"Откройте, минская полиция!" Коммерческие интересы главного сыщика и лабиринт ужасов в отделении

За первые два года своего существования минское сыскное отделение стало известным далеко за пределами губернии. Впервые о сыщиках из города на Свислочи узнали из популярнейшей рубрики всех газет — криминальной хроники. Статьи о громких минских преступлениях, которые неизменно раскрывались, вызывали хвалебные отзывы публики и предупреждали: в Минске стоит быть осторожнее с прислугой и крепче прижимать к себе свой багаж. В самом же городе расползались слухи о темных делах, творящихся в отделении.

«К удивлению Воронкова, сыщики засмеялись и начали обвинять в краже самого владельца магазина»

Ноябрь 1908 года. Ранним утром на центральной Губернаторской улице (сейчас — улица Ленина) раздался крик: «Обокрали!». Удивленные прохожие бросали сочувствующие взгляды на плачущего у крылечка солидного мужчину. Им был купец Николай Воронков, в текстильном магазине которого произошла крупнейшая кража за последние 10 лет. Несчастный владелец обнаружил пропажу товара на 3 тысячи рублей и оказался как никогда близок к разорению. Вскоре в магазин прибыли чины минского сыскного отделения во главе с начальником Владимиром Лаптевым. Пришедший в себя Воронков обратил внимание полицейских на одну странную деталь: замки на дверях магазина целые и нет никаких следов преступников. А незаметно ограбить магазин в центре города почти невозможно.

— Возможно, — улыбнулся Лаптев.

Сыщики, к удивлению Воронкова, засмеялись и начали обвинять в краже… самого владельца магазина.

— Хорошие были у вас воры, господин Воронков, что даже и книги торговые покрали. Вот так воры!

Лаптев приказал провести тщательный обыск не только в магазине, но и в самой квартире Воронкова. При осмотре товарных полок и прилавка полицейские нарочито громко причитали при собравшейся публике: «ох уж эти симулянты».

Купец Воронков был ошеломлен. Сев за стол, он начал писать черновик жалобы к губернатору:

«Прежде чем заявлять о симуляции, господину Лаптеву следовало бы поинтересоваться у нас, русских людей из Владимирской губернии: известно ли нам вообще, что такое симуляция? Подобные фиктивные кражи у нас в Западном крае дело рук только жидов-торговцев, но ничуть не русских людей, верующих в Господа Бога. Русский человек по своей простоте на подобную грязную выходку никогда не пойдет и на это не способен».

«Уже при выходе из полиции купец обнаружил пропажу своих новых галош, ранее оставленных у дверей»

На этом страдания Воронкова не закончились. Проведя обыск и забрав оставшиеся товарные книги, полицейские ушли. Не получая никаких сведений о ходе расследования, Воронков спустя несколько дней направился в сыскное отделение. Здесь он увидел все те же ухмылки на лицах и не узнал ничего нового. Уже при выходе из отделения купец обнаружил пропажу своих новых галош, ранее оставленных у дверей. Растерянный Воронков бегал из кабинета в кабинет, пытаясь узнать, где галоши. Под громкий хохот чинов полиции он зашел к помощнику начальника сыскной полиции Григорию Орлову:

— Ваше высокоблагородие! Как я вижу, вы все тут шутите надо мной?

— Какая тебе шутка, хохлацкая твоя морда, тебе только морду нужно бить! — ответил полицейский чиновник и вытолкал несчастного купца за дверь. Такой ответ полицейского Воронков записал в черновик жалобы полностью.

Решив, что на сыскную полицию надеяться не стоит, купец обратился к своему знакомому Станиславу Шпаковскому, занимающемуся частным сыском. Вместе они сами занялись сыском: отправляли запросы в ближайшие сыскные отделения, разыскивали следы пропавшего товара по окрестным рынкам. Вскоре им удалось найти одного свидетеля, рассказавшего, что известный минский вор Редель предлагал купить у него «неплохую ткань». По словам Ределя, ткань неворованная, что может подтвердить его хороший знакомый — помощник начальника сыскной полиции Орлов. Воронков попросил Лаптева провести обыск у вора, но тот отказал купцу. По странному совпадению Редель тут же уехал из города.

Спустя несколько дней Воронков и Шпаковский узнали, что в городе Вильно подозрительные люди пытаются сбыть большое количество суконного товара. Ассортимент товара сильно напоминал украденный из магазина.

Купец рассказал об этом Лаптеву и предложил за собственный счет отправить сыщиков в Вильно. Тот отказался командировать своего агента, но поблагодарил за «ценную информацию» и пообещал направить срочную телеграмму виленским коллегам. Туда же для помощи в опознании товара отправился и сам Воронков. Надежды купца на скорое возвращение товара разбились об ответ удивленных виленских сыщиков: «Никакой телеграммы мы не получали, пишите заявление о краже».

