Дома - поэтесса, на работе - сотрудница президентского спортклуба: "Начала писать не для дочери"
На днях у Ксении Валаханович вышла книга стихов «Поселилась в доме фея». «Кто это?» — спросите вы. Рассказываем. Круглые сутки она — жена и мама, с 9 до 18 — помощница председателя Президентского спортивного клуба, а по вечерам и выходным — детская поэтесса. Не мешает ли серьезная работа и уже взрослая дочь писать стихи для детей, как стать писателем, когда тебя не хотят печатать, и какой должна быть детская литература в 21 веке — об этом мы поговорили с Ксенией накануне выхода книги.
«Работа у меня такая, что и говорить страшно», — шутит о себе Ксения Валаханович. У нее есть муж, 15-летняя дочь и уже три книги.
Писать Ксения начала после рождения дочери. Но, как можно предположить, вовсе не детские стихи,
— Я начинала с рассказов, потом стала писать женскую лирику. В ней было много личного. Видимо, был такой период, через который нужно пройти. Наверное, таким образом я пыталась выразить свои переживания.
В тех стихах, признается Ксения, было много лирики и откровений. Но теплее на душе не становилось. А вот от детских стихов, которые ручейками разливались по крови, — очень.
— Что внутри вас щелкнуло? Вы стали понимать, что вашему ребенку чего-то не хватало?
— Моему внутреннему ребенку чего-то не хватало, — улыбается Ксения. — Честно скажу: начала я писать не для дочери. Хотя это естественно и логично — сказать, что у меня родился ребенок и я решила сочинять стихи для нее. Но я создавала их для себя. Мне в какой-то момент стало не хватать радости. Понимала, что стихи согревают меня. А потом, когда стала получать теплые отзывы, осознала, что они согревают кого-то еще.
С чего начинается поэт
В семье Ксения была единственным ребенком, правда, слегка непослушным. Дружила с девочками, но такими, шальными. Вспоминает, что очень любила лазать по деревьям, крышам гаражей и прыгать в резиночки. Не любила доставать репейник из волос, которые в порыве злости бросали недруги, с которыми еще пять минут назад была дружба навеки.
— Один раз принесла домой дохлую кошку. Зимой, на санях, обливаясь горючими слезами. Так ее было жалко! А другой раз живую — эту пришлось оставить, несмотря на свежесделанный ремонт. Таскали вместе с подружками морковку с грядки частного сектора — мыли в колонке там же и очень радовались. Мама до сих пор не в курсе. Придумывала разные «страшилки». Даже подбивала подружек ночью прогуляться на старое еврейское кладбище (жили мы на улице Короля).
— Помните, когда в последний раз дрались?
— В классе шестом, когда ходила на дзюдо, — смеется Ксения. Смех у нее, кажется, рождается в глубине легких: он звучный, но легкий.
Книги в детстве Ксения любила, но без фанатизма: с фонариком под одеялом не пряталась. Безудержная любовь к чтению зародилась позже.
— Сейчас я пытаюсь судорожно догнать то, что не успела в детстве. Потому что пишущий человек обязан много читать. Не обязательно детскую литературу — в принципе разные книги. Если он не читает, то не имеет права писать, как мне кажется.
Читать стараюсь при каждом возможном случае. В очереди к врачу, в кресле у парикмахера, за столиком кафе во время обеда. Причем некоторые книги могу перечитывать бесконечно. Довлатова — всего. «Мастера и Маргариту» раз шесть точно читала. Одна из книг меня невероятно потрясла недавно — «Дом, в котором» Мариам Петросян (книга рассказывает о нюансах адаптации новичка в сложившемся коллективе на примере интерната для детей-инвалидов. — Прим. TUT.BY). Это единственная книга, которую, только закончив, я сразу же начала снова. Мне это показалось таким логичным и естественным в тот момент. Но у такого активного чтения тоже есть свои нюансы. Когда много читаешь, часто забываешь прочитанное. Один раз, прочитав почти треть книги, обнаружила, что я ее уже читала. Хотя, может, это у меня просто возрастное уже, — смеется Ксения.
Сейчас в ее ридере ждут своей очереди «Невыносимая легкость бытия» Милана Кундеры и «Камо грядеши» Генрика Сенкевича.
Училась Ксения на журфаке БГУ. Пошла туда не потому, что хотела писать. Говорит, это был протест. Наверное. Потому что все думали, что она пойдет на юридический, а она раз — и поступила на журфак.
