Как Белорусы с царем распрощались. 100 лет назад началась Февральская революция
Могилев — столица Российской империи, царский полк с гербом «Погоня» и прадедушка Александра Розенбаума — бард революции. 100 лет назад произошла Февральская буржуазная революция. Массовые выступления начались в Петрограде, но Беларуси и ее уроженцам тоже суждено было сыграть в тех событиях свою роль.
«По России слух пошел…»
В феврале 1917 года император Николай II находился в Беларуси, где в Могилеве-на-Днепре размещалась его Ставка. Можно сказать, что в то время из этого белорусского города осуществлялось правление всей Российской империей. Несмотря на напряженные события мировой войны, жизнь в могилевской Ставке протекала неспешно. Николай II являлся Верховным главнокомандующим русской армией, но его деятельность на этом посту ограничивалось выслушиванием в течение часа доклада начальника штаба Алексеева. Любимым же занятием самодержца были пешие и автомобильные прогулки в окрестностях Могилева. Царские дневники того времени содержат подробные описания тех прогулок, игр в домино и прочие бытовые детали. Но в них почти нет никаких упоминаний о тяжелейшем кризисе, в котором оказались страна и армия. Очевидцы говорят, что окончательно впавший в фатализм Николай более всего проявлял беспокойство о наследнике Алексее.
В белорусских губерниях, превращенных обеими воюющими сторонами в прифронтовую зону, положение было особенно тяжелым. Сотни тысяч жителей Беларуси в ходе принудительной эвакуации года были согнаны со своих мест и превращены в беженцев, их переселение сопровождалось грабежами, насилием и уничтожением имущества.
В стране повсеместно ругали Николая II — за рост цен, за снижение зарплат, за развал экономики и голод. Малоизвестный факт — продразверстка была введена еще при царе, и как пишет генерал Антон Деникин, хлеб из деревни приходилось выкачивать с помощью репрессий. Земля же по-прежнему оставалась в руках помещиков. Миллионы семей отправили своих кормильцев на фронт или потеряли их, и жили теперь на нищенское казенное пособие. Крестьянки пахали на себе, но даже работников-военнопленных отдавали почти исключительно крупным землевладельцам. На этом фоне активизировались революционные партии. Ранее царь успешно справлялся с выступлениями социалистов. Но аферист Григорий Распутин, пользовавшийся суевериями царицы на глазах всей страны, окончательно подорвал уважение к монархии. И главная опора трона — армия, была теперь совсем другой…
Лейб-литовцы
В феврале 1917 года в Петрограде в голодных очередях за хлебом начались первые волнения. Полиция и войска открыли огонь, и столичные мостовые покрылись телами убитых. Все решила позиция двух гвардейских полков — Волынского и Литовского…
Лейб-гвардии Литовский полк был создан в 1811 году, при Бородино ходил в штыки на французских кирасир и потерял больше половины состава. В 1817-м он был заново переформирован в Варшаве с добавлением уроженцев Польши и Беларуси. «В то же время множество польских и литовских шляхтичей и обывателей поступили в полки варшавского гвардейского отряда на правах вольноопределяющихся» — сообщается в истории полка. Солдаты, преимущественно уроженцы «западных губерний», были собраны в Литовский полк со всей гвардейской пехоты.
Литовский полк относился к элитной «старой гвардии». В полку была своя школа фехтования на штыках и саблях и школа плавания, выпускники которой должны были переплыть Вислу в обмундировании и с тяжелым ружьем. Офицеры плыли впереди своих рот и батальонов со шпагой в руке. Литовцев даже научили стрелять на плаву залпами! Одновременно палочная дисциплина в царской армии была настолько сильна, что каждый вечер над казармами стояли стенания избиваемых розгами и шпицрутенами.
Лучшие офицеры полка заступались за солдат и сослуживцев. Командир роты капитан Николай Пущин был за это приговорен к расстрелу, замененному разжалованием в рядовые. Лидер декабристов Пестель также служил одно время в лейб-гвардии Литовском полку.
