"Мой сын говорил со Сталиным". Дело селькора Конона Лапицкого
90 лет назад, в мае 1927 года, в Центральный комитет Компартии большевиков Белоруссии поступил секретный доклад из Бобруйского окружкома. В нем шла речь о странной деятельности селькора Конона Лапицкого — отца имевшего всесоюзную известность Григория Лапицкого, тоже сельского активиста.
К середине 1920-х годов слово «селькор» (сельский корреспондент) получило на советских просторах героико-драматическое звучание. В феврале 1925 года в Минске прошел громкий судебный процесс в защиту «от бобруйских самодуров» селькора Григория Лапицкого, о чем по указанию союзного Агитпропа писали многие газеты СССР. В том числе, например, издававшаяся в Новосибирске газета «Советская Сибирь»:
В Минск на судебные слушания примчалась знаменитая Лариса Рейснер и своими публикациями в «Известиях» предрешила приговор.
Цитата из книги Галины Пржиборовской «Лариса Рейснер» в серии «Жизнь замечательных людей»:
«Чувствую, — рассказывала Лариса Михайловна, — что на процессе что-то недосказано. Отзываю Лапицкого и говорю: „Послушай, товарищ Лапицкий, приходи ко мне вечером. Поговорим“. Лапицкий пришел. Почти вся ночь ушла на отчеканивание стиля статьи, а утром был передан по телеграфу в „Известия“ подвал-фельетон… Когда газета с фельетоном пришла в Минск, ее держали перед собой и судьи, и подсудимые, и свидетели… Статья имела свое следствие».
Именно так: оказание давления на суд до вынесения приговора…
Стремясь, очевидно, к уравновешенности суждений о деле селькора Григория Лапицкого, автор книги о Ларисе Рейснер приводит письмо в «Известия» от беспартийного белорусского крестьянина Андрея Якимовича:
«Зачем же Вы окружили ореолом стоицизма и бескорыстности [Григория] Лапицкого и повергли в прах двух незадачливых работников Советской власти?.. Вы так рьяно взяли под свое могущественное крыло такого многогранного „типа“, как Лапицкий… от этого парня крепким запахом авантюризма, антисоветского упрямства отдает».
И тем не менее результатом минского процесса в защиту Григория Лапицкого стало то, что в 1925 году циркуляры о сохранении в тайне имен селькоров были спущены Верховными судами Украинской ССР (23 марта) и Белорусской ССР (16 апреля). В сознание советских людей начали внедрять, что герой-селькор сродни герою-чекисту. А в июне 1925 года был создан всесоюзный журнал «Селькор» (затем «Рабоче-крестьянский корреспондент»), призванный стать организатором селькоровского движения.
В журнале прозвучало знаменитое высказывание прокурора В. Мокеева:
«Имея в виду, что институт селькоров выполняет фактически подсобную для прокуратуры работу, значение которой в связи с твердым курсом на революционную законность особенно велико, представляется безусловно необходимым, чтобы местная прокуратура установила с селькорами тесную связь, в нужных случаях оказывая селькорам поддержку и защиту».
Культ этой внебюджетной тайной полиции поддерживал лично генсек Сталин. Поэтому значение власти людей, способных написать десяток строк в газету «Беднота» (снимок известного фотографа Бориса Игнатовича, уроженца Слуцка)…
…привлекло внимание ряда мастеровитых литераторов, живописцев, кинематографистов. Понимая конъюнктуру, они с успехом отрабатывали тему селькоровско-рабкоровского движения.
Можно вспомнить художественный фильм «Волки» («Черное дело») по сценарию Юрия Тарича (Госкино, 1925 г.) или героическую балладу Александра Жарова «Селькор». Даже оратории сочинялись.
Член Российской ассоциации пролетарских музыкантов Мариан Коваль (позже был худруком хора имени Пятницкого и публиковал политические доносы на Шостаковича) испекал для домов культуры и клубов все новые редакции произведения «для баритона в сопровождении фортепиано» с мужественным названием «Я селькор!»:
Это не пародия. Это халтура, которая создавалась с самым значительным видом:
«Я — селькор! / По оврагам, по гумнам, / По ложбинам, по полям / Все следит за мной, следит / И обрезом мне грозит / Кулак Егор. / У него ли брюхо толстое! / У него ли рожа красная! / А пройдет кулак по улице — / Разбегаются все курицы».
Но вдруг на гребне «селькоровской» волны приходит из Бобруйского окружного комитета партии большевиков взвешенный, аргументированный доклад, в котором весьма необычно описывается деятельность Конона и Григория Лапицких — знаменитых в СССР селькоров.
Привожу фрагмент документа:
«Необходимо поставить на разрешение ЦК вопрос о селькоре Кононе Лапицком, который в последнее время особенно дискредитировал звание селькора, использовал авторитет сына Григория (селькора известного) в узко-корыстных целях, привлекаемого ныне к суду за мошенничество.
