Он снял «Буратино»! Кто в Беларуси делал фильмы, которые смотрели по всему СССР

Сегодня, 3 мая, исполняется 80 лет со дня рождения режиссера Леонида Нечаева, автора телесказок, ставших любимыми у нескольких поколений детей: «Приключения Буратино», «Про Красную Шапочку. Продолжение старой сказки», «Проданный смех», «Рыжий, честный, влюбленный». Это он сделал Буратино культурным героем эпохи, предложил детям быть не пионерами, а странниками, и позволил им совершать опасные и недостойные поступки, за которые их никто не наказывал. Те, кто смотрел его фильмы в детстве, теперь показывают их своим детям. На главные вопросы о Леониде Нечаеве и его фильмах отвечает киновед Мария Костюкович.

Свои лучшие картины Нечаев снимал на «Беларусьфильме»?

Да, и фильм «Про Красную Шапочку. Продолжение старой сказки», и «Проданный смех», и другие известные и любимые картины режиссер Леонид Нечаев поставил на «Беларусьфильме». В 1973-м — первый, не особенно известный, но блестящий фильм «Приключения в городе, которого нет». Потом — свои звездные «Приключения Буратино». В 1990-м, создав за семнадцать лет девять фильмов для детей, Нечаев с киностудии ушел.

На «Беларусьфильм» всегда любили приезжать сниматься московские кинематографисты — их тут привечали. Но в кастовом советском кино «Беларусьфильм» все равно считался «не очень», «студией, на которую ссылают». И вдруг прославился на весь Союз: нечаевские телесказки стали популярнее фильмов центральных киностудий, которые всегда были в более выигрышном положении.

Режиссер ставил только детские фильмы?

Нет, были у него и драмы для взрослых, но их он вспоминать не любил. Нечаев был все же детским режиссером, работа с детьми окрыляла его, хотя он шутил, что любит работать с детьми, потому что у них красивые мамы. Но о девяти женах режиссера мы не станем заводить разговор.

А еще он был поразительно везуч в профессии.

Так Нечаеву просто повезло?

Сказочно повезло. Но для такого везения нужен был целый культурный переворот. Сначала должно было появиться детское кино как таковое, и для этого понадобилось постановление Госкино СССР. Нет, начальство всегда называло детское кино «особенным репертуаром». Но на деле оно считалось вторым сортом и снималось время от времени, совершенно нерегулярно.

Формально на детских фильмах специализировалась Центральная киностудия имени Горького, а локальные киностудии с мизерным производственным планом от случая к случаю создавали свои, представительские фильмы. До конца 1960-х «Беларусьфильм» ставил детский фильм раз в три-четыре года. Но близилось пятидесятилетие пионерской организации (в 1972 году. — Прим. TUT.BY), киностудиям велели снимать больше фильмов для детей и внести в тематический план постоянный, ежегодный раздел детских фильмов.

Еще в начале 1960-х такая задача была бы для «Беларусьфильма» непосильной. Всю свою историю он работал в помещениях, не приспособленных для кинопроизводства: сначала вовсе в Ленинграде, в подвале бывшего театра, а потом в минском Красном костеле. Даже мизерный план всегда был пыткой. Так совпало, что в начале 1960-х наконец на проспекте Ленина (теперь Независимости) построили новое здание кинофабрики, где белорусские кинематографисты работают и в наши дни. Студия перебралась туда, и поэтому план увеличили втрое. Оправившись от такого шока, «Беларусьфильм» расширил штат и репертуар. Постановление о детских фильмах пришлось как нельзя кстати.

Видео: Allforchildren ru — Всё для детей

А потом случился «телевизионный бум»: на киностудиях Союза открыли телеобъединения, все главные фильмы 1970-х снимали на телепленку и показывали по телевизору, музыкальные сказки Леонида Нечаева — тоже. На «Беларусьфильме» появилось производственно-творческое объединение «Телефильм». План увеличился еще втрое. Киностудия, которая еще десять лет назад еле-еле снимала 3−4 полнометражных фильма в год, стала уверенно давать 10−12 полных метров.

А еще за этот десяток послевоенных лет сильно изменилось детство. Оно стало благополучным, сытым, культурным. Исчезла беспризорность. Многие семьи получили благоустроенные квартиры в новеньких хрущевках, их быт стал легче и не требовал детской помощи. Родители все реже заводили много детей, ребенок больше не нянчил младших. У него появился самостоятельный досуг, пока взрослые целый день были на работе.

