Humans of Minsk. Продавец со Ждановичей, женщина-фермер и тренер, мечтающий о море
В Минске живет около двух миллионов человек. Каждый день мы встречаем часть из них — на улицах, в метро, магазинах, торговых центрах и подземных переходах. Иногда мы на мгновение соприкасаемся взглядами, а потом идем дальше. Каждый по своим делам. Humans of Minsk — это проект о случайных прохожих. Их рассказы — о себе и своей жизни в нашем городе.
В 2010 году фотограф Брэндон Стэнтон создал проект Humans of New York, в котором собирал портреты жителей Нью-Йорка и их короткие монологи. Сегодня у Humans of New York почти 18 млн подписчиков на фейсбуке и более 7 млн в инстаграме. Помимо Нью-Йорка, фотограф создал серии, посвященные другим странам и городам: Ирану, Ираку, Пакистану, Украине, Иордании, Индии, Иерусалиму. Проект и идея оказались настолько популярны и близки настроениям людей, что в интернете появились аналогичные проекты других авторов, посвященные Вильнюсу, Варшаве, Москве и т.д.
В одиннадцатом выпуске фотограф Дарья Сапранецкая представляет новых героев и рассказывает про их драматичные судьбы, удивительные мечты и силу духа.
Александр, 57 лет. Тренер по кунг-фу
В детстве я был слабенький и меня все били. Но интуитивно меня всегда тянуло к восточным единоборствам. А в СССР они были запрещены, за это могли дать семь лет тюрьмы. Я отдавал деньги с завтраков за картинки и фотографии с Брюсом Ли, смотрел фильмы, пародировал. Пошел на дзюдо, только оно было не под запретом. Когда уже был почти КМС, меня побили на улице компанией. Тогда я понял, что этот вид единоборств хорош только для зала.
Я был романтиком, тянуло на БАМ, в шахту, на море — в какие-то неведомые дали. Увидел объявление о наборе на траловое судно, и меня взяли. В первый же рейс в Северном море мы попали в 11-балльный шторм. Там нет ни неба, ни земли, все вверх тормашками, бортовая и килевая качка, можно по стенам ходить. При нас на гребне волны раскололось стальное торговое судно, из 28 человек экипажа спаслось только трое. А назавтра был штиль.
Мы ловили двухметровых тунцов, акул для европейских ресторанов, сколько странной рыбы повидал — не пересказать. Я видел, как косатки ловят дельфинов, как пускают фонтаны киты. Когда впервые побывал за границей, испытал настоящий шок, даже голова закружилась. Стало обидно, что нам всю жизнь врали, как загнивает Запад и как у нас все супер-пупер. Со временем я стал все чаще высказывать свое мнение: зачем нам говорят одно, делают другое, а призывают к третьему, а во всем остальном мире все по-другому. Вокруг было полно доносчиков, и в конце концов меня лишили визы и больше в море не пускали.
На Канарских островах, где наше судно ремонтировали, я встретил шаолиньского монаха и упросил штурмана разрешить посещать его занятия по кунг-фу. Это очень сильно меня увлекло, я даже пять лет был буддистом. В кунг-фу нет правил, это не спорт, это боевое искусство, в котором нет предела. Спорт ограничен правилами, движениями — всем. В кунг-фу у тебя полная свобода действий. Мне это очень близким оказалось.
В 88-м после Олимпийских игр в Сеуле СССР снял запрет с восточных единоборств и меня пригласили на работу тренером в СДЮШОР профсоюзов «Спартак». На первых занятиях яблоку было негде упасть, выстраивалась очередь из желающих заниматься.
В 90-е работал личным телохранителем: под пулями ходил в Москве и Питере, миллион долларов в руках держал. Как-то тренировал группу людей, которые представились банкирами, а они киллерами оказались. ОМОН задерживал их прямо тут, на тренировке в «Спартаке», лицом в пол. У меня потом два обыска было, по КГБ затаскали объясняться. Потом все спокойнее стало, вот уже 30 лет, как я работаю тренером, вроде все хорошо, но по ночам мне все равно снится море.
