Без денег и креатива, зато с экскурсиями. Что не так в белорусских музеях

Недавно я отправился с друзьями в один из крупных белорусских городов. В нашей компании были и взрослые, и дети, но когда дело дошло до обсуждения маршрута, в местный музей идти никто не захотел: «Неинтересно!». Что не так в белорусских музеях и как заинтересовать ими белорусских и иностранных туристов?

На первый взгляд, лучшим белорусским музеям грех жаловаться на количество гостей. Согласно Белстату, за 2018-й Музей Великой Отечественной войны принял 571 тысячу посетителей (правда, тут идет речь как о белорусах, так и об иностранцах), Брестская крепость — 522 тысячи, дворец в Несвиже — 421 тысячу. Вслед за ними расположились дворцово-парковый ансамбль в Гомеле, Мирский замок, Хатынь. Да, этот список можно расширить (например, за счет Художественного музея), но он вряд ли будет длинным.

Кроме того, список лидеров не меняется из года в год. Всего в стране 159 музеев, а вниманием у публики могут похвастаться далеко не все из них. Почему?

Когда речь заходит о состоянии белорусских музеев, у их защитников есть беспроигрышный аргумент. Мол, по разным оценкам за пределами Беларуси находится от 80% до 99% культурного наследия страны. Поэтому что тут удивляться скудности экспозиции? Давайте довольствоваться тем, что имеем.

Действительно, многие экспонаты, которые могли бы украшать коллекции крупнейших белорусских музеев, давно находятся в Москве, Варшаве или каком-то из других европейских городов. Что уже говорить о некоторых региональных музеях, где зачастую откровенно нечего смотреть (кроме привычных чучел животных в отделе природы).

Еще одна причина такой ситуации — финансирование, которое уже давно оставляет желать лучшего. В 2018 году на содержание и развитие сферы культуры государство выделило 483,3 млн рублей, или 0,41% от ВВП. Можно догадываться, какая часть из этой суммы досталась музеям, сколько из нее пошло на покупку новых экспонатов для них. Получи музеи больше денег, глядишь, их экспозиции были бы куда богаче, а там бы и туристы подтянулись. Но — скажу крамольную мысль — одними деньгами эту проблему не решишь. Дело все-таки в другом: в различном подходе к музейному делу «у нас» и «у них» (уточню, что в этом тексте не идет речь о художественных музеях, которые функционируют немного по другим законам).

Сначала вертолет, потом здание

Три года назад я попал в Дрезденский военно-исторический музей. Как рассказали его сотрудники, сначала в Дрездене разработали концепцию будущего музея и расположение экспонатов. Например, очень долго решали, как разместить в экспозиции вертолет бундесвера (причем не его уменьшенную копию, а машину в натуральную величину). А уже потом проектировали здание. Кстати, упомянутый летательный аппарат прикрепили к стене так, что он как будто находится в полете. Вертолет можно было увидеть сразу на нескольких этажах: нос — на первом этаже, кабину — на втором и третьем и т.д.

На постсоветском пространстве все наоборот: сначала музей получает новое здание (и это еще счастье, если получает), а уже затем дирекция думает, как в нем разместить экспонаты (точнее, поместить как можно большее их количество). Возможно, чуть больше повезет Национальному историческому музею, которому собираются строить новое здание напротив стелы на проспекте Победителей. Но насколько при этом будут учитывать интересы музейщиков, пока неизвестно.

Но главное отличие между Западом и Беларусью все-таки в экспозиции. Что вы увидите в традиционном белорусском музее? Исторические карты, фотографии, удостоверения, письма — и все это в витрине за стеклом. Казалось бы, что в этом не так?

Чтобы объяснить свою точку зрения, начну чуть издалека. Одно из моих хобби — путешествия. В какой-то момент я принципиально перестал записываться на экскурсионные туры и пользоваться услугами гидов. Увы, но многие экскурсии — это поток дат, имен и фактов, по сравнению с которыми лекция на историческом факультете БГУ — детский лепет. Не знаю, как у вас, но и даже у меня, историка по образованию, 95% этой информации забывалось практически сразу после экскурсии. Как, впрочем, и у моих родных, которые не имеют никакого отношения к истории. То есть КПД такого времяпрепровождения близился к нулю.

