«На съемки прилетает Том Круз». Крутой хореограф о работе со звездами Голливуда и белорусским балетом
Для большинства минских селебрити работа с Томом Крузом и Квентином Тарантино — возможность поднять свой авторитет до небес. Для Ольги Костель — всего лишь эпизод из биографии, на котором она не хочет акцентировать внимание. В интервью TUT.BY белорусский хореограф рассказала об учебе в одном из самых престижных вузов Европы, участии в съемках знаменитых голливудских фильмах, а также работе в Болгарии, Германии и Минске.
Ольга Костель окончила Белорусскую хореографическую гимназию-колледж, танцевала в труппе Национального театра оперы и балета Беларуси (1999−2004). В 2008 году с отличием окончила балетмейстерское отделение Высшей школы драматических искусств Эрнста Буша (класс профессора Дитмара Зейфферта) в Берлине.
Хореография Ольги Костель исполнялась в Великобритании, Швейцарии, Германии, Болгарии, Польше, Эстонии, Финляндии, России и Беларуси.
C 2011 года — балетмейстер Оперного театра Беларуси, где поставила балеты «Метаморфозы», «Любовь и смерть». 14 и 15 ноября 2019 года состоится премьера балета «Анна Каренина» в ее хореографии.
«С понедельника по четверг нам читали лекции. С пятницы до воскресенья мы могли зарабатывать»
— В одном из интервью утверждалось, что вы, будучи балериной, танцевали в последней линии кордебалета. Это так?
— Ну не в последней, конечно. Мне давали сольные роли. Но в юном возрасте существует максимализм. Пока все сплавляются на байдарках и вкусно едят, ты жертвуешь собой и следишь за фигурой, не позволяя себе ничего лишнего. Когда при этом не видишь результата, который соответствует твоим ожиданиям, начинаешь задумываться. Я чувствовала, что театр — это мое, было желание что-то делать, говорить со зрителем. Но наша профессия — очень жестокая. Если у тебя нет определенных данных, из тебя не выйдет солист.
— А у вас такие данные были?
— Если оценивать себя трезво, то внешние — да, а вот физических не было (например, сухожилий определенной длины, определенной силы стоп, той или иной вывернутости стопы). Точнее, эти данные были очень средние. Поэтому я была бы очень средней ведущей солисткой. Даже если бы положила всю жизнь, чтобы ею стать.
— Поэтому вы решили стать хореографом?
— Мне хотелось оставаться в театре, получить профессию, которая будет созвучна моему внутреннем миру, стремлению. Ближе всего оказалась именно эта профессия. Кроме того, желание сочинять танец у меня было с детства. Я очень раздражала своего первого педагога тем, что все время изменяла комбинации, которые выполнялись во время урока. Все по очереди исполняли одно и то же. Я выходила и думала: «А вот сейчас я подскажу ей, что в определенный момент нужно исполнить что-то другое». Педагог очень обижалась, но тогда это казалось мне верхом несправедливости (смеется).
В Высшей школе драматических искусств Ольга проучилась четыре года. Из них только последние полгода она получала стипендию.
— Уже потом, после поступления, я поняла, что попала в одно из элитарнейших заведений Европы. Первоначально меня приняли условно. Потом я доказала свое право быть студентом, и сумму за мое обучение выплачивало государство. Но лишь после того, как сдала основные экзамены, Европейский союз выделил стипендию, чтобы я поставила дипломный проект.
— А общежитие вам никто не оплачивал?
— Конечно, нет. Я сама себе снимала квартиру. Если ты решил учиться определенной профессии, то несешь полную за это ответственность. Никто за тебя ничего не будет делать. Правда, у нас были ключи от всех аудиторий и факультетов. Ведь студенты — беднейшая прослойка населения. А еще была студия, где мы могли готовить себе еду, изредка ночевать. Случалось, я приходила в студию в два часа ночи, варила себе кофе и сочиняла.
— Вдохновение?
— Не только. До этого времени я работала. У нас было четыре дня, когда читали лекции (с понедельника по четверг). А следующие три дня (пятница — воскресенье) мы могли зарабатывать. А еще в том, что нам выдавались ключи, чувствовалось доверие: мол, ты ничего не сожжешь и не сломаешь. Допустим, когда я училась в Минске в хореографическом училище, мы могли получить их лишь в сопровождении педагогов.
