Из Оперного театра «ушли» директора. Это хорошо или плохо?
Гендиректор Оперного театра Владимир Гридюшко покинул свою должность. Труппе уже представили его преемника. Десять лет его под руководством Гридюшко вместили разное: и достижения, и провалы. Стоило ли продлевать контракт гендиректору? Театральный обозреватель TUT.BY Денис Мартинович разбирает плюсы и минусы этого решения и подводит итоги тех десяти лет, которые Оперный прожил под его руководством.
Финансирование и общественное призвание
Когда в театре стало известно, что Гридюшко не собираются продлевать контракт, письмо в его поддержку подписали звезды белорусской оперы Анастасия Москвина, Нина Шарубина, Станислав Трифонов, Владимир Громов и другие. Позже к ним присоединились и другие работники театра (как творческие, так и технические): всего около 300 человек. Эта позиция по-своему объяснима, ведь, с точки зрения работников театра, Гридюшко был неплохим директором.
Как это проявлялось? Прежде всего в финансировании. Не секрет, что зарплаты белорусских актеров — кот наплакал. Так, в 2018-м в Музыкальном театре платили в месяц 400−450 рублей, в РТБД — 500−650 рублей. В Оперном эти суммы куда большие (540 теперешних рублей там платили в 2013-м). Театр — № 1 в стране по зарплатам. Хотя свою роль сыграли и статус «национальный», и многочисленные зарубежные гастроли.
Во-вторых, в общественном признании. Солисты Оперного получали звания «народных» и «заслуженных» каждый год (для сравнения: их коллеги из других театров иногда ждали такого признания годами). Понятно, что солистов балета априори надо отметить раньше, ведь к 40 все они уходят на пенсию. Но не будем забывать про аппаратное влияние Гридюшко, который пришел в Оперный из Министерства культуры.
Вместе с собой он привел команду: Владимира Рылатко, который долгие годы являлся первым заместителем министра культуры, и Валерия Гедройца, замминистра. Кроме того, на многих премьерах можно было встретить премьер-министра, затем экс-премьера Сергея Сидорского, частой гостьей Оперного была Лидия Ермошина, зарубежные дипломаты. В целом это помогало ладить с министерством и решать финансовые вопросы.
У третьей причины — психологический оттенок. Речь о кадровой стабильности. Многие люди априори консервативны, а художественное руководство театра не менялось годами. Михаил Панджавидзе являлся главным режиссером, Виктор Плоскина до своего ухода в мае 2019-го — главным дирижером, Александр Костюченко до своей смерти — главным художником.
Причина четвертая — Оперный стал проводить фестивали. Разумеется, они существовали и раньше (так, в 1990-е проводился форум «Я люблю балет»), но перерыв в их проведении был слишком продолжительным. Да, можно говорить, что фестивали придумал не сам директор, а инициаторы их проведения никак не были отмечены (по крайней мере, публично). Да, в программе мог быть только один спектакль из-за рубежа. Но сам по себе факт проведения фестивалей «Балетное лето в Большом», «Рождественский Оперный форум», «Вечера в замке Радзивиллов», а также такого мероприятия как Бала на Старый Новый год стал однозначным шагом вперед.
Причина пятая — в репертуаре наконец-то появились лицензионные балеты Иржи Килиана «Шесть танцев» и «Маленькая смерть», а также «Серенада» Джорджа Баланчина. Благодаря этому зрители начали постепенно приобщаться к мировой классике.
Наконец, в личных беседах сотрудники театра говорили, что Гридюшко был далеко не самым худшим чиновником, он мог их услышать.
Стабильность и отсутствие экспериментов
Зачем же было не продлевать Владимиру Гридюшко контракт? Но ведь перечисленные плюсы всего лишь одна сторона медали.