— А после окончания университета я торжественно ушла в декрет, — звонко смеется Ксения. После «декрета» и началась ее поэтическая жизнь.
«Важно не заигрывать с детьми, потому что дети сразу чувствуют фальшь»
Долгое время Ксения писала для себя. Впервые опубликовала свои стихи в сборнике портала «Стихи.ру», за который пришлось немало заплатить. Даже сделала презентацию книги, на которой неожиданно столкнулась с заинтересованностью гостей. Но дальше дело не двигалось.
Зашевелилось оно благодаря знакомству «с неземной любовью» Ксении, известной русской детской писательницей Наринэ Абгарян, которая прочла стихи и порекомендовала их петербургской «Астрели». В издательстве стихи тоже оценили, но побоялись публиковать неизвестного автора. В итоге они вышли в сборнике «Страна наоборот» под обложкой с двумя другими поэтессами. В 2017 году книга получила премию «Рукопись года».
— Это первая книга, которую не стыдно показать и подарить, — говорит Ксения.
— Что почувствовали, когда она оказалась у вас в руках?
— Я долго к этому шла. Если бы у меня все получилось просто и быстро, реакция была бы «вау, книга!» Я же, наоборот, выдохнула: «Ну вот, книга». Не было вселенской радости. Я получила долгожданный трофей с мыслью «наконец это мое». Радость присутствовала, но где-то в глубине.
Почему так? После публикации «Страны наоборот» должна была выйти еще одна книга Ксении. Был готов макет. Типография уже разогревала свои печатные машины. Но руководство издательства вдруг приняло решение: нет, не будем печатать.
— Мне ничего не объяснили. Это был стресс, потому что такой вариант даже не оговаривался как возможный. В первый момент почувствовала разочарование и опустошение. Но потом подумала, что этот урок мне нужен. Возможно, в таком виде стихи я бы уже не печатала. Жалко было лишь картинок. Это немного подрезало крылья, но и придало желание двигаться вперед, а не думать: я звезда, и книги одна за другой выходят.
Первую самостоятельную книгу «Поселилась в доме фея», где стоит только одно имя — Ксении Валаханович, поэтесса написала на заказ.
— Были иллюстрации минской художницы Кати Бабок. К ним я должна была написать 17 стихотворений. Это был своего рода вызов, потому что срок ставился небольшой — всего один месяц. В итоге заказ получилось выполнить за пять дней, если посчитать часы написания. Работать было легко, потому что сами картинки Кати несут безумную энергетику. Потянешь за ниточку — и она выливается в стихотворение.
Написание стихов Ксения сравнивает с алхимией. Этот процесс нельзя препарировать или разбить на слагаемые. Это нечто, что музыкой течет по венам. Главное, вовремя уловить и зафиксировать его.
— Если оно приходит на уровне ощущений, важно ловить момент. Потому спустя время это чувство ты в себе сублимировать не сможешь. Возможно, напишется что-то другое, но не на том ощущении, которое внезапно пришло.
Когда Корней Чуковский писал стихи, его охватывала безумная радость, он начинал прыгать и веселиться. Ксения говорит, что к ней приходит нечто подобное. Но она держит себя в руках.
— Что наполняет ощущением радости? Разное. Это может быть просто красивая картинка, музыка, румяный ребенок в смешной шапочке, бездомная собака, солнце, которое ты давно ждал, разговор с интересным собеседником. Опять же не факт, что ты напишешь про то, что тебя сподвигло. Это просто толчок, эмоция.
Стихи пишутся в разных условиях. Ты можешь просто идти по улице, и что-то в голове рождается. Либо приходишь домой, садишься за компьютер — и что-то в голову приходит. Самое неприятное — когда стихи возникают перед сном. Ты почти проваливаешься, но понимаешь: если не встанешь, все забудется. Поднимаешься и начинаешь писать в заметки телефона.
— Серьезность на работе вам не мешает?
— На работе ты просто мобилизуешься и понимаешь, что на тебе огромная ответственность. Нужно выполнять задачи, за которые отвечаешь ты. От тебя зависит работа многих людей, и ты не имеешь права на провал. Иногда нужно быть и жесткой, и чересчур серьезной. Было бы странно представить, если бы на каком-то серьезном мероприятии я начала декламировать свои стихи. Я могу себя контролировать.
— На работе вас знают как детскую поэтессу?