Дело об этом вкратце рисуется следующим образом:
Начиная с 1919 г. бедняки ряда деревень Стрешинского района неоднократно возбуждали ходатайства перед Советскими органами о наделении их землей. Ввиду того, что Стрешинский район — район малоземельный, эти ходатайства всегда оставались неудовлетворенными. Так длилось до 1926 года. В этом году Конон Лапицкий, узнав о бесплодных ходатайствах стрешинской бедноты и разнюхав о наличии в соседней с Стрешинским районом Горвальской волости Речицкого уезда большого запасного земельного фонда, начинает разъезжать по деревням и собирать, вербовать желающих переселиться в Горвальскую волость. Конон Лапицкий составляет списки. За каждую душу, внесенную в список, он получает 50 коп. Характерно, что получал он эти 50 коп. не только с живых душ, но и с «будущих», получал также в ряде случаев не деньгами, а имуществом (гужами — материал дознания).
По материалам дознания выясняется, что получал он деньги не на расходы по хлопотам, а за определенное обещание землю достать. При этом он уверял крестьян, что ему, Конону Лапицкому, селькору, знающему все выходы и входы, имеющему «руку» и в губернии, и в Москве, в земле не откажут («ведь мой сын говорил со Сталиным»)".
Действительно, 14 и 16 марта 1925 года И. В. Сталин беседовал с делегацией первого Всесоюзного съезда селькоров. Делегатом этого съезда был прославленный московскими «Известиями» Григорий Кононович Лапицкий из Беларуси.
А вскоре его папаша учредил маклерскую контору «Конон Лапицкий и Сын». Семейный, так сказать, подряд. Старший Лапицкий занимается сбором денежной наличности (иногда, впрочем, берет гужами), а младший обеспечивает пропагандистское прикрытие.
В докладе окружкома говорилось:
«По материалам дознания выясняется, что этими мошенничествами он [Конон] успел навербовать 426 душ из 75 хозяйств, расположенных в 5 дерев. и в 2-х сельских советах. По другим материалам, еще не вполне проверенным, но которые <…> подтвердятся на судебном следствии, видно, что им было охвачено 9 деревень 5-ти сельских советов из 8 имеющихся в районе. Характерно, что вербовал он желающих переселиться не только в соседних с его хутором деревнях, но и в деревнях от его местожительства на 20 и больше верст. Помимо 50 коп. с души он получал специальные средства на разъезды, а также бесплатные подводы.
Наконец дело раскрылось. Крестьяне узнали о том, что Конон Лапицкий их жестоко обманул. Озлобление обманутой бедноты не поддается описанию. 68 крестьян-бедняков, опрошенных на предварительном следствии, в один голос заверяют, что Конону удалось их обмануть лишь благодаря тому, что он вел хитрую политику, вербовал «переселенцев» поодиночке, заверял их собственным авторитетом и авторитетом, товарищей, работающих в округе, губернии, центре, якобы, держащих его руку. Он убеждал всех, что он как селькор безусловно добьется удовлетворения возбужденного стрешинской беднотой ходатайства.
Сейчас дело предварительным следствием и дознанием закончено. Уже однажды отложенное по известным причинам судебное разбирательство этого дела назначено на 15 мая в самой деревне Кабановке".
Но вообще опасная это штука — затрагивать человека с репутацией сталинского протеже. Поэтому, как докладывал в Минск ответственный секретарь Бобруйского окружного комитета КП (б) Белоруссии А. К. Нейланд, «на заседании Бюро Окружкома выплыли две точки зрения на тот характер процесса, который нужно придать данному делу».
Мнение большинства членов окружкомовского Бюро было таким, что готовящийся судебный процесс над селькором-мошенником следует трактовать как общественно-политический и освещать его в местной печати.
Более робкое меньшинство предложило «придать делу исключительно уголовное содержание» и не раздувать его.
Судя по ряду признаков, возобладало мнение меньшинства. В том курсе истории белорусской советской печати, который я когда-то изучал на факультете журналистики БГУ, дело селькоров Лапицких из Бобруйского округа не упоминалось. Частный пример того, как власть портит людей?..
Конечно, следует помнить о том, что так называемые селькоры (рабкоры и проч.) расцвели в стране с уродливой системой управления. Стране, где для того, чтобы починить водопроводный кран в коммунальном доме, надо было обращаться не в жилищную службу, а писать в газету или даже «лично товарищу».
Мне думается, что Сталин искренне веселился, читая сводки ОГПУ, составленные по письмам селькоров.
Деревня, которую вождь искренне не любил, представала во всем ее антисоветском безобразии. Стотысячная, как явствует из методического пособия 1925 года, армия селькоров…
…держала на крючке местную бюрократию и помогала готовить удар по «деревенским» правым уклонистам в конце 1928 года.
А когда селькоры выполнят свою задачу, Сталин переключится на новую забаву — стахановцев.