XIX век на скамье подсудимых. Смерть от собачьих клыков
День 19 марта 1884 года стал последним в жизни еврейского мальчика Вульфа Винера, 14-летнего жителя местечка Мир. Ранним утром Вульф по поручению матери отправился к родственникам в Свержень, а через несколько часов его нашли в 4 верстах от Мира нагого и окровавленного, издающего слабые стоны. Шагах в 10 от раненого мальчика рычала и скалила клыки собачья стая.
Чего боялись наши предки, жившие 100−200 лет назад, о чем мечтали, какое поведение считали предосудительным, в чем видели удачу, кому завидовали и кому сочувствовали, на чем экономили, какие новости обсуждали за обеденным столом и что при этом ели? В научных трудах ответов на эти вопросы не дается. Мы решили поступить по-другому: наша главная героиня — повседневность, а главный герой — обычный, или безымянный человек. А помогут нам документы судебных дел, хранящиеся в Национальном историческом архиве Беларуси.
Истцы и ответчики, правые и виноватые тех давних судебных разбирательств давно обрели вечный покой, но их поступки и слова продолжают жить. Запечатленные густыми чернилами на плотной шероховатой бумаге, они рассказывают нам историю страны и ее граждан сквозь призму бытовых забот и людских страстей.
Имена и фамилии действующих лиц, названия населенных пунктов, состав преступления и приговор суда даются без изменений. Образное описание намерений, чувств и мыслей героев является художественной интерпретацией материалов судебного дела.
«Собаки кусали мальчика долго и с ожесточением: на одной только голове врач насчитал 11 ран»
Вульф Винер лежал на обочине дороги. Недалеко от него, у края канавы, находился полуразложившийся труп павшей лошади. Собаки крутились у падали, словно охраняли ее. Такая картина предстала глазам Григория Комаровского и Филарета Пушкарского, которые возвращались из Свержня домой в Мир. Когда Григорий спрыгнул с повозки и подбежал к мальчику, шерсть на загривках собак поднялась дыбом, послышалось предостерегающее рычание. Комаровский остановился, поискал на дороге камень и, когда собаки бросились на него, кинул камень в предводительницу стаи — недавно ощенившуюся собаку серо-пепельной («мышастой») масти. Камень попал мышастой в переднюю лапу, она заскулила и остановилась, за ней остановились другие собаки. Филарет бросил поводья и поспешил на помощь другу. Собаки, увидев еще одного человека, убежали.
В окровавленном мальчике Григорий и Филарет узнали сына вдовы Либы Винер. «Собаки порвали?» — спросил Комаровский Вульфа, заворачивая его в свой тулуп. «Да, — простонал тот, — а сейчас они где?» «Убежали», — успокоил мальчика Филарет и добавил, глядя на Григория: «Убежали в сторону Замирья, видно, они тамошние».
Раненого Вульфа привезли домой к матери. Сразу же послали за врачом и полицейским приставом. Врач Константин Марцинкевич стал осматривать раны Вульфа. Все они располагались на голове, руках и ногах. Получалось, что мальчик спасал от собак горло и живот, лежа лицом вниз, подтянув под себя колени. Судя по ранам, собаки кусали его долго и с ожесточением: на одной только голове Вульфа Марцинкевич насчитал 11 ран, на ногах и руках следов укусов было еще больше. Ни одна из этих ран тем не менее не показалась ему серьезной. Да мальчик и не жаловался на них. Он сказал врачу, что сильнее всего у него болит живот, однако ран от собачьих укусов на животе Вульфа не было. Врач перевязал мальчика, велел матери напоить сына крепким сладким чаем и отбыл. Чай сын вдовы выпил, немного поспал, затем стал разговаривать с матерью и внезапно замер на полуслове. Либа Винер тронула сына за плечо — он был мертв.
«Какой еще покусанный мальчик? Моими собаками?! Вздор! Чепуха!»
Полицейский пристав успел записать показания Вульфа еще тогда, когда мальчика перевязывал врач. Чьи именно собаки его покусали, Вульф не знал, сказал только, что их было четыре — одна мышастая и три черных, поэтому пристав сосредоточился на свидетелях Комаровском и Пушкарском. Услышав от них, что собаки «будто бы замирские», пристав повез Григория и Филарета в Замирье на опознание.
Имение Замирье — дом и земли — арендовал дворянин Антон Петрович Пуцята, военнослужащий в отставке. Собак у него было восемь, все «беспородные дворняжки, но крупные, словно волки». Животные свободно бегали по имению. Григорий Комаровский сразу заметил среди других собак мышастую — она все еще хромала, припадала на лапу, в которую он попал камнем. Но выделить трех черных собак среди других Комаровский не смог — все они были «на один окрас и на одну морду». В разгар опознания домой вернулся Антон Пуцята. Незваных гостей он встретил неласково: «Кто такие? Зачем здесь? Какой еще покусанный мальчик? Моими собаками?! Вздор! Чепуха! Не верю и платить компенсации не стану!»
Либа и Вульф Винеры действительно имели право требовать от Антона Пуцяты денежную компенсацию за причиненный его собаками ущерб здоровью. Однако после смерти мальчика дело приобрело другой оборот: теперь 50-летний дворянин Антон Петрович Пуцята обвинялся в непринятии мер предосторожности в отношении своих собак, что привело к гибели человека. А значит, составляло преступление, предусмотренное статьями 989 и 1466 Уложения о Наказаниях и каралось не денежным штрафом, а тюремным заключением на срок от 2 до 4 месяцев.