— Да, я этого не скрываю. Но стараюсь не смешивать. Поэзия — это поэзия, работа — это работа. Но, в принципе, мои коллеги в курсе. У них даже есть мои книги, которые они с удовольствием читают своим детям. Книга говорит о том, что я уже вроде не графоман.
— Как различить, где графоманство, а где хорошие детские стихи? Были ли у вас сомнения на свой счет?
— Я до сих пор считаю некоторые свои ранние стихи графоманством, — обезоруживает смехом Ксения. — Графоманство тоже может быть хорошим и радовать определенный круг людей. Но оно быстро обнаруживается теми, кто долго и много пишет. У написания все равно есть определенные законы. Когда у тебя скачет ритм, и это не задумка, которая пытается передать бег муравья, например, это неправильно. Откровенно слабые рифмы — тоже неправильно. В детских стихах должна быть определенная музыка. Это то, что ты чувствуешь, что течет у тебя по венам, когда ты их читаешь. Важно не заигрывать с детьми, потому что дети сразу чувствуют фальшь. Стихи с фальшью — плохие стихи. Я бы такие своему ребенку не читала.
— Как, имея взрослую дочь и серьезную работу, продолжать чувствовать, что нужно детям?
— Работа — это же не твое второе «я». Это определенный круг обязанностей. В идеале она доставляет радость. Моя — доставляет, дарит приятные и светлые моменты.
Прежде всего я слушаю того ребенка, который все еще живет во мне. Я не анализирую, что сделать, как поступить. Я пишу, что пишется и что радует лично меня. На это не влияет ни работа, ни ребенок, ни муж.
«Можно ли зарабатывать стихами? Мне это не знакомо»
— Какими, по вашему мнению, должны быть современные детские стихи?
— Сегодня перед встречей я полистала Барто. У нее, безусловно, есть вневременные стихи. Но есть и те, которые не так интересны современному поколению: про пионеров и вожатых, например. Это не значит, что сейчас нужно писать только про планшеты. Но сама стилистика написания меняется.
Я против нравоучений в стихах. Мне никогда не нравилось, когда тебе в лоб пытаются объяснить: делай так, а не так. Тут сразу приходит на ум стихотворение «Что такое хорошо, а что такое плохо?» В нем, конечно, есть свое обаяние. Но и слишком много нравоучений.
Когда стихи нарочито поучительные, это не совсем правильно. Прежде всего они должны нести свет, тепло и доставлять радость, удовольствие.
— Как, став взрослым человеком, сохранить в себе ребенка, о котором вы говорили? Когда на тебя элементарно наваливаются проблемы, когда в твоей стране как минимум мало солнца.
— А кто стал взрослым? — смеется. — Не знаю, просто ребенок может иногда грустить, ему может не хватать солнца или у него могут быть проблемы. Он никуда не девается. Иногда просто нужно взять себя в руки, быть сильной: «Ты же мама, в конце концов, у тебя серьезная работа». Но так или иначе ты возвращаешься в свое состояние.
— Многие авторы попадают в замкнутый круг. Чтобы тебя напечатали, ты должен быть Агнией Барто, но чтобы стать ею, нужно напечататься. Как лично вам удалось разомкнуть эту последовательность?
— Эта тенденция касается стихов точно. Вплоть до того, что тебе говорят: «Стихи хорошие, но печатать мы их не будем».
Что такое издательство? Это компания, которая зарабатывает на продаже своей продукции. В данном случае — детской литературы. И, конечно, она заинтересована в том, чтобы книгу купили. А чтобы ее купили, люди должны знать имя автора. Узнаваемым оно становится только после того, как книгу напечатают. Единичные издательства рискуют и издают неизвестные имена. Большинство авторов пробивают себе дорогу краудфандингом либо своими средствами. И когда у них уже образуется какая-то аудитория, на них обращают внимание. Есть и другие случаи, когда автор выстреливает на конкурсах. По-разному.
Нельзя сказать, что талант не может пробить себе дорогу. Но это непросто. Должен присутствовать фарт. Мне в свое время очень повезло, потому что я знала Наринэ, которая сказала издательству: «Обратите внимание на эту девушку». Можно писать письма в издательства, но получишь ли ты ответ? Нет уверенности, что их даже читают.
Например, в одном из белорусских издательств меня поставили в очередь, которая растянулась на много лет. В Беларуси, как мне кажется, проще напечататься белорусскоязычному автору. Сейчас тенденция на белорусизацию везде и всюду. Это правильно, с одной стороны. С другой — напечататься на русском языке сложно.