Наместник Царства Польского Константин Павлович недолюбливал полк. Хоть и был его шефом. И на одном смотру прилюдно сказал: «Литовцы бунтовщики!». Как в воду смотрел великий князь. Но офицеры полка даже объявили тогда своему шефу нечто вроде забастовки. Офицеры польской армии Царства Польского отказывались от общения не только с «москалями», но и с поляками и беларусами, служившими в русских полках. После этого случая прислали специальную делегацию, чтобы подружиться с литовцами. Наиболее же дружественные отношения литовцы всегда поддерживали с лейб-гвардии Волынским полком, входившим с ними в одну бригаду.
Анекдоты про поручика Ржевского, похоже, имеют под собой веские основания. Варшавская полиция доносила о «бандах в гвардейских мундирах»: приставали на улицах к женщинам, нападали на экипажи с дамами, ездили верхом на раввинах, избивали своих кредиторов. Была даже составлена специальная инструкция, запрещавшая «офицерам в публичных местах свистать, шуметь и драться».
В 1830 году Варшава восстала. Лейб-гвардии Литовский полк спешно отступал из мятежной столицы, потом наступал — но в целом полку не доверяли из-за его «польского окраса». Прапорщик Забелло, «литовского» происхождения, предположительно даже присоединился к повстанцам. В ряды польских инсургентов были мобилизованы и некоторые попавшие в плен рядовые. По иронии истории полк, эмблемой которого была «Погоня», известная тогда как «Литовский всадник», участвовал и в подавлении восстания 1863 года. В русско-турецкую войну 1877−1878 годов лейб-гвардии Литовский полк отличился храбростью под Плевной и при зимнем переходе Балкан, где потерял почти весь кадровый состав.
Первую мировую войну полк встретил в Варшаве, где его казармы находились на Уяздовской аллее. Литовцы участвовали в боях в Прибалтике, Беларуси и Украине. К осени 1916 года русская гвардия понесла страшные потери в бессмысленных атаках на укрепленные немецкие позиции под Ковелем. В Петрограде оставался запасной батальон лейб-гвардии Литовского полка, готовивший пополнение для его быстро редевших рядов.
Войско, которое взбунтовалось
Запасные батальоны стали большой проблемой императорской армии. В них порой скапливалось количество мобилизованных, в десятки раз превышавшее штатное расписание. К началу 1917 года 30−40-летние запасные, дома у которых голодали семьи, уже совсем не рвались умирать «за царя и отечество». Листовки эсеров, анархистов и большевиков находили все большее понимание даже в казармах лейб-гвардии.
Как пишет генерал Антон Деникин и другие очевидцы, выступления в феврале 1917 года готовили все. Царский министр внутренних дел, ставленник Григория Распутина Александр Протопопов через полицейских агентов желал спровоцировать массовые беспорядки, чтобы убедить общество в необходимости сепаратного мира с Германией. И консервативные, и либеральные депутаты Государственной думы, представители высшего генералитета и императорской фамилии Романовых готовились изолировать слабовольного Николая II от властной немки-царицы и «темных сил» — чтобы принудить императора продолжать войну. В случае отказа офицеры-заговорщики предполагали арестовать царя или даже физически его уничтожить. Планы дворцового переворота поддерживали разведки и дипломаты союзников России — Англии и Франции. Все вместе они собирались упредить этим настоящую революцию — но революция опередила их.
23 февраля (8 марта по новому стилю) митинги по случаю Дня работницы стали перерастать в настоящую революцию. То, что именно женщины первыми вышли на улицу, говорит о многом — обычно хранительницы домашнего очага удерживают своих мужей от крайностей. На следующий день к женщинам присоединились рабочие. При этом спонтанные уличные акции стали неожиданностью и для большинства активистов социалистических партий, загнанных в глубокое подполье. Даже легальная Рабочая группа Центрального военно-промышленного комитета две недели назад не смогла собрать демонстрацию в день открытия Государственной думы.