Однако после разговора с сыщиками Воронков узнал, что несколько дней назад на местном вокзале были арестованы три еврея, подозреваемые полицией в краже из ювелирного магазина в Минске. И, что самое важное, в кармане одного из них нашли квитанцию на отправку в Варшаву крупной партии ткани, которую вскоре собирались также выслать в Минск.

Обрадованный Воронков возвратился обратно в Минск и сразу направился в сыскное отделение. Спросив Лаптева, когда ему предъявят для опознания задержанных евреев и товар, в ответ он услышал, что они… освобождены за недостаточностью улик. Когда Воронков попросил предъявить ему товар для опознания, Лаптев занервничал и был удивлен, что купец знает о подробностях дела.

Воронкову предъявили конфискованный товар, в котором он узнал свой. За счет Воронкова Лаптев отправил телеграммы по месту жительства освобожденных евреев об их скорейшем возвращении в Минск. Вернуть удалось лишь одного, который и был арестован. Конфискованный товар отдали Воронкову: несчастному владельцу магазина удалось вернуть товар лишь на сумму в 50 рублей.

Вскоре минский губернатор получает телеграмму от министра внутренних дел России: «Что происходит в Минске? Разберитесь»

Возмущенный и полный подозрений к сыскной полиции Воронков составил жалобу на Лаптева и отправил ее губернатору. Несколько месяцев велось расследование о действиях начальника минской сыскной полиции (по делу о краже из текстильного магазина). В рапорте на имя полицмейстера Лаптев утверждал, что Губернаторская улица охраняется несколькими постами городовых и «ни один вор не решится совершить здесь ограбление». В заключение он намекнул на возможную причастность к краже самого Воронкова «для получения страховой премии за украденный товар».

В своем рапорте Лаптев, однако, умолчал одну деталь. По показаниям местной жительницы, именно в ночь перед кражей недалеко от магазина случилась драка пьяных мужчин, на задержание которых отправились почему-то все трое ближайших постовых городовых. Странно и то, что вернулись на свои посты городовые лишь только через несколько часов. Все это время улица Губернаторская и магазин Воронкова никем не охранялись.

Слухи о причастности к краже чинов городской полиции и лично самого Лаптева стали расползаться по всему городу. В канцелярию губернатора начинают приходить анонимки о связях Лаптева с преступным миром, покровительстве над домами терпимости, содействии при уклонении лиц от воинской повинности. Тем временем Воронков пишет о своей трагедии в редакцию санкт-петербургской газеты «Речь», которая публикует на своих страницах материал о подозрительных действиях минских сыщиков. Статья вызвала большой резонанс в столице Российской империи, и вскоре минский губернатор Эрдели получил телеграмму от министра внутренних дел Столыпина: «Что происходит в Минске? Разберитесь».

Но по результатам внутреннего расследования показания свидетелей об отсутствии городовых на постах были признаны «не соответствующими действительности», освобождение арестованных — «досадным стечением обстоятельств», а обвинение Лаптева в связях с преступным миром — «голословным и возмутительным». Губернатор согласился с таким заключением и оставил жалобу потерпевшего без последствий.

Обреченный Воронков не сдался и подал апелляцию на решение губернского правления в высшую судебную инстанцию Российской империи — Правительствующий сенат. Но ответ остается неизменным — «оставить без последствий».

Вскоре к шести годам каторги был приговорен частный сыщик Шпаковский, которого обвинили в причастности к поджогу здания нотариальной конторы. В зале суда он тщетно пытается заявить о «сфабрикованном» характере дела. Через два года Воронков распродал остатки товара и уехал из Минска в родную Вологодскую область, так и не сумев вернуть успех своему делу.

Ужас на допросе

В городе практически никто не сомневался в причастности полиции к краже из магазина, но доказать вину Лаптева не получилось. Об этой истории вновь вспомнили через два года, когда в здании по Подгорной, 7 (теперь Карла Маркса) произошла жуткая и кровавая история.

Вообще, полицию в Минске не любили и боялись. Руководство подозревали в тотальной коррупции: взятки за уклонение от ареста, за возможность открыть свой магазин или ресторан, за разрешение сделать вывески на польском языке, за открытие нелегальных публичных домов. Начальника сыскного отделения Лаптева и помощника полицмейстера Теляковского часто можно было увидеть в компании богатых минчан в роскошном кабаре «Аквариум» (теперь на этом месте фонтаны по правой стороне Дворца Республики). Там они были и в ночь на 8 мая 1910 года.

В это же время, в 2 часа ночи, полицейский надзиратель Дмитрий Нужный вызвал на допрос арестованного Сергея Шмерейчика. Задержан он был по подозрению в краже резиновых шин. Поначалу допрос шел своим обычным чередом: установление имени, места жительства, рода деятельности. Шмерейчик был простым поденным рабочим, ранее судимым и известным полиции как вор-домушник. Когда полицейский Нужный призвал арестованного сознаться в краже, то вор ответил: «Нет, господин надзиратель, не я это». Нужный опять потребовал признаться. Арестованный улыбнулся и отрицательно помотал головой.

