущий президент Александр Лукашенко.

100 тысяч на улицах и 15 минут прямого эфира

Авария на Чернобыльской АЭС случилась в 1986-м. Но лишь несколько лет спустя, когда набрала силу горбачевская гласность, стали раздаваться требования: привлечь к ответственности высших чиновников, которые скрывали масштабы чернобыльской трагедии.

24 февраля 1990 года жители Хойников, Наровли и Брагина потребовали на митинге привлечь к судебной ответственности экс-руководителя БССР Николая Слюнькова (во время Чернобыля возглавлял БССР), Алексея Камая (в 1986-м руководил Гомельщиной) и отдельных представителей союзного центра.

Правда, с требованиями жителей Хойников, Наровли и Брагина не все однозначно. Того же Камая защищает писатель Валентин Блакит: «Я не збіраюся ва ўсім бараніць і апраўдваць Камая — хапала і ў яго грахоў, але не магу не выказаць абурэння, што кідалі і працягваюць кідаць у яго каменні найперш тыя, хто сам і носу не паказваў у чарнобыльскую зону альбо быў наездам, налётам, у лепшым выпадку з начлегам у Гомелі. Камай з паплечнікамі з ранку да ночы калясілі, глытаючы радыяцыю, па пыльных дарогах бяды, ратуючы людзей… Адны з іх, як другі сакратар абкаму Віктар Санчукоўскі, згарэў ад радыяцыі імгненна ў яшчэ зусім маладыя гады, іншыя пазней, дый Аляксей са сваім колісь магутным здароўем ходзіць з ужыўленым стымулятарам сэрца, жменямі глытае лекі…».

На следующий день, 25 февраля 1990 года, Белорусский народный фронт вывел на улицы Минска около 100 тысяч человек, которые протестовали против выборов в республиканский парламент, проходивших по недемократическим правилам. Многочисленная толпа окружила здание телевидения. В результате лидеру БНФ Зенону Позняку предоставили 15 минут прямого эфира.

По итогам митинга было принято обращение к гражданам Беларуси. Участники митинга требовали расследовать в суде деятельность Слюнькова, Георгия Таразевича (во время аварии — Председатель Президиума Верховного Совета БССР) и Александра Кондрусева (в 1986-м — замминистра здравоохранения БССР).

Все трое работали в Москве на высоких должностях. Слюньков являлся членом Политбюро. Таразевич возглавлял комиссию по национальной политике и межнациональным отношениям одной из палат советского парламента, неофициально он являлся доверенным лицом Горбачева. Кондрусев к тому времени стал замминистра здравоохранения СССР и главным государственным санитарным врачом Союза.

Это был прямой вызов Москве. Стало понятно, что игнорировать чернобыльский вопрос было уже невозможно.

Почему комиссию не возглавил космонавт?

Весной того же 1990 года в Беларуси прошли выборы в Верховный Совет ХII созыва, который впервые выбирался на альтернативной основе. В первый день работы парламента депутат Лявон Борщевский озвучил предложение от БНФ: расследовать вопрос, почему информация о катастрофе была утаена от людей.

В результате в июне того же года в парламенте была создана комиссия, которая должна была расследовать действия чиновников.

Сначала нужно было придумать ее название. Депутат Евгений Цумарев (замглавы Товарищества белорусского языка — ТБМ) предложил радикальный вариант: «Комиссия по политической оценке деятельности должностных лиц и политического руководства СССР и БССР, связанной с утаиванием информации и непринятием мер безопасности в связи с катастрофой на ЧАЭС». Но в итоге депутаты остановились на более нейтральном варианте: «Временная комиссия Верховного Совета по оценке деятельности должностных и других ответственных лиц в связи с ликвидацией последствий аварии на ЧАЭС»).

Затем следовало выбрать председателя комиссии. Сначала на эту должность выдвинули депутата-космонавта Владимира Коваленка.

В то время Коваленок был на пике популярности. За месяц до этого в парламенте выбирали председателя Верховного Совета. На этот пост баллотировались три человека: Николай Дементей, который представлял Коммунистическую партию, Станислав Шушкевич, на которого делали ставку демократы, а также Коваленок.

