Когда откроют все архивы, места массовых расстрелов не найдут. Историки о репрессиях и архивах КГБ

«Однажды в Школу поиска информации о репрессированных обратился мужчина. Он всего лишь хотел знать, был реабилитирован или нет конкретный человек. Этим вопросом нам пришлось заниматься год!», — эмоционально рассказывает историк Дмитрий Дрозд. На брифинге «Раcтраляная Беларусь», который прошел в Press club Belarus, он и его коллеги обсуждали, как исследователям получить допуск к архивам КГБ и МВД, а также как найти места захоронений и установить имена жертв сталинских репрессий.

Брифинг начался минуты молчания. 29-го октября в Беларуси неофициально отмечается день памяти жертв политических репрессий. В отличие от Украины и России в нашей стране эта дата отсутствует в государственном календаре торжественных мероприятий.

Кандидата исторических наук, исследователя сталинских репрессий Игоря Кузнецова удручает, что за последние за последние десятилетия в Беларуси не было защищено не одной кандидатской или докторской диссертации на тему репрессий. В музеях зачастую сложно найти какое-либо упоминание об этом историческом периоде.

— 27 октября в Орше открыли памятный знак полякам Беларуси, репрессированным в этом городе. Но есть ли в местном музее экспонаты, посвященные этой трагедии? Да и в принципе, многие ли знают, что возле их города тоже могли быть места массового уничтожения людей? По нашим предварительным сведениям — по разным свидетельским показаниям и косвенной информации, но без документального подтверждения, — в Беларуси существуют 28 населенных пунктов, возле которых в целом насчитывается более 100 таких мест. И этот список постоянно пополняется. Вот сегодня в соцсетях появилась информация, что в районе Кривого Села под Заславлем тоже есть место предполагаемого захоронения.

Чем отличаются захоронения времен массовых репрессий от нацистских? По словам историка, первые — всегда бессистемны. В могилах, располагающихся рядом, находят разное количество останков. К тому же был период, когда следы зачищались, из некоторых ям частично эксгумировали останки. В результате нет возможности установить точное количество жертв и установить их имена.

В тех черепах, что все-таки были найдены во время исследований, обнаружены от одного до трех пулевых отверстий. Но Игорь Кузнецов подчеркивает: называть такие массовые захоронения местами расстрелов некорректно. Он приводит статистику: у 30% черепов, найденных во время первой эксгумации, размозжена височная часть, значит, людей убивали, проламливая голову чем-то тяжелым.

В Национальном архиве Республики Беларусь существует база данных по реабилитированным гражданам. Ее создавали специально для общественного пользования. Предполагалось, что списки смогут публиковать в газетах, справочниках. Раньше в архиве можно было без проблем получить справку, из которой можно было узнать, когда и за что арестован тот или иной человек и где сейчас находится его дело.

— В Министерстве юстиции утверждают, что доступа к данной базе данных нет никаких ограничений. Но на деле у тех, кто обращается в архив, требуют документы, подтверждающие родство с интересуемым человеком. Естественно, у большинства таких справок на руках нет. Нам все сложнее восстановить информацию о пострадавших в годы репрессий людях.

К сожалению, по сравнению с другими странами СНГ в Беларуси — одна из самых сложных ситуаций в этой сфере. Как рассказывает историк Дмитрий Дрозд, что в прошлом году в Тбилиси проходила Международная конференция по доступу к архивам. На ней присутствовали представители практически всех постсоветских республик. На основе разработанной методологии была дана оценка доступа к архивам. Беларусь заняла предпоследнее место.

— В нашей стране оценивали Национальный архив Республики Беларусь и архив КГБ. Последний практически не работает, как положено архиву и недоступен для исследователей. С этой проблемой столкнется любой, кто захочет узнать судьбу своих родственников. Даже если удастся собрать все требуемые справки, неизвестно, как будет происходить сам процесс знакомства с делом. Знаю от знакомых, что иногда дают дело, в котором большая часть и многие фамилии закрыты белыми листами. А бывает, что человеку просто зачитывают несколько выдержек. Такой подход практически не дает никакой существенной информации.

Дмитрий Дрозд рассказал, как в Школу поиска информации о репрессированных обратился мужчина с простой просьбой: хотел знать, был реабилитирован или нет конкретный человек.

— Нам пришлось этим вопросом заниматься год! Год, чтобы получить информацию из базы, которая создавалась, чтобы ее можно было опубликовать для широкого пользования. И только подав запрос от имени общественной организации, мы смогли узнать о судьбе человека.

Многие надеются, что ситуация с информацией вокруг жертв репрессий сдвинется с мертвой точки, когда откроют архивы. Но Дмитрий Дрозд в этом отношении скептичен. Как показывает опыт, большинство этих дел пусты:

— Я спрашивал у директора архива Службы безопасности Украины Андрея Когута, смогли ли они найти места массовых расстрелов после того, как все архивы в стране открыли. Когут ответил отрицательно. Ведь многие документы были зачищены еще в советское время. В папках остается лишь несколько первых листов, описи допросов давно изъяты. Да и изначально крайне редко в справке, а о приведении приговора в исполнение указывалось место расстрела. Максимум могли написать, что «труп предан земле на участке номер такой-то». Правда, карт этих участков никто не видел.

Но было бы неправильным сидеть, сложа руки, пеняя на закрытость архивов. Дмитрий Дрозд утверждает, что в открытом доступе существует громадное количество документов.

— Надо помнить, что 17 сентября 1938 года вышло постановление партии и правительства, которое осудило «перегибы». Много людей вышло на свободу к началу 1939-го года. Для восстановления справедливости они тут же начали писать запросы в ЦК партии — вот эта переписка вся сохранилась в Беларуси. Есть документы о самих сотрудниках НКВД, в которых разбирается, к примеру, достоверность информации о применении пыток к подследственным. Я недавно читал оправдательные справки коллег начальника одного из отделов КГБ, в которых они рассказывают, как фабриковали дела, какие методы пыток использовали. Про это можно писать, но большинство из этих документов никто никогда не запрашивал.