«Сидела на одной постели со своим любовником». Как и почему 120 лет назад разводились белорусы

«Вы станете мне изменять. Не возражайте — я знаю, что станете! Так вот, объявляю Вам, что этого я не потерплю. Каждая Ваша измена будет открыта, и за каждую Вы понесете наказание, согласно закону». С таким «внушением» Иван Бобровский обратился к молодой жене Мальвине в день венчания, когда свадебный ужин был окончен и гости покидали дом помещика Древоеда (отца Мальвины) в имении Староселье Борисовского уезда Минской губернии. Описываемые события происходили в конце января 1896 года.

«Пока любовники не оправили приведенное в беспорядок платье»

В уголовном кодексе XIX века, который назывался «Уложение о Наказаниях уголовных и исправительных 1845 года», существовал ряд статей за половые преступления и за преступления против брачного союза. Одна из таких статей — статья 1585 «О прелюбодеянии» — предусматривала наказание за измену мужа или жены. Под изменой понимали «плотскую неверность лица, состоящего в законном супружестве».

Виновному в измене супругу грозило заключение в монастырь («если рядом есть монастырь его исповедания») или в тюрьму на срок от 4 до 8 месяцев, а кроме того, церковное покаяние. «Лицо, с коим было учинено прелюбодеяние» также подвергалось наказанию: заключению от 2 до 4 месяцев или аресту от 3 недель до 3 месяцев. Наконец, потерпевший супруг, «оскорбленный в своей чести», мог обратиться с просьбой о расторжении брака: длительная и сложная в XIX веке процедура развода, могла быть значительно ускорена, если имелся признанный судом факт измены.

Чтобы начать расследование по делу о прелюбодеянии, достаточно было подать жалобу на имя судебного следователя. В нем требовалось описать свои подозрения на неверность мужа или жены. Доказательства приводить не требовалось. В результате жалобы писались не только по следам реальных измен, но и из желания получить развод, потрепать нервы опостылевшему супругу или супруге, избавиться от мужа-пьяницы и так далее. Такой вывод можно сделать после изучения судебных дел «О прелюбодеянии», хранящихся в Национальном историческом архиве Беларуси.

Как уже отмечалось, развод в XIX веке был сопряжен с массой трудностей. Из-за этого разлюбившие друг друга супруги порой и вовсе не начинали дело о разводе, а просто разъезжались и годами жили в разных домах, городах. Необходимость оформить развод юридически возникала в случае имущественных споров или из-за желания вступить в новый брак. Тогда стремившаяся к разводу жена спрашивала соседей (знакомых) о любовнице или любовницах жившего отдельно мужа. Как правило, ее охотно информировали. («Сначала к нему все ходила Анна Чиж, местная мещаночка, а сейчас он привез из деревни некую Стефанию, с ней и живет».) Желавший развода мужчина поступал по-другому, иногда так: он объявлял, что бросившая его жена «добывает себе пропитание» тем, что занимается проституцией. («Я ей содержания не выделяю, так откуда у нее средства на жизнь? По желтому билету ходит!»)

Бранящиеся и горящие местью супруги обычно подавали в суд жалобу с надуманными обвинениями в измене. Муж мог написать, что у супруги часто и допоздна бывает в гостях такой-то сосед. Жена писала, что муж регулярно ездит по делам в город, задерживается там и ночует в доме такой-то одинокой женщины. Проводилось расследование, его результаты озвучивались в суде, и если обвинение не подтверждалось, судьи старались помирить супругов. Нередко результат был положительным.

Жалобы, поданные в суд по факту реальной измены, абстрактными не были. Чаще всего их писали, застав супруга или супругу в недвусмысленной ситуации: в постели с любовником. Правда, в этом случае желательны были свидетели. И судя по тому, как часто они находились, приходится сделать вывод, что «оскорбленное лицо» не набрасывалось на изменившего супруга с кулаками или бранью, а бежало к соседям и за руку тащило их в свой дом, пока «любовники не оправили приведенное в беспорядок платье».

«Она сидела на одной постели со своим любовником полицейским»

Судебное дело Ивана и Мальвины Бобровских, часть из которого была приведена в начале данной статьи, нельзя причислить ни к одной из вышеперечисленных категорий. Здесь не было доказанных измен, никто не желал развода и не обращался в суд из желания досадить. Перед нами относительно редкое дворянское дело «О прелюбодеянии», инициированное, по меткому выражению одного из членов суда, «по ревнивому нраву мужа».

Ревнивый нрав Ивана Бобровского проявился в день венчания и с тех пор давал о себе знать удручающе часто. Руку на супругу он не поднимал, голоса не повышал — действовал «внушением»: упрекал Мальвину в том, что она — неверная жена или вот-вот таковой станет. Обвинял общество в том, что оно способствует появлению распутниц («девушек учат любезничать, возят на балы, где они пляшут с мужчинами»). Рассказывал, какие ужасы ждут изменщиц в загробной жизни, останавливался на «грешной природе» людей и слабости женщин. Даже высказывал предположения, кого из общих знакомых Мальвина возьмет в любовники. «Внушения» могли начаться в любое время — за завтраком, на прогулке, в середине ночи — и продолжались часами.