Как утверждал в мемуарах экс-министр иностранных дел Беларуси Петр Кравченко, задача Коваленка заключалась в том, чтобы «оттянуть голоса тех, для кого Шушкевич был слишком оппозиционным». Свою задачу космонавт выполнил. Первый тур не выявил победителя: Дементею не хватило для победы всего одного голоса. Но во втором туре, куда вышли Дементей и Шушкевич, первый победил (набрав 51% голосов) и стал спикером. Высокий результат Шушкевича (36,4%) помог ему занять пост первого вице-спикера, а после провала августовского путча возглавить парламент.

Казалось бы, Коваленок может заработать на работе комиссии дополнительные политические очки, но космонавт взял самоотвод.

Как пишет историк Александр Курьянович, Коваленок задал коллегам следующие вопросы: зачем такая комиссия? По какой шкале — пятибалльной или десятибалльной она будет оценивать деятельность чиновников? Космонавт предложил поручить такие проверки прокуратуре.

В итоге комиссию возглавил Григорий Вечерский. Доктор медицинских наук, он возглавлял кафедру функциональной диагностики в Институте усовершенствования врачей. Кроме него в комиссию вошли еще 24 человека.

«Мы в восьмидесятые годы меньше пузырей пускали, а больше делали»

В те же дни депутаты от БНФ потребовали, чтобы Михаил Горбачев, Николай Слюньков и Георгий Таразевич приехали в Минск и отчитались за свои действия по ликвидации последствий аварии.

Горбачев и Слюньков отказались: первый сослался на занятость, второй — на болезнь (в это время он перенес инфаркт и ушел на пенсию). Причем Николай Никитович не захотел разговаривать с парламентариями даже по телефону. По мнению депутата Верховного Совета Сергея Наумчика, секретаря комиссии по вопросам гласности, СМИ и прав человека, Слюньков боялся ехать в Беларусь. Наверное, определенная логика в его словах есть. Ведь Таразевичу — единственному, кто согласился приехать, пришлось принять весь удар на себя.

— [27 июня 1990 года] дэпутаты зладзілі Таразевічу сапраўдны разнос: «Чаму не адмянілі першамайскія святы?», «Ваша прозвішча праклінаюць у зоне!» і гэтак далей, — писал историк Александр Курьянович. — Юрый Беленькі (депутат от БНФ. — Прим. TUT.BY) ўвогуле заклікаў да чарнобыльскага Нюрнберга. Фактычна, адзіным, хто стаў на бок Таразевіча, быў [Аляксандр] Лукашэнка. Дэпутат успомніў стыль працы Таразевіча, калі той прыязджаў «без мигалок, ГАИ и прочей свиты». І ўвогуле, падвёў рысу Лукашэнка, «мы в восьмидесятые годы меньше пузырей пускали, а больше делали».

— На ўсе закіды Таразевіч адказваў спакойна і годна. Ён катэгарычна абверг сцвярджэнне, што нібыта збег у Маскву з-за Чарнобыля, — добавляет Курьянович.

— Да пераезду ў Маскву ў 1989-м Таразевіч фактычна лічыўся другой асобай у рэспубліцы, пасля 1-га сакратара Слюнькова, — вспоминает о тех событиях для TUT.BY Сергей Наумчик. — Да таго ён тады ўваходзіў у склад Бюро ЦК КПБ — фактычна вышэйшага кіруючага органу. Таму пытанняў да яго было шмат. Але нашыя пытаньні не былі абразай у бок Таразевіча. Мы, дэпутаты БНФ, сапраўды задавалі яму вострыя пытанні - якія мусілі задаць Слюнькову, калі б ён прыехаў. Але яго не было. За яго і за ўсё тагачаснае кіраўніцтва БССР давялося адказваць Таразевічу, і ў гэтым ён, безумоўна, праявіў мужнасць.

Но, добавляет, Наумчик, «рэальна 99% улады было ў першага сакратара ЦК».