Помимо Насти Орловой и Маши Рупасовой, мне нравятся стихи Юлии Симбирской, Наталии Волковой, Натальи Ивановой, Надежды Шемякиной. Также раннюю Мориц очень люблю. Но самая нежная моя любовь на все времена — Рената Муха.
— Вы приводили примеры детских авторов, чьи стихи вам нравятся. Это сплошь женщины. Есть ли среди современных детских авторов мужчины?
— Михаил Яснов до сих пор пишет. И пишет просто чудесно! Игорь Шевчук очень нравится. Дмитрий Сиротин интересен, Артур Гиваргизов. Мужчин я могу назвать не так много.
— Почему так? Раньше ведь детскими писателями-глыбами были именно мужчины: Чуковский, Маршак.
— Я никогда не думала об этом. Может, я чего-то не знаю.
— Кого вы видите читателями своих стихов?
— Я думаю, людей от лет 4−5 и минимум до 100. Тот же Чуковский говорил, что хорошие стихи должны нравиться и детям, и взрослым. Когда маме нравится стих, она будет читать его ребенку много раз. Если ей самой не нравится, она сойдет с ума.
— Какое ваше стихотворение вы сами любите?
— Одно из стихотворений, которое до сих пор меня очень радует, называется «Одна дома». Про девочку, которую родители оставили одну. Сначала она не понимает, что с этим делать. А потом осознает, сколько возможностей для креатива ей открывается.
— На ваш взгляд, как заразить детей любовью к поэзии?
— Прежде всего, не заставлять и разрешать читать то, что им нравится. До определенного момента, конечно: какие-то грани должны существовать. Тут важно не убить любовь к чтению со старта. Подкидывать разные книги, чтобы ребенок мог выбирать. Потом он сам будет читать, много и разного.
— Вы уверены, что если ребенку предлагать книги, он будет их читать?
— Сейчас, конечно, сложнее. Потому что у современного ребенка много других занятий и соблазнов.
Почему еще так тяжело с детской поэзией? По большей части еще востребованы стихи, рассчитанные на самых маленьких, когда родители читают детям. Когда ребенок начинает читать сам, он будет читать лишь те вещи, которые ему нравятся. Поэтому стихи должны попадать в интересы ребенка.
— Это сложно — найти понятный язык для детей?
— Если будешь его искать, то сложно. Он либо есть, либо нет. Это не то, что можно искусственно из себя выдавить. Иначе получится, что ты сюсюкаешь с детьми.
Если бы это не получало отклик, я бы, наверное, перестала заниматься поэзией. Ну потешила бы самолюбие — издала бы книгу за свой счет. Но вряд ли бы у меня был стимул двигаться дальше. Сейчас самый большой мой стимул — это принятие другими. Стихи перестали быть для меня хобби: слишком много энергии и себя я в них вкладываю.
— Наличие второй серьезной книги открывает для вас больше дверей?
— Теоретически да. Но я боюсь о чем-то зарекаться. У меня свежи воспоминания о книге, которая не вышла в печать. Я продолжаю писать, работать. Самое неправильное — написать хорошую книгу и надеяться, что теперь тебя будут печатать «просто потому что».
— Если суммировать: вам бы хотелось, чтобы Ксении-поэтессы в вашей жизни становилось больше?
— Я бы хотела, чтобы она просто была. Стихи — это как болезнь, наркотик. Когда ты познаешь эту радость, не можешь от этого отказаться. Дело не в том, что я хочу стать суперпопулярной. Конечно, мне бы хотелось, чтобы мои книги читались, печатались. Мне просто это нравится.
— Детскими стихами можно зарабатывать?
— Мне пока это не знакомо, — улыбается. — Конечно, издательство тебе что-то платит. Но чтобы этим зарабатывать, нужно издавать как минимум 1−2 книги в месяц. Это нереально! Скорее, можно зарабатывать написанием сценариев. Например, как это делает поэт Игорь Шевчук, стоявший у истоков создания смешариков и фиксиков. Чтобы зарабатывать, нужно уходить в сценарии, мюзиклы. Либо ты пишешь книги на заказ, и это поставлено на поток. Мне бы так не хотелось — воспринимать стихи источником заработка и штамповать их, а не чувствовать, как они рождаются где-то внутри.