В Советском Союзе была мощная индустрия детства: с ранних лет ребенка вовлекали в целую систему процессов и активностей. В 1970-х, когда телевизор стал обычной бытовой вещью, и для телефильмов нашлась огромная аудитория.

Советская культура хорошенько потрудилась, и все сошлось: производственные возможности, идеологический запрос, административная воля, аудитория, талант, интуиция и везение. Леонид Нечаев грамотно распорядился своей удачей.

Вообще в СССР детских режиссеров было много?

Раз-два и обчелся: детских режиссеров никогда специально не готовили, и работали они, как правило, на центральных киностудиях — киностудии имени Горького, «Мосфильме» и «Ленфильме». Едва ли не у каждого советского постановщика можно найти один-два детских фильма, но из детского кино всегда старались поскорее уйти. Так, тяготился своим талантом детского режиссера Владимир Бычков, режиссер «Города мастеров» и «Полета в страну чудовищ». Порвал с детским кино Михаил Пташук, снявший в начале карьеры два детских фильма.

До войны в детском кино начали работать киносказочники Александр Птушко и Александр Роу, постановщица незабвенной «Золушки» Надежда Кошеверова, зачинатель детской кинофантастики Василий Журавлев и Николай Лебедев, которого вы можете знать по пронзительному фильму «В моей смерти прошу винить Клаву К.». После войны дебютировали Илья Фрэз, Виктор Эйсымонт и Яков Сегель. В 1950-х на «Беларусьфильме» появился детский постановщик Лев Голуб, автор кинохита «Девочка ищет отца», в 1960-х — Ричард Викторов, который позднее прославится детской фантастикой «Москва — Кассиопея». Вот, без малого, и всё.

В 1970-х, когда старая гвардия отошла от дел, детское кино растерялось. Никто, кроме Якова Сегеля, не оставил учеников, но к нему в режиссерскую мастерскую во ВГИК и поступил москвич Леонид Нечаев.

А как москвич Нечаев попал на «Беларусьфильм»?

Случайно. По правилам советского кино Нечаев не должен был оказаться на «Беларусьфильме» и тем более задержаться на нем. Для локальных киностудий чаще готовили «национальные кадры». В 1960-х обновленный «Беларусьфильм» усиленно «накачивали» специалистами, и к началу 1970-х он не особенно нуждался в новых режиссерах: за постановки не на шутку дрались «старые».

После ВГИКа Нечаева направили в творческое объединение «Экран» Центрального телевидения снимать хронику. Это было равносильно ссылке: из хроники тоже старались скорее уйти. Тем временем на «Беларусьфильме» сражались с одним заказом «Экрана» — детским фильмом «Приключения в городе, которого нет» («Экран» делал контент для союзного телевидения и периодически размещал заказы на киностудиях).

Шел 1973-й год, работа тянулась с 1969-го. Первый режиссер от постановки со скандалом отказался, план горел, давило Госкино СССР. Тогда и вспомнили про ученика детского режиссера Сегеля, который мается на хронике, и Леониду Нечаеву предложили спасти фильм.

Он изменил сценарий, добавил в скучноватый сюжет песен, выдержал атаки худсовета и снял свой первый детский фильм, обаятельный и музыкальный — «Приключения в городе, которого нет». Такого сильного дебюта никто не ожидал: обычно первые фильмы неуверенны и невнятны. Так москвич, дебютант и телехроникер Нечаев оказался на «Беларусьфильме». А потом случились всем известные «Приключения Буратино», и стало окончательно ясно, что в советском кино появился незаурядный постановщик, и он на своем месте.

Фильм про Буратино забавный, но разве сказки Нечаева такие особенные? Сказки и сказки, подумаешь

Да, Нечаев вернул в культурный обиход образ Буратино, простачка, который вовсе не прост. Ироничные фразочки стали крылатыми — до сих пор в ходу «богатенький Буратино, умненький Буратино». А в 1970-е эти шпильки очень точно надавили на болевые точки в непростой культурной ситуации, когда официальная идеалистическая доктрина уже не умела объяснить мир и социальные отношения, ей давно не верили и открыто по ее поводу иронизировали. И нашелся образ, созвучный этому: искренний дурачок, вокруг которого «все не так, как видится», но и он, оказывается, далеко не дурак и легко обводит умников вокруг пальца. Это для взрослых. А для детей, как проницательно заметил Нечаев, есть просто история о том, как мальчик попал в беду и с дружеской помощью выкарабкался.

