ХХ век на скамье подсудимых. Как школьный учитель увел чужую жену, а затем решил ее убить
Супруги Кричевские ехали в гости, когда на безлюдной проселочной дороге их бричку остановил учитель Вячеслав Бродский. «Что это вы под лошадиные копыта бросаетесь? — рассердился на учителя Евгений Кричевский. — Или у вас ко мне срочное дело?» «Срочное, но не к вам», — ответил Бродский и со словами: «Верочка! Сейчас или никогда!», — подал руку жене изумленного Кричевского. Вера оперлась о ладонь учителя и сошла с брички. «Куда?!» — закричал Кричевский и попытался схватить жену за край юбки. Тогда Бродский вытащил из кармана шестизарядный револьвер «бульдог» и навел его на Кричевского: «Ни с места!».
Чего боялись наши предки, жившие 100−200 лет назад, о чем мечтали, какое поведение считали предосудительным, в чем видели удачу, кому завидовали и кому сочувствовали, на чем экономили, какие новости обсуждали за обеденным столом и что при этом ели? В научных трудах ответов на эти вопросы не дается. Мы решили поступить по-другому, выбрав своей главной героиней — повседневность, а главным героем — обычного, или безымянного человека. А помогут нам документы судебных дел, хранящиеся в Национальном историческом архиве Беларуси.
Истцы и ответчики, правые и виноватые тех давних судебных разбирательств давно обрели вечный покой, но их поступки и слова продолжают жить. Запечатленные густыми чернилами на плотной шероховатой бумаге, они рассказывают нам историю страны и ее граждан сквозь призму бытовых забот и людских страстей.
Имена и фамилии действующих лиц, названия населенных пунктов, состав преступления и приговор суда даются без изменений. Образное описание намерений, чувств и мыслей героев является художественной интерпретацией материалов судебного дела.
Описанные события происходили в сентябре 1908 года с жителями села Горно Борисовского уезда Минской губернии. Ошеломленному Кричевскому пришлось остаться в бричке и наблюдать за тем, как его жена и молодой учитель рука об руку идут к повозке Бродского, садятся в нее и уезжают в сторону розовеющего предзакатного солнца. С места оскорбленный муж тронулся только тогда, когда решил, что находится вне зоны досягаемости револьверной пули, но поспешил вовсе не за неверной женой и ее соблазнителем, а вернулся назад в Горно. Там он посадил в свою бричку сельского старосту и двух широкоплечих сельчан и только потом погнался за Верой и Вячеславом.
«Молодой учитель влюбился в белокурую, застенчивую и кроткую Верочку с первого взгляда»
К тому моменту, когда в Горновскую церковно-приходскую школу прислали нового учителя, Евгений Кричевский и Вера были женаты без малого три года. Увы, это были три плохих года, так как Кричевский «проявил себя тираном». Он требовал от Веры трепетного ухода за своей персоной (заставлял жену целовать ему руки, уговаривая позавтракать или пообедать), за непослушание оскорблял и бил. Не единожды Вера спасалась от побоев мужа у родителей или в доме священника. Чаще все-таки в доме священника, потому что там Евгений Кричевский — псаломщик местной церкви, а значит, один из подчиненных священника — скандалить и бить окна опасался.
22-летний учитель Вячеслав Бродский влюбился в 23-летнюю белокурую, застенчивую и кроткую Верочку с первого взгляда. Узнав, что она несчастлива в браке, стал оказывать молодой женщине знаки внимания. Ухаживания учителя не укрылись от глаз жителей Горно, но никто из случайных свидетелей нежных взглядов и быстрых поцелуев, которыми обменивались Вячеслав и Вера, не счел нужным «отворить мужу глаза на поведение жены».
А все потому, что односельчане любили Веру Николаевну и очень ей сочувствовали. За три прошедших года представители местной интеллигенции несколько раз пытались «увещевать» Кричевского, выговаривая ему, что «с женой, как со служанкой, не обращаются», взывали к родным Веры («ваш нравственный долг прекратить ее мучения, забрав от мужа»), но все было напрасно. Теперь же Верочкиным доброжелателям хотелось, чтобы солнечный лучик скользил по ее «несчастливой судьбе» как можно дольше.