— Очень красноречивый эпизод. А в чем глобальное отличие хореографического образования там и тут?
— Не хочу никого критиковать: мол, тут плохо, там хорошо. Просто мы разные и у нас очень разные подходы к образованию. К примеру, у нас преподает профессор, который, условно говоря, находится на Олимпе, поэтому его взгляд — единственно правильный и верный. Остальным надо заслужить, чтобы иметь право на свое мнение. В результате в общении наблюдается очень сильная вертикаль.
А вот на Западе — горизонталь. Там всячески стремятся, чтобы студенты могли развивать способности и по-разному смотрели на один и тот же предмет. Меня буквально толкали к тому, чтобы я могла высказывать то, что чувствую, научили не бояться быть другим, искренним (среди преподавателей Ольги были живые классики современного европейского театра Томас Остермайер и Кристоф Марталер. — Прим. TUT.BY).
Или давайте я объясню эту мысль через другой пример. У нас действует такая модель: посмотри, как сделал я, посмотри, как делали Григорович, Лопухов, Голейзовский (выдающиеся советские хореографы. — Прим. TUT.BY) — и сделай так же. А там немного по-другому. Посмотри, как делает Ноймайер, Пина Бауш (я до сих пор нахожусь под влиянием и впечатлением от того, что она сделала и как повлияла на современную хореографию) — а теперь сделай сама.
Иногда у Костель и других студентов даже не засчитывали работы.
— Да, у тебя есть идея, концепция, это трогательно, — говорили мне. — Но это слишком похоже на того или иного хореографа. Да, мы живем в период постмодернизма, да, цитирование распространено повсеместно, но нам бы хотелось увидеть в работах ваш взгляд.
«Том Круз прилетает на съемочную площадку на своем вертолете. Я должна показать, что готово для определенного эпизода»
Первый год жизни в Берлине Ольга не работала. Благо деньги у нее были. Еще в Минске, параллельно с работой в Оперном, она стала подрабатывать моделью.
— Никогда не относилась к этому серьезно, но, наверное, мне повезло. Свою роль сыграла и определенная специфика внешних данных (смеется). У меня были контракты с крупными фирмами — Shiseido и Kanebo (японские производители косметики. — Прим. TUT.BY), которые помогли заработать на первые два года учебы в Берлине. Благодаря этому можно было безбедно существовать, только учиться. Родители, как вы понимаете, не Рокфеллеры. Папа — архитектор, мама — инженер. Постепенно я присматривалась, внедрялась в новую культуру, язык. А со второго года пошла работать.
Ольга зарегистрировалась в специальном агентстве, и постепенно ее начали приглашать на съемки. Самые известные фильмы с ее участием — «Операция „Валькирия“» (c Томом Крузом в главной роли) и «Бесславные ублюдки» Квентина Тарантино.
— Как на вас вышли?
— Берлин не последняя точка в мировом кино. В том числе благодаря киностудии Бабельсберг. Она гремела еще в 1930-е, а свой второй расцвет пережила в нулевые. Тогда, после мирового кризиса, туда стали переносить съемки многие голливудские продюсеры. Я подрабатывала на студии еще до кризиса как режиссер по массовым сценам, ассистент, а также как балетмейстер и хореограф.
Уверена, что агентство не будет выбирать заказчику определенного масштаба кого-то похуже. Значит, своими работами я создала себе определенную репутацию (улыбается). Как проходили переговоры на практике? Представьте, что утром у вас раздается звонок и звучит приблизительно такой диалог:
— У тебя есть время 6 августа с 6 утра до 2 дня?
— Есть.
— Зарплата такая и такая, нужно это и это. Еще нужно провести четыре мастер-класса и тренинг с актерами, которые исполняют главные роли.
— Да, хорошо.
При этом никто не уточняет, что это будет за фильм. И лишь в процессе понимаешь, с кем работаешь.
Казалось бы, в картине Тарантино и ленте с Томом Крузом нет продолжительных хореографических сцен. Почему?