Со сказкой в советской культуре всегда было непросто. После запрета на сказку и после ее помилования (в эпоху соцреализма, который хотел научить авторов оптимизму, а научил эзопову языку) появилась сказка-образец — «Золотой ключик» Алексея Толстого. Сказка, которая имеет в виду не только то, о чем говорит прямо, и даже не только то, на что намекает.

Видео: Советское телевидение. ГОСТЕЛЕРАДИОФОНД России

В оттепель все детские фильмы сделались такими же лукавыми: в детском тексте часто проявлялся язвительный подтекст для взрослых, со взрослым гражданским высказыванием, как, например, в фильме «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». Сказки Нечаева тоже лукавы: они говорят одновременно с детьми и со взрослыми. Только время стирает взрослое послание, и нынешним взрослым вряд ли понятен саркастичный подтекст трехслойной толстовской сказки и ее более иронической трактовки в фильме «Приключения Буратино».

Нечаеву, человеку оттепели, выпало работать в сложное время, когда детское кино еще подчинялось правилам соцреализма, но больше не хотело по ним играть. Все, что не укладывалось в простенькие каноны соцреализма, еще требовалось отстаивать. Так, даже в разгар перестройки Нечаеву советовали разъяснить зрителям биографию Питера Пэна. «Показать биографию Питера Пэна — это то же самое, что выяснять у Золушки биографию феи», — отвечал он. А как сопротивлялись тому, что кукол в «Приключениях Буратино» и зверей в «Рыжем, честном, влюбленном» будут играть дети! То, что зверей играют взрослые, никого не удивляло, но детям было мало доверия — «это не в нашей традиции».

Нечаев досаждал худсоветам тем, что в безобидных и праздничных детских фильмах постоянно нажимал на болевые точки соцреализма. Одна такая — незыблемость социальных ролей и отношений, другая — границы приватного и публичного. Об этом, например, очень по-оттепельному высказался «Рыжий, честный, влюбленный».

В фильмах Нечаева терпит крах главная детская идея соцреализма — перевоспитание через проступок. Буратино не стремится стать хорошим ребенком, Красная Шапочка никого не слушается, Тим Талер и вовсе совершает нечто ужасное, а друзья от него не отворачиваются. Нечаев — один из тех, с кого началось раскрепощение детства.

Соцреализм предлагал детям еще две идеи — борьбу и строительство. В фильмах двадцатых дети строили свою собственную, утопическую страну детей. В тридцатых — охраняли родину и сражались с врагами. В пятидесятых это преобразилось в конфликт пионеров и хулиганов, отличников и троечников, детей «хороших» и «таких себе». А с шестидесятых закономерно ключевым стал сюжет новогоднего утренника — о том, как свергают тирана, закабалившего свободную страну. В дружелюбных сказках Нечаева никто никого не свергает, ничего не строит и ни с кем не борется: ни пионеры с хулиганами, ни добро со злом — все играют в большую игру, в которой постоянно меняются роли и статусы.

По правилам соцреализма, перемена социальных, гендерных, семейных и иных ролей невероятна и недопустима. Это в свое время хорошо выразил фильм «Семеро солдатиков» (1982), в котором мальчик Олег, занянченный мамой, стал «похож на девочку». Это значило, стал безвольным, капризным и даже — о, ужас! — длинноволосым, а семеро солдат превратили его назад в мальчика, привив «мужскую» дисциплину (советское детское кино было страшно невежливым и мальчишеским, девочек в нем мало уважали).

Потому-то членов худсовета и даже зрителей нервировали непостижимые переодевания волков в дам и монахов, превращение принца в принцессу, а белокожей девочки — в мальчика-негритёнка и другие травестийные фокусы в фильмах Леонида Нечаева. Он легко и насмешливо касался тем, которые не принято было обсуждать с детьми (да и со взрослыми тоже), например, темы денег и сделок в фильме «Проданный смех», который критиковали и худсовет, и Госкино БССР, и кинокритики. Соцреализм видел детство романтическим, ребенка — служащим долгу, а деньги и сделки — низменными. Нечаев настаивал, что дети могут быть какими захотят и с ними нужно говорить обо всем. Ему мешали.

