«Подбитый глаз и сломанное запястье». Как 129 лет назад в Беларуси боролись с мужским насилием

С любовницей мужа унтер-офицерша Агафья Саченок была хорошо знакома, но из принципа не здоровалась, за глаза называла блудницей и никогда не переступала порога ее дома. Не переступала до того дня, пока в этом не возникла настоятельная потребность. И тогда оставалось только набраться решимости, подойти к ненавистной хате, толкнуть дверь (конечно, без стука), упереть руки в бока и, игнорируя блудницу, обратиться к мужу: «Бавишь час, Михаил Семенович? А дома тебя важный гость дожидается!»

Чего боялись наши предки, жившие 150−200 лет назад, о чем мечтали, какое поведение считали предосудительным, в чем видели удачу, кому завидовали и кому сочувствовали, на чем экономили, какие новости обсуждали за обеденным столом и что при этом ели? В научных трудах ответов на эти вопросы не дается. Мы решили поступить по-другому: наша главная героиня — повседневность, а главный герой — обычный человек. А помогут нам документы судебных дел, хранящиеся в Национальном историческом архиве Беларуси.

Истцы и ответчики, правые и виноватые тех давних судебных разбирательств давно обрели вечный покой, но их поступки и слова продолжают жить. Запечатленные густыми чернилами на плотной шероховатой бумаге, они рассказывают нам историю страны и ее граждан сквозь призму бытовых забот и людских страстей.

Имена и фамилии действующих лиц, названия населенных пунктов, состав преступления и приговор суда даются без изменений. Образное описание намерений, чувств и мыслей героев является художественной интерпретацией материалов судебного дела. век на скамье подсудимых.

История, которая будет рассказана сегодня, произошла летом 1890 года в деревне Охотичи Бобруйского уезда (сейчас это Кировский район Могилевской области).

«Примчавшийся в деревню муж настраивался рук не распускать, а лишь сделать жене словесный выговор»

Важным гостем был торговец, который купил у мужа Агафьи, отставного унтер-офицера Михаила Семеновича Саченка, лошадь и теперь должен был привезти деньги. Михаил дожидался торговца два дня. Он сам приказал Агафье не отлучаться из дома и немедленно сообщить о появлении гостя, где бы он, Михаил, ни находился. Но теперь, когда жена помешала его свиданию с любовницей, неожиданно и непоследовательно разозлился:

— Тебе тут не место! Убирайся!

— Да и тебе тут не место, — отпарировала Агафья, — у тебя своя хата есть. Есть и жена.

— А я сказал: убирайся, — крикнул Михаил, подбежал к жене и ударил ее по лицу.

Агафья пошатнулась, но осталась стоять. Тогда Михаил вытолкнул ее во двор, сбил с ног ударом кулака, а потом стал избивать ногами.

На крики Агафьи из соседнего дома выбежали супруги Арина и Яков Пархамовичи. Разъяренный муж скрылся от них в доме любовницы. Арина привела Агафью в чувство, «окатив водой». Яков помог положить женщину на повозку и отвезти к ее дому. Укладывая Агафью на кровать, Арина спросила, где у нее сильнее всего болит. Избитая жена на этот вопрос не ответила, заплакала и прошептала:

— Кончилась моя семейная жизнь.

Около трех дней Агафья провела в постели, а когда смогла встать, то направилась к владевшему грамотой односельчанину и с его помощью написала «Прошение», которое адресовала «Господину Судебному следователю Бобруйского уезда». В прошении «жена отставного унтер-офицера из крестьян» описывала случившееся и просила «привлечь мужа к законной ответственности».

Муж Михаил тем временем в деревне Охотичи не показывался, а жил в своем втором доме, расположенном на окраине Бобруйска в так называемой Пьяной Слободке (нынешняя улица Розы Люксембург). Дом этот отставной унтер-офицер приобрел благодаря военной службе. Отметим, что большинство домов Пьяной Слободки принадлежало отставникам, получавшим пенсию и, видимо, предпочитавшим пропивать ее.

Рано или поздно, но Михаил узнал, что избитая Агафья «пожаловалась на него властям», и «в большой запальчивости и раздражении» поспешил из Бобруйска в деревню. По дороге до возмущенного мужа дошли слухи, что Агафья стала переносить часть их общего имущества к своим родственникам.