Отношения учителя и жены псаломщика продолжались девять месяцев, давно минули платоническую стадию, однако чувства влюбленных только крепли. Вячеслав и Вера все больше тяготились необходимостью скрывать свои встречи и мечтали жить вместе, «словно муж и жена». К совместному побегу из Горно их подтолкнула новость о том, что Вера ждет ребенка.
«Уйдет гулять в лес и не вернется: утонет в болоте или попадется зверю»
К побегу подготовились тщательно. Бродский попросил начальство перевести его на новое место работы и через какое-то время получил должность учителя в школе Докшиц. За две недели до отъезда Бродского в Докшицы Вера, с разрешения мужа, уехала погостить к сестре в село Мстиж.
Планировали так: Вячеслав уедет из Горно к новому месту службы открыто и степенно, а в селе Мстиж тем временем «безвестно исчезнет» Верочка — уйдет гулять в лес и не вернется: утонет в болоте или попадется зверю. На самом деле Вячеслав по дороге в Докшицы заедет в Мстиж за Верой и чинно прибудет в новую школу вместе с молодой «супругой». А там сразу же попросит подыскать ему новое место службы — где-нибудь подальше.
Возможно, этот план удалось бы исполнить, если бы не одно обстоятельство. Сестра Веры Мария, сочувствующая влюбленным и поэтому посвященная в детали планируемого побега, вдруг осознала, что «не может брать на душу грех обмана». С неделю она убеждала Веру вернуться к мужу, говорила ей о таинстве брака, о терпении и всепрощении. Вера пыталась спорить, но в конце концов дала себя уговорить и в день планируемого побега уехала в Горно к мужу. Бродский прибыл в Мстиж всего лишь через час после ее отъезда. Мария не без удовольствия сообщила ему, что «мужняя жена» вернулась к семейному очагу.
«Вячеслав приставил револьвер к виску и нажал на курок»
Вячеслав поспешил назад в Горно и поселился в своей прежней квартире. Со временем он понял, что Вера избегает его: из дома выходит только в сопровождении мужа, на записки не отвечает (да и читает ли их? может быть, бросает в огонь?!). Не зная, что предпринять, тоскующий влюбленный «пил вечерами вино» и бродил по Горно, ища встречи с псаломщиком и пытаясь затеять с ним ссору. Однако Кричевский, трусоватый, как все тираны, в перебранку с учителем не вступал — опускал глаза и уходил домой.
Однажды Бродский сказал себе: «Так дальше продолжаться не может!». Подстерег псаломщика и Верочку на проселочной дороге, остановил их бричку и заглянул в глаза любимой женщине. «Прочитав в них чувства», он протянул руку Вере Николаевне: «Сейчас или никогда!» — и «захмелел от счастья», когда Вера его руку приняла.
Влюбленные сели в повозку Бродского и поспешили к железнодорожной станции. Бричка Кричевского, с сельским старостой и дюжими молодцами, размахивающими веревкой, нагнала беглецов недалеко от деревни Лустич у самого леса. Вячеслав и Вера, увидев преследователей, соскочили с повозки и побежали в лес, держась за руки.
Месяцем раньше, размышляя о своей «злосчастной судьбе», Вячеслав и Вера условились, что если побег не удастся, если им будет грозить вечная разлука, то они «покончат расчеты с жизнью» — застрелятся. И сейчас, слыша за спиной топот и тяжелое дыхание Кричевского и его добровольных помощников, Бродский достал из кармана револьвер. Преследователи охнули и замерли на месте. Но Вячеслав направил шестизарядный «бульдог» не на них, а на Веру. Женщина инстинктивно сделала несколько шагов назад, затем прозвучал выстрел. Увидев, что Вера упала, Вячеслав приставил револьвер к своему виску и нажал на курок.
«Влюбленные на секунду встретились глазами, и Бродский прошептал: «Мы погибли»
Некогда Вячеслав уверял Веру, что никакой боли они не почувствуют: едва рассеется звук второго выстрела, как до них донесется пение ангелов. И сейчас, лежа в траве у лустичского леса, он ждал чудесной музыки из заоблачных сфер, но вместо этого слышал хриплое: «Насмерть? Или живой?», — и испытывал жгучую боль в правой щеке. Потом кто-то пнул его в бок носком сапога. Пришлось открыть глаза.
