«Американцы боялись испортить отношения с Москвой». Как Литва объявила о выходе из СССР

30 лет назад, 11 марта 1990 года в Вильнюсе Верховный Совет Литвы провозгласил восстановление независимости государства после 50 лет советской оккупации (в 1940-м республика по принуждению стала частью СССР). Этому предшествовала победа на выборах в Верховный Совет тогда еще Литовской ССР движения «Саюдис», выступавшего под лозунгом независимости. Председатель парламента и фактический первый глава восстановленной суверенной Литовской Республики Витаутас Ландсбергис рассказал Константину Эггерту, как его страна взорвала СССР.

DW: «Саюдис», то есть, «Движение» сначала называлось «Литовское движение за перестройку». Оно было создано в июне 1988 года. Вы с самого начала задумывали его, чтобы продвигать идею независимости?

Витаутас Ландсбергис: Часть поколения интеллигентов в 60-е-70-е годы иногда думала, что Литва могла бы стать так называемой «народной демократией» типа Польши или Венгрии, которые все же были относительно самостоятельными государствами в орбите СССР. Были и те, кто мечтал о полной независимости. Однако к началу перестройки все уже поняли: советская система сгнила, Советский Союз — банкрот.

Главное для нас было изменить ценностные ориентиры, национальную культуру, спасти нашу природу, которую по приказу из Москвы гробили химическими удобрениями. По сути, идея была простая — «спастись» от умиравшего советского монстра.

— На первом съезде народных депутатов делегаты тогдашних «республик Прибалтики» поставили вопрос об экономической самостоятельности. Это был компромисс с Кремлем?

— Эту идею начали прорабатывать эстонцы, потом присоединились литовцы и латыши. «Горбачевисты» в Балтии, хотевшие остаться в СССР, надеялись на то, что нам разрешат это в виде подачки. Но московская номенклатура законодательство об экономической самостоятельности провалила. Она боялась, что мы станем примером для других республик. После этого даже те, кто испытывал какие-то иллюзии по поводу жизни в Союзе, их утратили.

— Почему визит Михаила Горбачева в январе 1990 года в Литву, когда он встречался с партийцами, интеллигенцией, рабочими, стал провальным?

— Потому что Горбачев так и не понял, не поверил, что большинство людей в Литве к этому моменту не устраивало уже ничего, кроме независимости. Хотя он очень старался, «включил», что называется, все свое обаяние.

— На выборы 24 февраля 1990 годав Верховный Совет Литвы «Саюдис» шел с требованием независимости. Почему вам это разрешили?

— Ни Москва, ни местная компартия уже не контролировали ситуацию в достаточной мере. В Кремле тогда боялись идти на насильственное подавление движения — надеялись, что смогут победить нас политически. Вдобавок опасались, что Запад прекратит остро необходимую экономическую помощь и выдачу кредитов. Мы же, в свою очередь, доказывали Западу, что требуем деколонизации.

— Как «Саюдис» собирался восстановить независимости Литвы, получив большинство на выборах?

— 10 марта в Вильнюс съезжались новоизбранные депутаты. Мандатная комиссия подтверждала их полномочия. Мы старались всю техническую работу сделать заранее — принять предварительные решения по структуре будущего руководства страны, по пакету конституционных документов, вплоть до временной конституции. Все это для того, чтобы 11 марта иметь максимальные свободу и время для голосования по важнейшим решениям. Вечером разошлись по служебным квартирам и всю ночь дискутировали.

— О чем?

— Главное: принимать ли новую конституцию сразу после провозглашения независимости. Некоторые хотели это сделать позже, но я убедил депутатов: если промедлим, то Кремль обвинит нас в нарушении советской конституции. А у нас-то своя! Кроме того, надо было определиться с порядком приема конституционных документов — о переименовании Верховного Совета, его депутатов, о названии страны и ее государственных символах.

— Почему вы так торопились?

— Нам надо было провозгласить независимость до того, как Горбачева изберут президентом СССР на третьем Съезде народных депутатов в Москве, то есть до того, как он получит новые президентские полномочия, в том числе, и возможность «усмирять» непокорные республики. Некоторые боялись резкой реакции Москвы, предлагали растянуть процесс.