Супруги жили в небольшом доме, выделенном им отцом Мальвины и стоящем на окраине его земельных владений. Жили уединенно. Следуя желаниям мужа, Мальвина перестала приглашать в дом гостей. Но Иван все равно считал, что вокруг его жены крутится слишком много мужчин. Во-первых, повар из дома тестя (приходил, чтобы утвердить меню), во-вторых, лесной кондуктор (зашел «на огонек» к слугам Бобровских), в-третьих, пожарный. Цель его визита в судебном деле не указана, но отмечается, что муж посчитал пожарного любовником жены и устроил скандал.

В итоге Иван Боровский решил оторвать жену «от прежних связей» — увезти ее из Старосельского имения в Санкт-Петербург, где у него была квартира по Петергофскому шоссе.

В Петербурге знакомых у Мальвины не было, да она и не стремилась их заводить: никуда не выходила, проводила дни дома за рукоделием, как средневековая царица. Но однажды пришли к ней. Это был визит представителей благотворительного общества (его названия у нас нет). Уполномоченные члены общества обходили квартиры горожан в компании с духовным лицом и полицейским урядником (для того чтобы все было благопристойно и законно). Мальвина пожертвовала деньги в пользу общества и разрешила его представителям пройти на кухню к слугам. Сама осталась в гостиной. Полицейский урядник на кухню не пошел, продолжал разговаривать с хозяйкой квартиры. В этот момент домой вернулся Иван. Зашел в гостиную и увидел «доказательства измены» своей жены: она сидела на одной постели (на самом деле на софе) «со своим любовником-полицейским».

Вновь разразился скандал. Но на этот раз Мальвина не стала сносить его последствия: дождалась, когда муж уйдет из дома, и сбежала. (Уехала к отцу в Староселье.)

«Жить с человеком малоумным, несносным и нелюбимым невозможно»

Для Ивана отъезд жены стал еще одним доказательством ее вины. Он решил, что жена беременна от любовника и покинула мужа, чтобы скрыть свое положение и чтобы тайно родить незаконного ребенка. Оскорбленный муж сел писать жалобу в Минский окружной суд, в которой указывал «всех любовников жены» (от повара до полицейского), настаивал, что его список далеко не полный («Мальвина Петровна прелюбодействовала с самыми разными лицами») и просил привлечь супругу к законной ответственности. Кроме того, он требовал, чтобы Мальвину освидетельствовал врач: в каком положении она находится, беременна или уже родила.

«На медицинское освидетельствование я изъявляю свое согласие, — написала в своем заявлении в суд Мальвина Бобровская. — Надеюсь, этим осмотром будет вполне установлено, что обвинение моего мужа есть несправедливое и сделано им с целью нанести мне стыд публично».

Медицинское освидетельствование было проведено. Также было проведено расследование с целью установить «факты прелюбодеяния дворянки Мальвины Бобровской».

Врач сделал вывод, что Бобровская не беременна и не рожала. Старосельские знакомые Мальвины отзывались о ней хорошо и заявляли, что «поведения она не развратного». Особенно пристально разбирался случай с урядником. Для выяснения всех обстоятельств опрашивались санкт-петербургские слуги Бобровских. В Минск их не вызывали: показания отбирались на месте, записывались и пересылались в минский суд. И горничная, и сторож, и кухарка заявили, что полицейский урядник до того памятного дня к их хозяйке никогда не приходил. Да, она действительно сидела с ним на одной софе, но одежда и у женщины, и у мужчины при этом была в порядке, прически оставались аккуратными, а на коленях у Мальвины лежало рукоделие.

Дело Мальвины Бобровской слушалось в Минском Окружном суде в апреле 1897 года при закрытых дверях (то есть без публики) и без участия присяжных заседателей — что было типично для дел о прелюбодеяниях. Ознакомившись с материалами, судьи не нашли «ровно никаких доказательств блуду» и вынесли единогласное решение: невиновна. Дальше суд попытался помирить супругов Бобровских. Иван не возражал, чтобы жена вернулась к нему, но ставил условие: «Впредь не бросать меня и не уезжать без моего ведома». Мальвина ответила так: «Я принуждена была бросить Вас, придя к убеждению, что жить с человеком малоумным, несносным и нелюбимым невозможно». Что до воссоединения семьи, то, по словам Мальвины, об этом не могло быть и речи: «Лучше переносить горести жизни одной, чем быть в рабстве». Тогда Иван заявил, что его жена, может быть, и будет жить отдельно от него, но он никогда не даст ей развода. 20-летняя Мальвина удивилась: зачем ей развод, неужели Иван полагает, что она еще когда-нибудь захочет выйти замуж?!