Да, прекрасные экскурсоводы, разумеется, есть. Но ведь после прогулок по незнакомым городам запоминается все-таки другое: общая атмосфера, неожиданные интерьеры или экстерьеры, неожиданные встречи. То есть увиденное, пережитое, понятое тобой самостоятельно.

Увы, но во многих белорусских музеях без экскурсовода зачастую делать нечего. А слушать монолог — не очень-то эффективно.

Овца для разминирования и собака с бомбами

Как эту проблему решают на Западе? А они создают музеи 21 века. К примеру, в упомянутом Дрезденском военно-историческом музее можно найти экспозицию «Животные на войне». А там увидеть маску для лошади на случай газовой атаки, голубя-разведчика, овцу, которую использовали для разминирования полей; собаку, увешанную бомбами, которую посылали взрывать танки… И это куда интереснее, чем краткий пересказ битв Фридриха Великого или Наполеона (кстати, для любителей есть и экспозиции с такой информацией). Или возьмем экспозицию «Мода», в которой рассказывалось (и показывалось!), как Дольче и Габбана создали одну из своих коллекций, вдохновившись военной одеждой XIX века.

Другой пример — музей Эдварда Мунка в Осло, который посетил несколько лет назад. Я совсем не знал норвежского и тогда еще не начинал учить английский. Казалось бы, безвыходная ситуация. Но оказалось, что в знании языка не было особой нужды. Создатели музея сделали акцент на мультимедиа (видео и фото), и оказалось, что этого вполне достаточно для понимания.

Скажу больше: гуляя по многим западным музеям, я практически не встречал экскурсий. Люди гуляли по экспозиции сами, многие — с детьми. Они вели с музеем диалог, впитывали впечатления, учились думать и созерцать. А еще пользовались разнообразными интерактивными возможностями. Во многих немецких музеях (например, в музее автомобилей и техники под Хайдельбергом) ребенок может не только посмотреть экспозицию, но и потрогать предметы руками. А в завершение — прокатиться по железной трубе, построенной в самом здании музея.

А у нас — и в этом главное наше отличие от Запада — общение посетителя с музеем строится не на диалоге, а на монологе с большим объемом информации. Но если музейный диалог — это развитие и взаимное обогащение, выбор свободного человека, то монолог напоминает занудные лекции или уроки в школе.

Кстати, образование тут упоминается не просто так. Если вам кажется, что озвученная проблема существует только в белорусских музеях, то вы глубоко заблуждаетесь. Вспомните, к примеру, родные вузы. Кто не сталкивался с преподавателем, который целую пару старательно читал с бумажки текст лекции (вместо того чтобы раздать распечатанный вариант)? Возможно, когда-то такой формат был уместен, но теперь безнадежно устарел. Потому что это формат 20 века, а на дворе 21-й.

А белорусские музеи — как, впрочем, и белорусская культура с образованием — существуют и развиваются исходя из правил, норм и категорий прошлого века.

Реально ли изменить эту ситуацию? Да, но в очень далекой перспективе. Для этого нужны серьезные деньги. К примеру, Хорхе Пикен, в прошлом один из руководителей Дрезденского музея, говорил, что любая постоянная экспозиция должна жить не более десяти лет. А чтобы сменить ее, нужны достойные вложения, которые понадобятся и для технического переоборудования музеев.

Но речь не только о покупке новых экспонатов. А в перезагрузке системы образования по подготовке музейных работников. В достойных зарплатах (специалисты, получившие серьезную подготовку, вряд ли будут работать за теперешние ставки). А в целом — в общей перезагрузке культурной сферы. Ведь музеи — это лишь часть общей системы культуры. А если она в целом живет в реалиях, которые озвучил премьер-министр России Дмитрий Медведев («денег нет, но вы держитесь»), очень трудно надеяться на чудо в отдельно взятой сфере.

Мнение авторов может не совпадать с точкой зрения редакции TUT.BY.