— Калі ўжо пакласці руку на сэрца, віна Таразевіча была толькі ў тым, што яму не хапіла смеласці супрацьстаяць Слюнькову. Той жадаў паказаць Маскве, што Беларусь паспяхова пераадольвае наступствы Чарнобыля. Адрозна, скажам, ад былога ваеннага лётчыка, сакратара ЦК па ідэалогіі Аляксандра Кузьміна, які ў першыя ж дні пасля Чарнобылю перадаў інфармацыю пра сапраўдны ўзровень радыяактыўнай забруджанасці пісьменніку Алесю Адамовічу, уступіў у канфлікт са Слюньковым і неўзабаве быў адпраўлены на пенсію.

Любопытно, что сам Таразевич не затаил обиду на своих оппонентов.

— Пасьля паседжання Таразевіч прапанаваў нам сустрэцца неафіцыйна, і мы каля гадзіны пагутарылі з ім у нейкім пакоі каля Авальнай залі, — вспоминает Наумчик. — Нас, дэпутатаў, было пяць ці шэсць, здаецца, быў Зянон Пазняк, быў, калі не памыляюся, і Лукашэнка. Гэта была спакойная і канструктыўная гутарка. Мне ўдалося ўсталяваць зь ім нейкі чалавечы кантакт, потым я звяртаўся да яго некалькі разоў па віцебскіх справах, дзе быў абраны дэпутатам, і заўсёды ён дапамагаў.

Таразевич сыграет исключительную роль в белорусской истории в сентябре 1991 года, когда его выступление убедило номенклатуру проголосовать за «Погоню» и бело-красно-белый флаг, которые стали государственными символами. В 1995-м он, тогда посол Беларуси в Польше, выступит против референдума о замене этих символов и уйдет в отставку.

Без Горбачева, но с генералами и министрами

В составе комиссии по Чернобылю был и Сергей Наумчик. По его словам, он считался заместителем Вечерского, хотя формально им не был. Почему?

В том парламенте лишь часть депутатов работали на профессиональной основе. Напомним, что Наумчик являлся секретарем комиссии по вопросам гласности, СМИ и прав человека. Большинство остальных депутатов, членов комиссии, приезжали в парламент лишь на сессии.

— Таму атрымалася, што я выкончаў даручэнні Вячэрскага, ўдзельнічаў ва ўсіх апытаньнях службовых асобаў, звяртаўся да Гарбачова і г. д., — рассказывает он TUT.BY.

Кстати, опросы шли абсолютно законно. В июле 1990 года парламентарии утвердили порядок работы комиссии. По ее требованию все учреждения и организации были обязаны предоставлять необходимые материалы. Члены комиссии могли опрашивать чиновников как БССР, так и СССР.

«Мы апыталі навукоўцаў і грамадскіх дзеячоў - прафесара Васіля Несцярэнку, пісьменніка Алеся Адамовіча ды іншых, хто адразу пасля Чарнобыльскай катастрофы папярэджваў пра пагрозу, а таксама тагачасных высокіх чыноўнікаў, міністраў і генералаў, якія праўду пра Чарнобыль утойвалі. Праўда, не ўдалося пагутарыць з былым старшынём Савету Міністраў СССР Мікалаем Рыжковым і генеральным сакратаром ЦК КПСС Міхаілам Гарбачовым (…). Аднак мы атрымалі абсалютна дакладныя звесткі, што ў Крамлі ўжо ў самыя першыя дні мелі дастаткова поўную інфармацыю пра ступень небяспекі, і менавіта адтуль пайшла жорсткая каманда: маўчаць! Паступова перад намі вымалёўвалася карціна суцэльнага падману, куды, як у варонку, уцягваліся партыйныя сакратары, міністры, навукоўцы, лекары. У Беларусі мэханізм хлусні кантраляваўся кампартыяй і КДБ».

Сяргей Навумчык, «Дзевяноста першы»

При этом, как позже признавался Наумчик в своем выступлении на сессии Верховного Совета, комиссия так и не получила информацию из КГБ и Генштаба Министерства обороны СССР.

— [Камісія] не мела рэферэнта. Мы не мелі ўласнага памяшкання, аргтэхнікі і гэтай далей. Але самае галоўнае, мы не заўсёды мелі доступ да той інфармацыі, якую па закону і па праву абавязаны былі мець.

«Страшнага нічога не адбылося, ніякай дапамогі Беларусі не патрэбна, і мы хутка самі справімся»

Спустя год после начала работы комиссии, 13 июня 1991 года, Григорий Вечерский вышел на трибуну Верховного Совета, чтобы подвести итоги работы комиссии.