«Суд решил провести эксгумацию тела, чтобы определить причину смерти»
Судил дворянина Минский окружной суд. Предъявленное обвинение привело Антона Пуцяту в негодование, и он с первых минут в суде стал его опровергать. «От моего Замирья до того места, где нашли Винера 2 версты (одна верста соответствует 1 066,8 метров). В той же стороне находятся еще две деревни. Где доказательства, что мальчишку покусали мои собаки? Да округа ими кишит!» — говорил он.
На второе судебное заседание Антон Пуцята привел свидетелей: замирских экономку, сторожа и кухарку. Служащие утверждали, что собаки в их имении «тихие, не сурьезные», никого не трогают, поэтому и не сидят на привязи. Да, была в имении год назад одна свирепая собака, которая покусала дочку горничной, но собаку тут же застрелили. «Из-за того давнего случая с собакой я теперь должен отвечать за всех покусанных детей?» — гневно вопрошал судей Пуцята.
На третьем судебном заседании Антон Пуцята потребовал допросить врача, оказавшего помощь раненому Винеру. И пока суд не призвал обвиняемого к порядку, сам принялся его допрашивать. «Вы нашли раны от укусов несерьезными, не так ли? Вы не видели угрозы для жизни мальчишки, иначе отправили бы его в больницу? — спрашивал он. — Так отчего, по-вашему, умер Винер: ошиблись Вы или сейчас ошибается суд, утверждая, что смерть произошла от собачьих клыков?» «Мальчик не должен был умереть, — отвечал врач Константин Марцинкевич, раны были неглубокими, кровотечение необильным, а крупные сосуды остались неповрежденными». «А я что говорю! — торжествовал Антон Пуцята. — Винер был нищим, следовательно, он мог быть больным и умереть от простуды или от того, что съел что-нибудь не то. Он ведь жаловался врачу на живот!»
14-летний Вульф Винер действительно зарабатывал себе на жизнь тем, что просил милостыню. Мать и сын жили на собранные им средства вдвоем и питались «скудно», а одевались «недостаточно». Приняв это во внимание, суд решил провести эксгумацию тела Вульфа Винера, чтобы определить причину его смерти. В качестве медицинского эксперта был призван новогрудский уездный врач Виктор Шолмо.
Следующее за эксгумацией судебное заседание началось с выступления эксперта. Согласно выводам Шолмо, мальчик не мог умереть от болезни, так как все жизненно важные органы — желудочно-кишечные, а также сердце, легкие и почки — у него были здоровы. Но и признать факт смерти от собачьих клыков, не представлялось возможным: раны Вульфа были многочисленными, но поверхностными, а следов внутреннего кровотечения Шолмо не нашел.
Последнее утверждение воодушевило присяжного поверенного Станислава Петрашкевича, адвоката Антона Пуцяты. Он взял слово и потребовал для своего подзащитного оправдательного приговора на том основании, что «смерть Винера последовала из-за не поддающегося выяснению стечения обстоятельств — несомненно, несчастных, но не имеющих отношения к Антону Петровичу Пуцяте». Минский окружной суд, «не найдя твердых, незыблемых данных для признания Пуцяты виновным», вынужден был вынести оправдательный приговор. Торжествующий дворянин покинул здание суда, громко хлопнув дверью.
«Приговор Минского окружного суда необходимо отменить, апелляционный протест «уважить»
Недовольных приговором суда было немало: люди сочувствовали Либе Винер, жалели Вульфа. Соседи к тому же знали, что собаки у Пуцяты «злые, кусачие», и лучше бы им сидеть на привязи. Либе Винер помогли составить прошение на имя минского губернатора, чтобы дело «получило дальнейший ход». Одновременно с этим приговор суда опротестовал товарищ прокурора Минского окружного суда Монастырский (его имя в документах не указано), подав апелляционный протест в Виленскую судебную палату.
Виленская судебная палата посмотрела на произошедшие события под иным углом. Тамошние юристы решили, что факт искусания собаками мальчика установлен незыблемо — это первое. Утром Винер, отправляющийся в путь, был здоров, к полудню он был искусан собаками, вечером умер, следовательно, смерть случилась от ран — это второе. Третье: как минимум одна из собак — мышастая — принадлежала Пуцяте, три другие были его с большой долей вероятности (ведь собаки держатся стаей). Антон Пуцята нарушил правило, согласно которому хозяева домашних животных, «метающихся» на людей, обязаны держать их взаперти или на привязи — это четвертое. Пятое: следствием этого нарушения была смерть человека. Вывод: Антон Пуцята виновен по статьям 989 и 1466, приговор Минского окружного суда необходимо отменить, апелляционный протест «уважить».
Как уже указывалось, виновному в данном преступлении грозило от 2 до 4 месяцев тюрьмы. Но Виленская судебная в качестве меры наказания выбрала для Пуцяты как для бывшего военнослужащего не тюрьму, а военную гауптвахту. Срок ареста на гауптвахте был обозначен в 1 месяц. Кроме того, арестованный должен был совершить церковное покаяние под руководством своего духовника.
О том, были ли застрелены покусавшие Вульфа Винера собаки или хотя бы одна мышастая собака, сведений нет.