Вера упала, потому что потеряла сознание, — револьверная пуля ее не задела, «вжикнув» у левого бока. Дрогнула рука Бродского и тогда, когда он стрелял в себя: вместо виска учитель прострелил себе щеку. Теперь спутанного веревками, окровавленного Вячеслава тащили в повозку староста и сельчане. Веру, ухватив за волосы, волочил в свою бричку Кричевский. Влюбленные на секунду встретились глазами и Бродский прошептал: «Мы погибли».
Судебный следователь, «разобрав дело арестованного учителя», предъявил Вячеславу обвинение в покушении на убийство жены псаломщика — причем в покушении с заранее обдуманным намерением, а также в покушении на самоубийство (ст. ст. 9, 1454 и 1473 Уложения о наказаниях). Однако прежде всего обвиняемого, получившего огнестрельную рану, следовало вылечить.
Врачебный осмотр показал, что пуля вошла Бродскому в щеку ниже скуловой кости, опалила небо и язык, «прошила» нижнюю челюсть и застряла в мышцах шеи. Чтобы обнаружить пулю, больного возили в губернскую больницу на «осмотр лучами Рентгена», однако «основное лечение — промывания и полоскания» — он получал в Мстижской земской больнице.
Вячеслав шел на поправку быстро: через 4 дня, как следует из истории болезни, он уже мог есть жидкую пищу, через 7 дней начал говорить громче (прежде только шептал), через 10 — «перешел на обычное питание». Через 12 дней учителя выписали.
«Жена псаломщика потеряла большое количество крови и находится в опасном для жизни состоянии»
Судил Вячеслава Антоновича Бродского Минский окружной суд. Заседание проходило с участием присяжных заседателей. Веру Николаевну Кричевскую вызывали в суд в качестве свидетельницы, но вместо нее на заседание явился муж Евгений Кричевский со справкой от врача. В справке указывалось, что жена псаломщика «из-за случившегося выкидыша» потеряла большое количество крови, находится в опасном для жизни состоянии и покинуть постель не может. Что послужило причиной выкидыша — пережитый во время побега и поимки стресс или все-таки побои мужа, наказавшего Веру за любовь к учителю, — теперь уже никто не узнает.
Кричевский дал следующие показания: учитель донимал Веру Николаевну своими ухаживаниями, похитил ее из брички законного мужа, выстрелил в нее, едва не убив, а затем стал целиться из револьвера в самого Кричевского. Таким образом, перед Бродским стояла задача доказать, что похищения и покушения не было, а была любовная связь с Верой Кричевской, ее «охотное желание покинуть мужа или умереть». Для этого Вячеслав за свой счет организовал приезд в Минск нескольких уважаемых жителей Горно, «подтверждающих тиранство» Кричевского, а также своих слуг Василия и Анну, свидетельствовавших, что Вера Николаевна время от времени «приходила к учителю ночевать». Кроме того, он предоставил суду письмо, написанное ему Верой из Мстижа: «Дорогой мой Витязь, спаситель, избавивший меня от вечного мучения! Если получится осуществить то, что мы задумали, я буду так счастлива, что не выразить словами. Ожидаю тебя с нетерпением, крепко люблю и остаюсь преданной тебе до гроба твоей Верой».
Со своей задачей Бродский справился хорошо: присяжные заседатели, немного посовещавшись, признали его невиновным. Учителя освободили в зале суда.
Урядник смеялся ему в лицо, «а более ничего не предпринимал»
На этом наша история, основанная на материалах судебного дела, должна бы закончиться. Но два документа, приложенных к делу спустя некоторое время после судебного заседания, позволяют сказать еще несколько слов о дальнейшей судьбе ее действующих лиц.
Похудевший, побледневший и заметно повзрослевший Бродский, с романтическим шрамом на щеке, после суда вернулся в Горно. Этого никто не ожидал. Кричевский был уверен, что учитель вернулся с целью убить его, поэтому дважды обращался к полицейскому уряднику с просьбой «защитить и оградить» его от «посягательств на жизнь». И оба раза урядник смеялся ему в лицо, «а более ничего не предпринимал».
Но псаломщик паниковал напрасно — для Бродского он больше не существовал. Вячеслав жил в Горно, ожидая, когда шедшая на поправку Вера будет в силах «одолеть дорогу». Бродский решил отвезти ее к своей матери. Будет ли начато дело о разводе между супругами Кричевскими и чем оно закончиться — Вячеслав не знал. Но он по-прежнему любил Верочку и «оставался преданным ей до гроба».