А почему в его фильмах все поют? Можно ведь и без песен

Вот вам ответ самого Нечаева: «Дети воспринимают мир в абсолютном счастье, а счастье лучше всего выражается в песнях».

А можно ответить сложнее: к песням детские фильмы приучил соцреализм в 1930-е годы, когда кино стало звуковым. Вы ведь тоже замечали, что от кино сталинской поры лучше всего сохранились песни? С тех пор само собой разумелось, что детский фильм должен хоть немножко петь. Можно считать, песни в мюзиклах Нечаева продолжают соцреалистическую традицию детского кино. А можно считать, что в киноязыке музыка — самый популярный способ сбежать от реализма. Сказка и есть музыка. Этим часто пользовались советские режиссеры, уставшие от реалистических сюжетов.

Нечаев сам писал сценарии к фильмам?

Самые известные свои фильмы Нечаев создал с кинодраматургом Инной Веткиной. Они познакомились на съемках его первого фильма. Веткина, главный редактор сценарной коллегии Студии художественных телефильмов «Экрана», поддержала дебютанта и, когда «Экран» заказал ей сценарий о Буратино, настояла, чтобы фильм ставил новичок Нечаев.

Их творческий союз, пример фантастической конгениальности, длился почти десять лет и дал «Приключения Буратино», «Про Красную Шапочку. Продолжение старой сказки», «Проданный смех» и «Сказку о Звездном мальчике».

В 1984-м Нечаев отказался от нового сценария Инны Веткиной и предпочел сценарий «Рыжий, честный, влюбленный» Георгия Полонского. Вы знаете его как автора ключевого фильма «оттепели» «Доживем до понедельника» Станислава Ростоцкого и школьной драмы «Ключ без права передачи» Динары Асановой. С Полонским Нечаев создал еще два фильма — взрослую драму «Репетитор» и лукавую перестроечную сказку «Не покидай…», последний свой фильм на белорусской киностудии. Нечаева тогда впервые размазали без оглядки и жалости. Он понял, что его время прошло.

После разрыва с Инной Веткиной блестящий режиссерский путь Нечаева быстро завершился. Много лет спустя, в 2007-м, уже после смерти Веткиной, Нечаев поставил по ее сценарию свой последний, подкупающий, но какой-то отчаянно ненужный фильм «Дюймовочка».

Вот так просто все закончилось?

Так снова совпало. Сначала был разрыв с Инной Веткиной. А потом, в 1986-м, случился знаменитый Пятый съезд кинематографистов. Они протестовали против косной административной системы, требовали свободы — и их требования удовлетворили: расширили автономию творческих объединений и студий, позволили без оглядки на главк решать, что снимать и как. Но, ослабив директивную хватку, чиновники урезали и финансирование. Хозрасчет оказался тем еще испытанием для киностудий, привыкших работать неторопливо и постоянно просить добавки. Года три детские фильмы еще снимались по инерции — никто ведь не отменял пятилетние тематические планы. Потом их не стало. Вслед за детским кино посыпалось авторское. И к началу 1990-х постсоветская киноиндустрия рухнула в кризис, из которого выбирается до сих пор.

А еще одна причина, по которой все кончилось, — конец культурной эпохи. Как все оттепельные авторы, человек оттепели Нечаев замолчал с концом перестройки, едва сменилась повестка дня. Перестройка ведь была последним отголоском оттепели, культуру вновь тревожили те же вопросы: личная свобода и великая идея, историческая память и личная ответственность, честь и достоинство. В 1990-х все это исчезло из поля зрения. Жизнь людей пошла по-другому, и они захотели смотреть другое кино. В новое время Нечаев поставил еще два неуверенных фильма, которые не спас даже его поразительный музыкальный талант.

Но его сказки по-прежнему связывают поколения. Повзрослевшие дети показывают их своим детям, испытывая сладкую тоску по своему детству, которое не вернется еще и потому, что одновременно с концом детства умерла целая страна и культура, создавшая это детство. Сказки Нечаева давно ностальгические, а ностальгия — хороший консервант, даже когда к ней примешивается ирония.