XIX век на скамье подсудимых. Как минский городовой оскорбил студента, и что ему за это было

Если бы вахтера Ивана Аксиневича, служившего при Минской городской скотобойне, спросили, кто является главным недругом всех честных вахтеров и дневных караульщиков — пьяница ли, хулиган ли, то он тотчас бы ответил: наша головная боль — это образованный молодой человек, умничающий, высокомерный. Один из таких молодых людей стоял сейчас пред Аксиневичем, требовал пропустить его в зал для забоя скота и презрительно усмехался в ответ на вахтерское «посторонним не положено».

История, которая будет рассказана сегодня, произошла 124 года назад — в августе 1895-го — в губернском городе Минске.

Чего боялись наши предки, жившие 150−200 лет назад, о чем мечтали, какое поведение считали предосудительным, в чем видели удачу, кому завидовали и кому сочувствовали, на чем экономили, какие новости обсуждали за обеденным столом и что при этом ели? В научных трудах ответов на эти вопросы не дается. Мы решили поступить по-другому: наша главная героиня — повседневность, а главный герой — обычный человек. А помогут нам документы судебных дел, хранящиеся в Национальном историческом архиве Беларуси.

Истцы и ответчики, правые и виноватые тех давних судебных разбирательств давно обрели вечный покой, но их поступки и слова продолжают жить. Запечатленные густыми чернилами на плотной шероховатой бумаге, они рассказывают нам историю страны и ее граждан сквозь призму бытовых забот и людских страстей.

Имена и фамилии действующих лиц, названия населенных пунктов, состав преступления и приговор суда даются без изменений. Образное описание намерений, чувств и мыслей героев является художественной интерпретацией материалов судебного дела.

«Из зала доносился шум — и топот копыт, и визг, и даже как будто стоны и крики раненых»

Молодого человека звали Юлий Малкес, он был студентом Рижского политехникума, изучал химию — истинную королеву наук. Домой в Минск Юлий приехал на летние каникулы. Нам неизвестно, как давно он заинтересовался мясной промышленностью, но известно, что у городской скотобойни молодой человек появился с похвальной целью: принести технический прогресс в несовершенный, ведущийся по старинке процесс забоя скота и разделки туш. А для начала увидеть все несовершенства своими глазами.

На воротах скотобойни висела табличка с надписью: «Посторонним воспрещается», но Малкес, конечно, не считал себя посторонним, поэтому пересек двор и вошел в большое строение, из которого доносился многоголосый шум — и топот копыт, и визг, и даже как будто стоны и крики раненых. Войдя, Юлий оказался в небольшой комнатушке — теперь от зала, где забивали скот, его отделяла всего одна дверь. Он намеревался распахнуть ее, но был остановлен вахтером:

— Куда! Кто будете? С какой целью?

— С научной, — вскинул голову студент.

— С научной не положено, — отвечал вахтер, — посторонним не положено.

— Но мне нужно!.. Я же объясняю!..

— Воспрещается посторонним, — не слушал объяснений вахтер.

Препирательства длились минуты три, после чего Юлий Малкес закричал: «Вот такие и тормозят прогресс!», оттеснил вахтера плечом и вошел в зал для забоя скота. Вахтер Иван Аксиневич побежал за городовым.

В тот день дежурство на скотобойне нес Федор Денисенко. Можно предположить, что образованные молодые люди были и его головной болью, потому что всего два слова, сказанные вахтером, — «ворвался студент» — привели городового в воинственное настроение. Он поспешил в зал для забоя скота, с привычной ловкостью обогнул подвешенные на крюках туши животных, чаны с кровью и возившихся у чанов рабочих и приблизился к студенту:

— Что вы тут делаете?

— Учусь! — воскликнул распаленный перепалкой с вахтером Юлий.

— По-о-опрошу на выход!!!

Юлий Малкес не сдвинулся с места. Тогда Федор Денисенко взял студента за плечи и развернул его к двери.

— Свинья! — откликнулся на действия городового студент.

Существуют две версии того, что произошло дальше. По версии Федора Денисенко, он «не вышел из пределов благопристойности», несмотря на то что был «охарактеризован свиньей». Сдерживая гнев, городовой вывел студента за ворота скотобойни, поддерживая его за плечи и слегка подталкивая.