— Первоначально заказчик запрашивает хореографию определенного стиля (иногда для массовых сцен). Во время монтажа многие из этих фрагментов сокращаются и остаются отдельные фрагменты, «всплески» — какие-то зарисовки, танцы в кабаре и т.д. Часто это совершенно мимолетные сцены, но времени на их создание уходит очень много.
Общалась ли Ольга непосредственно с голливудскими звездами?
— Кофе я ни с кем не пила. По работе сталкивалась. Это выглядело так: Том Круз прилетает на съемочную площадку на своем вертолете. Я должна показать, что готово для определенного эпизода. Он отсматривает материал, благодарит или просит что-то исправить и так далее.
— Звездной болезни у них нет?
— В их среде такая конкуренция… Возможно, звездная болезнь проявляется при личном общении. Я с ней никогда не сталкивалась. Но вы не представляете, как они выкладываются на площадке! Работают очень жестко и требовательно к самим себе.
В последние годы Ольга Костель не работает в кино.
— Если я вернусь, то смогу продолжить работу в этой индустрии. Да, это зарабатывание денег, но одновременно и другая среда, и очень интересный жизненный опыт. Но все же я сосредоточилась на театре. Он мне очень дорог. Когда смотришь хореографию на видео, она всегда теряется. В театре все происходит здесь и сейчас.
«Ты вообще когда-нибудь закончишь говорить спасибо? Ты нас утомила»
В 2012-м Ольга впервые осуществила постановку в Национальном театре оперы и балета Беларуси, поставив на Новой сцене балет «Метаморфозы». Когда я выражаю свое восхищение им, собеседница искренне удивляется. Разумеется, спрашиваю почему.
— Это было такое преломление… Ты же всегда считываешь восприятие людей твоих задач, твоих целей.
— Плохо цитировать слухи. Но мне говорили, что танцовщики вас тогда не очень воспринимали.
— Я не видела себя со стороны. Как раз в то время работала с такими мировыми величинами, как Уильям Форсайт, Томас Остермайер, Кристоф Марталер. Для меня это было важнее. Что касается «Метаморфоз», то у меня не было авторитарности, стремления давить сверху, а здесь этого ожидали. Считали, если ты милый, пытаешься раскрыть душу, то являешься слабым человеком. Помню, на одном концерте я готовила номер. Один танцовщик мне сказал: «Ты вообще когда-нибудь закончишь говорить спасибо? Ты нас утомила». Меня это убило. То есть насколько им нужны железный кулак и дубина, чтобы заставить себя воспринимать. Всем очень нравилось, что я делаю. Но благодарность за работу раздражала.
— Вы перестроились? По крайней мере внешне?
(Пауза). Наверное, я стала более закрытой. Не могу сказать, что стала жестче. Но это не свидетельствует о том, что я не говорю «спасибо!».
За семь лет работы «Анна Каренина» — всего третий «большой» спектакль Костель на сцене Оперного. Спрашиваю, почему так мало. Но Ольга дипломатично уходит от ответа.
— Наверное, это вопрос к тогдашнему руководству. Я хотела ставить, у меня было много идей. Есть план, есть желание других особ и коллег, которые также работают в этом театре.
Но благодаря этому белоруска смогла реализовать себя за границей. Она ставила в Германии, Англии, в Болгарии. Как она выходила на театры?
— Агентов у меня нет. Обычно все происходит так — кто-то увидел мой спектакль, посмотрел его и предлагает: не могла бы ты приехать и поставить что-то у нас.
Ольга ставила балеты в Германии (балет «Кружевной платок королевы» в Национальной оперетте Дрездена), Болгарии («Необычные подозреваемые» и «Коппелия 2» на сцене Национального театра София), Англии («Ее имя — Кармен» в Английской национальной опере).
Именно «Копеллию 2» Костель до сих пор считает своей визитной карточкой.