«Першы сакратар ЦК КПБ Слюнькоў, бюро ЦК КПБ валодалі інфармацыяй у поўным аб’ёме ўжо 29 красавіка 1986 году (Авария произошла 26 апреля. — Прим. TUT.BY). Аналагічную інфармацыю меў і старшыня Савету міністраў Кавалёў, у якога ў гэты самы дзень адбылася аператыўная нарада, у якой удзельнічалі міністар аховы здароўя БССР Саўчанка, яго супрацоўнікі Кондрусеў, Іўчанка, а таксама Мазай, старшыня Мінгарвыканкаму Міхасёў і начальнік штабу грамадзянскай абароны БССР Грышанін. І таварыш Слюнькоў, і таварыш Кавалёў раілі не панікаваць і не хваляваць народ, бо нічога, маўляў, страшнага не адбылося. У выніку такіх безадказных паводзін першых кіраўнікоў рэспублікі, а таксама і адпаведных кіраўнікоў вобласцяў і райцэнтраў рэспублікі, жыхары Беларусі разам з дзецьмі былі паўсюль выведзеныя на першамайскую дэманстрацыю. Слюнькоў і Саўчанка, якія выступілі потым з экранаў тэлебачання, суцяшалі насельніцтва рэспублікі байкамі аб тым, што «страшнага нічога не адбылося, ніякай дапамогі Беларусі не патрэбна, і мы хутка самі справімся з гэтай аварыяй», — такую цитату Вечерского приводит Сергей Научик в книге «Дзевяноста першы».

Выступая с итоговым докладом, председатель комиссии Григорий Вечерский заявил, что деятельность чиновников по ликвидаций последствий аварии во многих случаях являлась «безответственной и преступной».

— Необходимо определить степень вины каждого руководящего работника, который не принял необходимых мер по обеспечению безопасных жизненных условий населения Беларуси, и о результатах сообщить Верховному Совету БССР, — заявил Вечерский.

Он назвал имена трех чиновников: Николай Слюньков, Михаил Ковалев (глава Совмина) и Нина Мазай (в 1985—1994 годах — заместитель председателя Совета министров БССР — Республики Беларусь). Озвучил еще несколько выводов (например о необходимости запретить использовать загрязненные сельскохозяйственные земли), после чего объявил работу комиссии законченной.

В целом такой итог соответствовал общему настроению депутатов. Еще в начале работы комиссии другие депутаты просили их не заниматься «охотой на ведьм». Как пишет Курьянович, среди них был и Александр Лукашенко, который был против «судилища над людьми», убеждал, что «необдуманное слово ранит».

Но Наумчик и другие депутаты БНФ были не согласны с решением Вечерского.

— Я быў супраць таго, каб завяршаць працу камісіі ў чэрвені 1991 года, — вспоминал для TUT.BY Наумчик. — Апазіцыя БНФ была за тое, каб працягваць працу камісіі, але дэпутацкая камуністычная большасць, ясна, прагаласавала за спыненне.

Верховный Совет поручил прокуратуре дать правовую оценку деятельности этих чиновников. Я уточнил у Александра Курьяновича, который опубликовал соответствующие документы в сборнике «Апазіцыя Беларускага Народнага Фронту ў Вярхоўным Савеце Беларусі ХІІ склікання: дакументы, факты, каментарыі». Как отметил историк, «таких документов в Национальном архиве точно нет. Скорее всего, они в архиве прокуратуры г. Минска либо в архиве Генеральной прокуратуры».

— Ніякіх прававых ацэнак ні пракуратура, ні суды і г. д. — названым асобам не давалі. Гэта дакладна, — говорит Сергей Наумчик. — Але і заканадаўчай базы фактычна не было. Судзіць можна было за адсутнасць дзеяння. Але чыноўнікі маглі спаслацца на указанні ад ЦК КПСС. ЦК ж не падпарадкоўваўся закону. Канешне, павінен быў быць «чарнобыльскі Нюрнберг», як казалі Адамовіч і Пазняк. Але камуністы засталіся ва ўладзе і гэтага не зрабілі.