Есть повод! Федута о сыре нашего детства, Нобелевской премии и идеальном убийце

Каждый уикенд Александр Федута выбирает одно событие, о котором пишет две страницы текста — почему оно важно для него. И, возможно, не только для него. Читайте и сами решайте, повод это или нет. И — повод для чего.

Есть повод! Федута о тайнах генеральских квартир, импортных черепках и немонументальной пропаганде

Сыров в моем детстве было три. Все три сорта привозила из Друскининкая моя тетя Рая, мамина сестра. Один — белый, творожный, с легкими вкраплениями тминных зерен, клинковый. До сих пор не помню его названия и производителя. Но помню вкус. Нежный, но несладкий. И еще — он был суховатым, рассыпавшимся, когда его резали ломтиками, чтобы сделать бутерброд к завтраку.

Два других — желтые. Сычужные? Кажется, они так называются. Но у нас дома их называли «желтыми». И почему-то «голландскими», хотя ничего голландского в них не было. А вот их названия я помню твердо: «Нямунас» и «Ромбинас». Но чем именно отличались они друг от друга, говорить не берусь. Боюсь, и моя тетушка не определила бы этого отличия. Но задавая вечный вопрос детства: «Ну как? Вкусно?», получив утвердительный ответ, продолжала с гордостью: «Так это ж «Нямунас!»

Ну или «Ромбинас»! Какая разница? Главное ведь, чтобы вкусно было!

На самом деле у каждого из нас — свой вкус детства. И свой сыр детства. Кто-то вспоминает мороженое, кто-то колбасу. Я вспоминаю, как вспоминал свое детство, сидя в «американке» стылой зимой 2011 года. Одиночная камера — что еще делать, если ты не читаешь книгу, не пишешь письмо и тебя не вызывают на допрос? Вспоминать. Это как разговор с самыми дорогими людьми в твоей жизни. С теми, кого уже нет. И всплывают в памяти какие-то детали — вроде того самого сыра…

…Потом, когда в России начнут сжигать «санкционный» европейский сыр тоннами, вместо того чтобы отдать его в детские дома или государственные больницы, мне захочется плакать. Хотя там ведь не только сыр жгли. И не только жгли. Давили тонны яблок и апельсин, уничтожали рыбу. Власть шла на принцип.

Но — сыр!

Вот что вы, уважаемые читатели, вспоминаете, когда речь идет о сыре? Я вспоминаю главу из «Троих в лодке, не считая собаки» Джерома К. Джерома (кстати, на международной минской книжной ярмарке на этой неделе будет презентация ее перевода на белорусский язык), в которой речь шла о пронзительном запахе сыра, из-за которого народ уходил из вагона поезда. Потом этот замечательный сыр закопали на берегу взморья, из-за чего это место превратилось в популярный курорт. Вот я не представлял себе такой сильный запах сыра. Поэтому не мог оценить и прелесть анекдота, вычитанного в какой-то книге.

Виконта Рокфора спрашивают:

— Как вы относитесь к маркизу Горгонзоле?

— М-м-м… Неплохо. Но от него идет какой-то странный запах.

А ведь есть знатоки, отличающие рокфор от горгонзолы с закрытыми глазами и не пробуя — именно по запаху. Но как описать этот запах? Конечно, будь я Франсуа Рабле и будь в моем словарном запасе десятки слов для обозначения одного и того же явления, может быть, я бы что-то придумал. Но Франсуа Рабле давно умер, и игра словами уподобилась игре в бисер из романа Германа Гессе — нобелевского лауреата, славу которого сегодня уже никто не оспаривает.

Мне кажется, что Патрик Зюскинд, автор «Парфюмера», придумывая свой образ идеального убийцы-мечтателя, чувствующего тончайший аромат человеческой кожи — да что там кожи — аромат мысли, движения губ, изменения складки девичьих локонов! — должен был бы ненавидеть сыроваров. Ведь сильный запах сыра (да, я не различаю сорта сыра по запаху, но от самого запаха я превращаюсь в мышонка Рокки из диснеевского мультфильма: «Сыыыыыыыыыыыр!») должен мешать воспринимать все остальные запахи. Или, наоборот, мысль о его Гренуе могла посетить Зюскинда именно в сыроварне.

Кстати, «Парфюмер» впервые и был напечатан в Швейцарии в 1985 году. В той самой Швейцарии, где 3 февраля 1815 года — за сто семьдесят лет до выхода в свет романа Зюскинда — основали первую промышленную сыроварню. То есть до того, оказывается, швейцарский сыр был сугубо домашним продуктом. Как бы сейчас сказали, крафтовым.

И не обвиняйте меня в отсутствии должного патриотизма! 3 февраля есть повод позвонить на одно из маленьких домашних предприятий Беларуси, изготавливающих крафтовые — авторские! — сыры, и заказать некоторое их количество. Только просите те, что пахнут поострее и посильнее. Вдруг и вас озарит так, что ваш роман разойдется тиражом в 12 миллионов экземпляров на 47 языках мира, включая латынь.

Хотя кто читал «Парфюмера» на латыни и был в состоянии оценить его прелесть? Цицерон умер, друзья мои, смиримся с этим.