Одна из главных претензий — в репертуаре театра. В афише чередовались итальянские, французские и русские композиторы ХIХ века. Спору нет, Верди, Чайковский и другие их коллеги — великие композиторы. Да, «Евгений Онегин» и «Кармен», «Аида» и «Тоска», «Севильский цирюльник» и «Турандот» есть во всех театрах мира. Но в белорусских реалиях это во многом хождение по кругу. Ведь новые редакции и возобновления, как это практиковалось в последние десять лет, можно делать до бесконечности.
А еще постановка таких произведений — самый простой путь к сердцу зрителя, который его невероятно расслабляет. Поставь сейчас оперу эпохи барокко или произведение второй половины ХХ века — и они гарантированно провалятся в прокате. Когда зрителя десять лет приучать к диетической пище, блюдо с острым соусом вряд ли придется по вкусу.
К сожалению, последнее десятилетие театр очень редко работал с музыкой белорусских композиторов. Опера «Седая легенда» Дмитрия Смольского, балеты «Витовт» и «Анастасия» Вячеслава Кузнецова, детская опера «Доктор Айболит» Марины Морозовой — вот, пожалуй, и все. Не секрет, что в театрально-академической среде, к сожалению, до сих пор сохраняется ироничное отношение к отечественным композиторам. Но неужели тот же Станислав Монюшко, который давно считается классиком, не заслуживает постановки своих опер на родине?
Впрочем, вопрос не только в том, что ставить, но и как ставить. За последние годы слово «эксперимент» практически исчезло из употребления. Жесткие показатели по кассовым сборам да и собственное мировоззрение привели к тому, что дирекция и художественное руководство сделало ставку на среднестатистического зрителя. А значит, на спектакли, которые будут им поняты.
Часто о достижениях того или иного коллектива можно судить по «эффекту шляпки». Как вы помните, иногда покупка одной вещи может полностью изменить гардероб. Что-то похожее происходит и с репертуаром театров. Так, спектакль «З нагоды мёртвых душ» (Театр юного зрителя) показал, каким мог бы стать минский ТЮЗ. Постановка «Войцека» в Купаловском так контрастировала с большей частью остального репертуара, что его от греха подальше списали в архив.
Таким спектаклем в Оперном оказалась «Богема», поставленная прославленным российским режиссером Александром Тителем. Она высветила архаику наших отдельных постановок. А еще — как ни пафосно это звучит — показала, какова настоящий уровень, к которому надо стремиться. Все потому, что Титель — это представитель элиты российской и европейской режиссуры, с которой белорусам не так часто удается работать. Он не просто поставил потрясающий спектакль. Титель естественно ввел в действие классической оперы белорусский материал (причем речь идет не об отечественном, а иностранном режиссере, большая часть карьеры которого прошла в России) и сделал спектакль современным.
Глобальная проблема Оперного времен Гридюшко была в том, что проблемы этого десятилетия (речь о 2010-х) почти не нашли отражения в его спектаклях, не были отрефлексированы (что с успехом делает театр кукол и с переменным успехом пытается делать драматический). Казалось бы, одно из исключений — опера «Саломея». Но сценическое решение, когда танцовщицы, изображающие семь смертных грехов, выходят на сцену в цветах ЛГБТ-флага, а разврат, царящий на судне Ирода, связывается с нетрадиционными отношениями, выглядит удивительно прямолинейным.
Да, за десять лет в Оперном не было глобальных провалов. Как исключение вспоминаются оперетта «Летучая мышь», детская опера «Винни Пух и все, все, все…», а также балеты, поставленные Юрием Трояном и Александрой Тихомировой. Если рассуждать о пластических поисках и появлении новой хореографии, то последние десять лет не стали шагом вперед для балетной труппы.
Но было очень мало и подлинных шедевров. Как приятное исключение можно вспомнить упомянутые переносы балетов Киллиана и Баланчина, а также «Богему» Тителя… Пожалуй, этот список можно расширить за счет достойных спектаклей: оперы «Набукко» Михаила Панджавидзе, балета «Любовь и смерть» Ольги Костель. Возможно, этот список можно расширить: в конце концов, это не статья в академическом издании или учебнике.