Денис, 39 лет. Продавец на рынке секонд-хенд Ждановичи
Я живу в Марьиной Горке, а сюда езжу работать на маршрутке. Но я не все время здесь работаю, могу зимой на стройку податься. Потом возвращаюсь. Так уже семь лет. Прямо сегодня были нужны деньги, приехал сюда — устроился грузчиком. Я поработал два дня, попросили помочь поторговать. Поторговал неделю, оставили продавцом, а потом и вовсе точку на меня оставили. Раньше тут все хорошую зарплату получали, она была десять процентов от кассы. Потом выросли налоги и растаможка, покупательная способность у людей снизилась. Сейчас мы работаем на минимальной месячной зарплате. Но я сюда иду не за деньгами, а общаться с людьми.
Первый рабочий день у меня был в 27 лет. В 17 лет я стрелял в человека и попал в колонию. Это были 90-е — мутное время. Так случилось, не говорю, что я невиновен. В 17 лет я был оптимист. Я представлял себе тюрьму по фильмам и каким-то рассказам, думал, как и с кем буду драться за койку. А там нормальные люди, можно отсидеть и не пропитаться всей этой феней. Можно пойти на сотрудничество и не сидеть так долго. Но мне было важно оставаться личностью и самим собой, поэтому из ШИЗО практически не вылезал, мимо четыре амнистии прошли. Конечно, это наложило отпечаток на отношение ко мне в обществе.
Я устроился работать на стройку в ПМК. У прораба первоначально было ко мне хорошее отношение, он видел мое трудолюбие и оставлял ключи от склада. А потом через несколько месяцев я попросил выходной и рассказал, что мне нужно съездить на отметку в милицию. И как только он узнал, что я сидел в тюрьме, отношение моментально изменилось: никаких поручений, никакого доверия уже не было.
В Европе все дороги ведут в Рим, в Беларуси все дороги ведут на Ждановичи. Это первая достопримечательность, которую стоит увидеть. «От патрона до батона» — здесь можно найти все. Года четыре назад у меня были покупатели, которые приезжали раз в два месяца — муж с женой (около 40 лет) и их родители (за 60). Это были очень состоятельные люди — долларовые миллионеры. Они шли на последнюю распродажу, где цена была не выше пяти тысяч по тем временам. Становились вокруг огромных куч и за два часа все перекапывали. Потом приходили на кассу и хвастались, кто что хорошего нашел. Соревновались, кто из них найдет лучше вещь, «побрендовее» и минимальную по износу. Покупали максимум пару вещей. У них было такое развлечение — найти вещь и потом обязательно выйти в ней один раз в свет. Кто-то любит ездить на шашлыки, на рыбалку, а им было прикольно ездить на Ждановичи.
Сюда стоит приехать за хорошим настроением. Со свежего завоза люди охапками несут вещи, а потом к вечеру эта одежда появляется в интернете по цене в десятки раз дороже. Тут можно найти абсолютно все фирмы и бренды всех размеров. Я знаю то, что у всех на слуху, а в эксклюзиве не особо разбираюсь. Но есть у нас Сережа-Армани, который 20 лет здесь работает. Он все фирмы до единой знает, все лимитированные коллекции.
Даже с учетом здешних цен люди все равно воруют. Подростки воруют, потому что хотят ходить в модном и брендовом, а не у всех семей есть деньги. Бабушки воруют и перепродают потом через дорогу возле «Поля чудес» — какая-никакая прибавка к пенсии. Когда работаешь столько времени, уже видишь, кто пришел покупать, а кто — воровать. Знаешь, за кем нужно пересчитать вещи, а кто никогда в жизни не поедет без билета в транспорте.