— Оригинальная «Копеллия» была рождена, когда западное общество захлестнула механизация. Она так испугала людей, что они кинулись внутрь себя. И формой такой защиты стало возникновение таких балетов, как «Копеллия». Это история куклы (главной героини. — Прим. TUT.BY). Конфликт идеальной внешности, которая притягивала людей, и реальных людей. Я переосмыслила этот же сюжет в современных реалиях. Владельцем Копеллии стал не доктор, а медиапродюсер, от которого у нас многое теперь зависит (в кино, рекламе), который запускает в массы определенный образ. Многие уже не знают, кто такая Мерилин Монро. Но знают кого-то другого, блондинку, с губками-бантиками и с такими же манерами. Я решила болгарский спектакль через поток повторяющихся образов, копий. Ведь это искусственность красоты, подделка, имитация.
Параллельно с постановками Костель преподавала композицию, импровизацию и балетмейстерское искусство в Академии искусств Берлина и швейцарского Берна.
— Ваши студенты так же, как и вы, жили без стипендии и зарабатывали себе на хлеб? Это общий принцип?
— Да. На Западе это настоящий героизм — пойти учиться дальше. Большая часть населения получает среднее, максимум — среднее специальное образование. И все. Высшее образование — это дорого, тяжело вынести: надо работать, а потом отдавать основные средства существования на учебу. Даже если она бесплатная, учебники, библиотека, походы в театр — все это стоит денег. Помимо того что надо просто жить и питаться.
«Жить с творческой личностью и терпеть ее — большой героизм»
Сейчас жизнь Ольги Костель проходит сразу в нескольких странах.
— Мое основное место работы — белорусский Оперный. А еще московский Театр у Никитских ворот, Ростовский музыкальный театр. Есть и другие места, но мне не хочется их озвучивать.
А вот живет Ольга в Люксембурге, куда недавно переехала с мужем.
— Он из сферы балета? — спрашиваю я собеседницу.
— Нет, слава Богу, — смеется Ольга
— Почему слава Богу?
— Потому что жить с творческой личностью и терпеть ее — большой героизм. Жизнь такая сложная, иррациональная, а рядом такой подарок, еще более иррациональный и непредсказуемый (смеется). Мой муж — дипломат. Он из Болгарии. Мы познакомились еще в Берлине. Жили в одном студенческом городке, в одном подъезде и на одном этаже. Много лет спустя оказалось, что он меня сразу заприметил.
Приехав учиться, я говорила на немецком сносно. Но общалась только на английском. Да и то только со студентами, которые учились со мной. Ходила с большой охапкой книжек с двух сторон и в капюшоне. Я очень уставала от немецкого языка (на лекциях звучал академический немецкий), поэтому не хотела с ним разговаривать. А потом — постепенно, постепенно, и мы с ним познакомились и нашли общий язык.
— Муж приезжает на ваши премьеры?
— Конечно. Более того, я всегда обсуждаю с ним свои мысли, идеи. Он высказывает свое мнение, так как очень любит историю, географию и славянскую культуру. А иногда слушает мои идеи, слушает и говорит, словно льдом осыплет: «Что это? Кому это будет понятно? Ты с ума сошла? Это все надо упрощать» (смеется).
Встретившись с Ольгой, я подумал в первую секунду, что она выглядит европейским человеком. Оказалось, что на Западе ее воспринимают совершенно по-другому.
— Там мне говорят: «Ты такая русская! Такая эмоциональная. Тут плачешь, тут смеешься. Высказываешь все прямо, с открытым забралом. Типичная русская!». Сперва стеснялась этого, а потом поняла: да, я такая. Мы такие люди, которые не боятся своей эмоциональности. Я ощущаю свою национальность, поэтому все время хотела бы работать дома. Там, где ощущаю среду, в которой росла, где бабушка пела мне колыбельные на белорусском языке. Меня всегда интересовала такая тема, как «общество без корней». Вот от отдельных жителей Западной Европы можно услышать: «Аааа, Европа без границ!». Но страна не может быть без внутренних границ, без культурных границ.
— Но раз вы хотите ставить на Родине, вам с мужем нужно жить в разных странах
— Он был не против здесь работать, если бы была такая возможность. Но работа балетмейстера — не всегда работа в зале. В театре есть репертуар, план и хорошо, если выкроят возможность для постановки. Просто ходить по коридорам и делать вид, что работаешь, мне не надо. У меня есть приглашение и в Москву, и в другие города.