Но в целом за последние десять лет Оперный стал предсказуемо ровным, стабильным, в чем-то традиционно буржуазным. Дух эксперимента почти исчез из его стен.
Но ведь и экспериментировать теперь негде. Все эти годы «молодые» оперные режиссеры «тренировались» в зале имени Ларисы Александровской, который изначально был приспособлен для проведения концертов, но никак не спектаклей. А новая сцена, которая могла стать пространством для художественных поисков, давно превратилась в репетиционную базу. Рисковать (выпускать «молодежь» на большую сцену) никто не хотел: за деньги, потраченные на спектакль, надо отчитываться, снять его не получится. В итоге балетные постановки «Метаморфозы» Ольги Костель и «Кто я?» Константина Кузнецова и Юлии Дятко прошли считаное количество раз. Поэтому при неизбежной смене художественного руководства театр имеет весьма скромный резерв: потенциальным сменщикам откровенно не давали развернуться.
В заслугу Гридюшко теперь ставят зарубежных гастролеров. Прежде всего, это было далеко не ноу-хау нового директора (так, Раду Поклитару привозил свои балеты и при Елизарьеве). Да, настоящим событием стал показ балетов Бориса Эйфмана. Но, по гамбургскому счету, проект «Русские сезоны ХХІ века» от Андриса Лиепы не имел особого отношения к современному искусству (особенно балет «Жар-птица», который появился в репертуаре театра). Санкт-Петербургский театр имени Леонида Якобсона показывал как миниатюры мастера, которые абсолютно не устарели, так и его балеты, от которых попахивало откровенным нафталином.
Так отставка — это хорошо или плохо?
Но вернемся к вопросу, вынесенному в заголовок текста. Как нам относиться к отставке Гридюшко? Ответ, как ни странно, зависит от системы координат, в которую мы поместим Оперный.
Авторы письма в поддержку Гридюшко утверждали, что театр «влился в европейскую (мировую) оперную элиту». Чтобы утверждать так, маловато фактов. Но даже если бы пофантазировать и представить обратное, то возникает диссонанс.
В Европе (да и в мире в целом) театрами не руководят чиновники и крепкие хозяйственники. Представить себе ситуацию, что бывший глава пионерской организации (пусть и самый-самый замечательный) возглавит миланский Ла Скала или нью-йоркскую Метрополитен-оперу невозможно в принципе. Европейскими и американскими театрами руководят менеджеры, которые получают соответственную экономическую и театроведческую подготовку. Если рассматривать наш Оперный в этом ключе, то отставка Гридюшко логична и абсолютно оправданна. Ведь проблемы, о которых говорилось выше, не решались годами.
Но мы живем в Беларуси, где на пост директора назначают перед пенсией, позволяют там переждать «грозу» или разрешают перезапустить карьеру. И — что не менее важно — никакой подготовки этих самых менеджеров не ведется. Поэтому надеяться, что на место Гридюшко придет крутой реформатор так же наивно, как ждать завтра начала радикальных экономических преобразований. Да, известен пример удачного назначения: экс первый замминистра культуры Владимир Карачевский на посту директора РТБД запомнился как очень эффективный менеджер. Но чаще всего любые кадровые изменения вызывают у «служилого люда» шок. Ведь никаких глобальных изменений в системе не произойдет, а значит, все зависит от личных качеств нового руководителя.
Поэтому в белорусских реалиях ситуация напоминает качели. Оперный может рвануть вперед (в том числе если новый гендиректор сконцентрируется на хозяйственных вопросах), а может откатиться назад. И тогда — и это будет самым большим парадоксом — время Гридюшко будут вспоминать так, как теперь 1970-е годы, брежневские времена: стабильность и относительный порядок.
Мнение авторов может не совпадать с точкой зрения редакции TUT.BY.