Многое решил телефонный звонок в Вашингтон Стасису Лозорайтису, представителю дипломатической службы Литвы в изгнании. Эту службу создавал его отец, тоже Стасис Лозорайтис, министр иностранных дел Литвы до советской оккупации. США не признавали оккупацию, а Лозорайтиса и его отца, наоборот, продолжали считать послом независимой Литвы.

Лозорайтис сказал: «Нужно идти до конца. На вас весь мир смотрит». Смотрел-то мир смотрел, но сомнения у тех же американцев тоже были. Они боялись испортить отношения с Москвой и Горбачевым. Однако Лозорайтис был уверен: Соединенные Штаты, в конечном счете, будут на нашей стороне.

— 11 марта вы ведь были не единственным кандидатом на пост главы Верховного Совета?

— Да, первый секретарь ЦК компартии Литвы Альгирдас Бразаускас тоже выдвинул свою кандидатуру. Многие — как в Литве, так и в руководстве СССР — рассчитывали, что лояльность партии у части делегатов возьмет верх, и председателем изберут его. Ведь даже в «Саюдисе» были те, кто формально оставался членом компартии.

Перед выборами у меня была беседа с Бразаускасом с глазу на глаз, без протокола. Говорили о том, что, по всей видимости, «Саюдис» победит на выборах, и что мы будем брать на себя ответственность за будущее, избирать новое руководство Литвы. Я ему сказал: «Если меня изберут, я не хочу конфронтации и приглашу вас стать одним из моих заместителей». Бразаускас с ходу отказался. Но на прощание я ему сказал: «И все равно я вам сделаю это предложение. Подумайте». Когда меня избрали председателем, он увидел в этом недоверие парламента к себе лично. Предложил мне вместо себя человека в замы, но тут уж я сказал: «Простите, но своих заместителей я буду подбирать сам».

— Первым на сессии 11 марта выступал Бразаускас?

— Да. Я свое выступление заранее не готовил. Речь написал буквально на ходу, на коленке, пока он говорил. Я сказал: «Моя политическая программа — программа „Саюдиса“, а моя моральная программа — возрождение Литвы и доверия к человеческому достоинству».

— Когда приняли сам акт о восстановлении независимости?

— В десять часов вечера, в темноте. В акте было сказано, что Литва снова становится независимым государством после десятилетий навязанного ей чужого правления, причем немедленно. Мы голосовали не только поднятием рук, но также подписывали свои депутатские карточки. Не сам акт, как было при создании Первой республики в 1918 году, а именно карточки. Они сегодня на хранении в государственном архиве Литвы. И все-таки одобрили новую Конституцию Литвы, уже ближе к полуночи.

— Что было дальше?

— 12 марта мы направили Горбачеву выдержанное в доброжелательном тоне письмо, предлагавшее начать процесс урегулирования проблем, существующих между нашими странами. Ответом стала экономическая блокада, террор вильнюсского ОМОНа, а кульминацией — штурм Вильнюсской телебашни 13 января 1991 года. Если бы не кровь, пролившаяся тогда, Запад мог бы еще долго не признать нашу независимость.

— Удивительно, что советское руководство довело дело до жертв. Ведь уже после «Балтийского пути» (23 августа 1989 года, в 50-ю годовщину пакта Гитлера-Сталина, два миллиона человек выстроились живой цепью от Вильнюса до Таллина. — Ред.) должно было стать ясно: движение за независимость в Балтии — это очень серьезно…

— Ни Горбачев, ни его министр обороны маршал Язов, ни начальник генштаба Ахромеев — никто не понял. Они за всем этим видели заговоры и козни империалистов. Как и сегодняшняя официальная Россия, которая до сих поклоняется призраку «великого Советского Союза» — государства, созданного кровью, расстрелами, депортациями и лагерями. В результате, последние 30 лет для России стали временем сплошных несчастий. Добились только того, что Россию все опять боятся, как когда-то СССР. Что это, если не несчастье?

— Каков главный урок событий 30-летней давности?

— Большие идеи невозможно подавить грубой силой. Они всегда берут верх.