Последнее было правдой. Твердо решив, что женой Михаила она больше не будет, Агафья собиралась переехать в родную деревню в старый «дедовский дом», в котором теперь жили ее брат и его семья. (Имела ли женщина право на часть этого дома или же семья брата принимала ее на определенных условиях — нам неизвестно). Из мужниного дома Агафья забирала часть посуды, одежды и хозяйственной утвари — возможно, свое приданое. Однако одним приданым она не ограничилась, решив вывезти из амбаров часть зерна, которое, как известно, было главным богатством крестьянина.

Примчавшийся в Охотичи Михаил Саченок настраивался рук не распускать, а «лишь сделать жене словесный выговор» (во всяком случае, сейчас, когда ее прошение разбирает судебный следователь). Но, увидев сбитые амбарные замки, страшно разозлился, схватил палку, ворвался в хату и стал бить жену. Агафья сумела выбежать во двор. Разъяренный муж продолжал размахивать палкой и во дворе, но, заметив, что к его усадьбе подходят привлеченные криками люди, зло сплюнул, выругался и ушел прочь.

Избитая Агафья попала в бобруйскую городскую больницу. Здесь женщину не только подлечили, но и, по ее просьбе, освидетельствовали, выдав справку, в которой описывались все имеющиеся на теле гематомы (большинство — величиной с ладонь), подбитый глаз, сломанное запястье правой руки и вывихнутый локоть левой.

«Он с трудом скрывал, как злится на то, что Агафья сделала семейную ссору достоянием общественности»

Судил Михаила Семеновича Саченка Минский окружной суд. Отставной унтер-офицер, 50 лет, из крестьян, обвинялся по статье 1533 «Уложения о наказаниях» «О нанесении побоев». Свою вину он решительно отрицал, утверждал, что жену никогда не бил и что побои она наносила себе сама. Очевидцы, между тем, говорили об обратном.

Там же, на суде, выяснилось, что «горяч на руку» Михаил был всегда: мог толкнуть жену, запустить в нее тарелкой или кружкой, дернуть за волосы, если был чем-то недоволен, но так сильно избил ее впервые. Впрочем, только сейчас, после отставки Михаила, супруги стали проводить много времени вместе, прежде они виделись во время краткосрочных отпусков.

Готовясь к суду, Михаил Саченок переговорил с несколькими односельчанами и заручился их согласием прибыть на заседание, чтобы подтвердить его «мирный нрав и дружную жизнь с женой». Однако своих свидетелей он так и не дождался. Свидетели Агафьи в суде были. Заслушав их выступление, суд признал факт нанесения побоев Агафье Онуфриевне Саченок доказанным.

Побои были квалифицированны как тяжкие и «нанесенные с умыслом», но «не подвергающие жизнь опасности». В этом случае, согласно статье 1533, Михаил Саченок мог быть осужден на срок от 8 месяцев до 1 года и 4 месяцев. Однако прежде чем вынести виновному приговор, суд попытался помирить мужа и жену. Агафья наотрез отказалась простить супруга. Михаил, которому грозил тюремный срок, был не так категоричен. Он по-прежнему утверждал, что жену не бил, с трудом скрывал, как он злится на то, что Агафья сделала «семейную ссору» достоянием общественности, но на примирение соглашался. Агафья в его «добрые намерения» не верила. Не добившись мира между супругами, суд приговорил Михаила Саченка к 1 году тюрьмы и, сверх того, к церковному покаянию.

Как правило, самыми эмоциональными документами в любом судебном деле являются встречные прошения истцов и ответчиков, а также опросные листы свидетелей. Безыскусные, с народными оборотами речи, они не смягчают, не облагораживают и не цензурируют картину произошедшего: показывают истинное к ней отношение. О том, как относятся к разбираемому делу председатель и члены суда, можно узнать из резолюции, в которой вынесенному приговору предшествуют их размышления и выводы, сформулированные в трех-четырех предложениях, а порой и в 10 абзацах на одну-две страницы. Касательно данного дела скажем, что ни крестьяне деревни Охотичи (свидетели) в своих показаниях, ни члены суда в вынесенной резолюции никак не пытались оправдать поступок агрессора, ни в чем не искали вины Агафьи и не взывали к фольклорному «бьет — значит, любит» или «милый побьет — только потешит».