Юлий Малкес настаивал на том, что события развивались по-иному. По его словам, городовой не только сильно толкал его в спину, но и дважды ударил рукой по голове. «Деретесь! — крикнул тогда Малкес. — Скажите-ка мне свою фамилию?» На что городовой завопил: «Вон! Вон отсюда!» и ударил Юлия ножнами шашки.

Вернувшись домой, Юлий Малкес взял бумагу и написал прошение на имя «Его Высокородия Г-на Полицмейстера в Минске» (начальника полиции), в котором излагал свою версию произошедшего на скотобойне и просил разобрать его дело, где было место «грубому оскорблению и насилию». На следующий день молодой человек вновь сходил на скотобойню, узнал у администрации фамилии тех рабочих, что трудились в зале для забоя скота, и написал еще одно прошение на имя полицмейстера, перечислив «свидетелей-очевидцев» произвола городового Денисенко.

«Показания 15 свидетелей, находящихся в непосредственной близости от места событий, сильно различались»

Завертелись колеса правовой машины. По прошению Юлия Малкеса было проведено дознание. Его результаты рассмотрело Минское губернское правление, и специальным постановлением определило предать городового Денисенко суду за «оскорбление словами и действием студента-химика Малкеса». («Так как должностные лица … действуют от лица государства, то совершаемые ими правонарушения… больше, чем правонарушения частных лиц, подрывают авторитет закона, колеблют прочность юридического порядка»).

Судил 49-летнего городового Федора Андреевича Денисенко Минский окружной суд. Заседание проходило в начале декабря. Юлий Малкес к тому времени давно уже приступил к занятиям в политехникуме, и повестку с датой судебного заседания ему вручали в Риге. Руководство учебного заведения готово было отпустить студента в Минск, но по каким-то резонам Малкес от поездки и участия в заседании отказался. Никаких сведений о причинах неявки в суд молодой человек не предоставил, однако судьи все равно сочли его отсутствие «уважительным и законным» — ведь он проживает «в столь отдаленном округе». Таким образом, заседание началось и продолжалось без «жалобщика».

«Сущность обвинения» зачитал председатель. Денисенко виновным себя не признал. Перешли к опросу свидетелей. Во время визита Малкеса на скотобойню в зале забоя скота находилось 15 человек. Все они теперь были вызваны в суд, все выслушали «внушение о святости присяги» и были приведены к ней «православным священником, католиком-ксендзом и раввином». Но вот что интересно: показания 15 свидетелей, находящихся в непосредственной близости от места событий, сильно различались. Кто-то видел, что Денисенко толкал студента кулаком в спину, но за ножны шашки не брался, кто-то, напротив, утверждал, что городовой безостановочно хлестал молодого человека ножнами, кто-то свидетельствовал, что студент был отконвоирован к воротам без рукоприкладства и вполне вежливо. Однако большинство свидетелей ничего не видели и не слышали, ссылаясь на шум, который стоял в зале, и на характер выполняемой ими работы (вскрывали артерии на шеях животных), требующей концентрации внимания и точности движений.

Последним взял слово защитник Денисенко — присяжный поверенный по фамилии Штольц. Из его речи следовало, что настоящий виновник в данном деле — Юлий Малкес. Студент видел, но проигнорировал «воспрещающую табличку» на воротах скотобойни, он препирался и теснил вахтера, наконец, он проник туда, куда проникать ему было не положено — в служебное помещение, а затем оскорбил должностное лицо. Не секрет, что образованные молодые люди считают себя выше вахтеров и городовых, но выше ли они установленных правил, выше ли общественного порядка? Что до подсудимого Денисенко, то он только выполнял свои обязанности. Рукоприкладствовал ли он при этом? Едва ли. По службе Денисенко характеризуется хорошо, жалоб на него никогда не было, горячительных напитков городовой не употребляет. Да, не святой, и мог слегка сжать плечи студента, так ведь это в ответ на «свинью».

Пришло время выносить приговор обвиняемому. Денисенко слушал скороговорку секретаря: «Виновен ли городовой минской городской полиции в том, что, находясь по обязанностям службы в городской скотобойне, нанес оскорбление???», прикрыв глаза, и открыл их только при ответе судьи: «Нет, не виновен. Признать оправданным».