Молча продавать — гиблое дело: покупатель пройдет мимо. А так он узнал про цены и акции, и стоит копается. Уходит потом к вечеру, довольный и с тремя пакетами вещей. Он забыл, что приехал за запчастями для машины.
Что приходит в голову, то и кричу, это все импровизация:
«Это не шутка и не сон, у нас сегодня аттракцион небывалой щедрости».
«Лучшая одежда самым изумительным людям по самой привлекательной цене».
«По одному рубелечку».
«Взяли 10, 11-я — в подарок».
«Не едьте в Милан — Милан приезжает к вам».
«Детский завозик, посвежей, пофирменней от трех до 15 рублей».
«Если своих детей нет — одеваем соседских, свои появятся — соседи обязательно помогут».
«Эти два стола продаем очень дорого. Для сердца дорого, а по деньгам — один рубль».
Елена, 57 лет. Фермер
Я родилась в деревне и с детства любила сельское хозяйство, хотела выучиться на агронома. В 10 лет осталась без мамы: она умерла от онкологии. Меня воспитывала сестра, у нее было пятеро детей, и я не могла себе позволить пять лет института висеть у нее на шее. Я всех пятерых племянников нянчила. Думала: когда выйду замуж, никогда своих детей заводить не буду, настолько от этого устала. Зато когда свои появились, уже все знала и умела.
В 18 лет окончила курсы продавцов и пошла на свой хлеб, хотя в школе хорошо училась и были способности. В 20 лет вышла за моряка, уехали на Дальний Восток. Но жизнь не сложилась. Через полгода его выгнали за пьянство, и мы вернулись в деревню Заямное Столбцовского района. Всю жизнь я сама добывала нам деньги. Дом сама построила, хозяйство держала, а он пил. Пьянки, скандалы вечные. Мне некуда было уйти с двумя детьми, работала продавцом. А его было не выгнать. Правильно говорят: когда идешь замуж, подумай, с кем ты будешь разводиться. И сейчас тяжело, не то слово.
Сын защищает меня, когда приезжает, говорит, что боится ему что-нибудь сделать и сесть в тюрьму. Я вызывала-вызывала милицию, завели уголовное дело только когда с ножом полез. Все равно не забирают никуда и мы вместе живем. Скоро у нас развод, но я не знаю, чем это все закончится. Я не могу оставить ему все и уйти в никуда. Не вижу выхода.
Я всегда жила своим хозяйством: четыре свиньи, гуси, утки, индюки, кролики. Все это выращивала, чтобы здесь, на Комаровке, продавать. Езжу сюда 25 лет. В полседьмого выезжаю, в восемь вечера дома. Детей надо в школу отправить — продам яблочки, сливы и идем с дочкой покупать ей в ЦУМе лакированные туфельки.
Однажды много всего продали и поехали на рынок за одеждой. У меня украли кошелек и назад ехали без денег и покупок, всю дорогу плакали. Я хорошо это запомнила.
Потом взяли три гектара земли, и живность держать стало уже сложно.
Я сейчас в основном просто сыну помогаю. Он отучился на юриста, но без опыта мало платят. Вот земля — это его, он любуется, как картошка всходит, все время на поле ездит. Надо было сына на агронома отдавать, но тогда в моде были юристы и экономисты. Работать на земле тяжело, но в этом есть душевное удовлетворение — видеть результаты своего труда.
Иногда обидно, когда на рынке кто-то что-то плохое про наши тыквы скажет: «Сколько?! 2−3 рубля за гарбузы, которыми раньше скотину кормили!». Но если я на них свои 2−3 рубля не заработаю, мне ничего не останется после всех издержек.
У меня нет выходных, не могу сидеть, если что-то не сделано. Только в последнее время стала себя жалеть и ездить в санаторий в Азербайджан. Дома бесполезно отдыхать — лежу, а у самой в голове крутится, как много всего нужно сделать, и заснуть не могу.