Сыщик вскочил с места и со всего размаха ударил арестованного кулаком по лицу.

— Говори, сволочь поганая! — заорал жутким голосом Нужный.

Сыщики, находившиеся в комнате и собиравшиеся домой, остановились и стали наблюдать за происходящим.

Шмерейчик упал со стула, заливая пол кровью из разбитого носа:

— За что бьете? Я ничего не крал, видит Бог!

Нужный крикнул стоящему рядом письмоводителю Малиновскому принести «все необходимые инструменты». Через пару мгновений в руках у сыщика была плетка, обернутая цинковой проволокой. С лежавшего на полу Шмерейчика сняли пиджак, оставив его в одной рубашке. Резко взмахнув рукой, Нужный нанес несчастному первый удар колючей плеткой. Раздался дикий крик арестованного, скрутившегося на полу от боли. Второй удар, третий, четвертый. Сыщик Гончарик попытался остановить Нужного, схватив его за руку, но тут же был отброшен в сторону. Вскоре от плетки оторвалась ручка. Под страшные вопли допрашиваемого полицейские поспешили уйти из отделения. В своем кабинете остался лишь перепуганый письмоводитель Кужелевич, который стал невольным свидетелем произошедшего далее.

Из показаний Георгия Кужелевича:

«Когда рукоятка плети сломалась от чудовищной силы ударов, Малиновский принес Нужному резиновую дубинку. Шмерейчик уже тогда не кричал, только тихо стонал и шептал: „Паночки, за что?“. Малиновский поднял его ноги, и Нужный стал наносить удары по бедрам и бокам арестованного. Это длилось где-то минут двадцать. Дальше я не смог там находиться и ушел домой».

По пути из кабинета он заметил, что окровавленного Шмерейчика облили водой и вновь приняли избивать. Стоявший у входа в здание городовой удивленно сказал письмоводителю: «Ничего себе, до сих пор не сознается!».

В 6 утра в квартире Лаптева раздался треск телефонного звонка. Подняв трубку, он услышал голос Нужного:

— Владимир Федорович, срочно спешите в отделение! Все сами увидите.

Через 10 минут начальник минской сыскной полиции уже стоял во дворе дома по Подгорной, 7. На крыльце у черного выхода лежал окровавленный труп Сергея Шмерейчика. На теле не было ни одного живого места: багровые пятна покрывали туловище, руки, ноги. Сразу поняв, что произошло, Лаптев начал действовать осторожно и как можно быстрее.

Как полиция заметала следы

Он вызвал знакомого врача, который зафиксировал факт смерти, но не установил даже ее возможную причину. Затем вместе с помощником полицмейстера Теляковским Лаптев приехал к полицмейстеру Соколову. Более трех часов полицейские чиновники пытались решить, что делать. В результате Лаптев приказал Нужному и Малиновскому молчать и говорить о несчастном случае. Остальным сотрудникам отделения — говорить, что ничего не знают.

Чтобы скорее замести следы, рапорт минскому прокурору был отправлен лишь на следующий день после преступления. Пока бюрократическая машина «переваривала» рапорт Лаптева, он приказывает в скором порядке захоронить труп Шмерейчика на Сторожевском кладбище (сейчас здесь сквер за церковью святой Марии Магдалины) ввиду его «быстрого разложения». Дело было сделано. Осталось подождать несколько недель, и следы избиения исчезли бы вовсе. Прокурор, в свою очередь, считался «своим» человеком. Но не тут-то было.

Прокурор минского окружного суда Царюк совместно со следователем Бокитько придали делу архиважное значение. Сразу же был эксгумирован труп Шмерейчика, на котором фиксируют многочисленные побои. Затем определяется причина смерти: несчастный захлебнулся в собственной рвоте из-за того, что рот был чем-то закрыт. Испугавшись сурового наказания, первым в преступлении сознается Нужный. К ужасу Лаптева, прокурор призвал губернатора привлечь начальника сыскной полиции к уголовной ответственности, поскольку тот подозревался в попытке скрыть следы преступления.

Но и тут Лаптев вышел сухим из воды: губернатор ответил отказом. Городская молва разносила слухи о властном покровителе Лаптева среди петербургских чиновников. Так оно было или нет, но на скамье подсудимых оказались только Нужный и Малиновский. Последнего суд присяжных оправдал, а Нужный был приговорен к 3 годам тюремного заключения. Спустя год указом Николая II он был помилован по амнистии в честь 100-летия войны 1812 года. Лаптева сняли с должности и назначили на должность пристава 1-й части. Спустя год он становится помощником полицмейстера и вторым лицом в минской городской полиции. Путь к вершинам власти продолжался, несмотря ни на что.

Читайте также:

«Откройте, минская полиция!» Что за страшная история случилась 100 лет назад в Коломенском переулке