25 января появились первые убитые с обеих сторон, один полицейский был зарублен казаком. 26 февраля рота лейб-гвардии Волынского полка расстреляла демонстрацию на Знаменской площади, сорок человек убитых осталось лежать на окровавленной мостовой. В ответ началось строительство баррикад, однако восставшие, за редким исключением, были безоружны. Стрелять в народ солдаты больше не хотели.
Владимир Маяковский, участник Февральской революции, написал:
В промозглой казарме суровый трезвый
Молился Волынский полк
Жестоким солдатским богом божились роты
Бились о пол головой многолобой…
Рано утром 27 февраля учебная команда лейб-гвардии Волынского полка отказалась выходить на разгон демонстрантов и с оружием в руках примкнула к восставшим. Вооруженное восстание тут же поддержали «друзья» волынцев — запасной батальон лейб-гвардии Литовского полка. Затем к революции присоединились Преображенский и Измайловский полки, и другие части. Переход армии на сторону народа решил исход революции.
Полиция еще долго с крыш и чердаков расстреливала людей из пулеметов, и из полутора тысяч убитых и раненных большинство составили военные. Но словно половодье, около полумиллиона солдат, рабочих, студентов, интеллигентов, женщин заполонили улицы Петрограда. Были захвачены арсенал, полицейские участки, правительственные учреждения, тюрьмы.
К вечеру в Петрограде было образовано два центра новой революционной власти — Временный комитет Государственной думы, накануне распущенной царем, и Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. В исполком Петроградского Совета от 6-го саперного батальона был избран Владимир Станкевич, народный социалист и представитель древнего белорусско-литовского шляхетского рода. Станкевич станет ближайшим помощником премьер-министра Керенского и верховным комиссаром российской армии при Ставке в Могилеве. В исполком вошел также социал-демократ Константин Юренев, уроженец Витебской губернии, в 1937 году — посол СССР в Германии.
Участником февральских уличных боев стал еще один уроженец Витебщины — Константин Акашев. Анархист-коммунист, боевик с биографией, достойной приключенческого романа. В 1908 году он бежит из сибирской ссылки — в Алжир. В первую мировую Акашев воюет в качестве военного летчика во французской армии. Возвращается в Россию в 1915 году, работает на авиационных заводах и мечтает разбомбить с аэроплана царский дворец. Константин Акашев стал одним из создателей советских ВВС.
В Февральской революции в Петрограде принял участие прапорщик Александр Червяков, прибывший сюда для учебы в пулеметной школе. Молодой революционный офицер из Минской губернии восстановил в Петрограде работу организации Белорусской социалистической Громады (БСГ). После Февраля Громада также возобновила свою деятельность в Беларуси. Вскоре из питерских рабочих-беларусов и балтийских матросов Александром Червяковым была создана Белорусская социал-демократическая рабочая партия. При БСДРП развернул свою работу Белорусский беженский комитет. Впоследствии Александр Червяков стал первым наркомом просвещения Беларуси и председателем ЦИК БССР.
Депутатом Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов от БСГ в 1917 году была гомельчанка Полута Бодунова, одна из создательниц Белорусской народной республики (БНР).
Из Могилева — на Дно
С начала 1917 года царь постоянно пребывал в Петрограде, но по странной логике именно с началом беспорядков в столице он выехал в Могилев. Об уровне царского авторитета даже среди его ближайшего окружения свидетельствует главный священник русской армии, выпускник Витебской духовной семинарии Григорий Шавельский: «И когда стало известно, что 23 февраля государь возвращается в Ставку, чины Ставки, особенно старшие, совсем не обрадовались, — приходилось слышать: — Чего едет? Сидел бы лучше там! Так спокойно было, когда его тут не было». В свою очередь, протопресвитер Шавельский для поднятия духа армии предложил провести съезды духовенства, в том числе и в Минске. А единственной реакцией царя на известие о начавшейся в Петрограде революции было решение о роспуске Государственной думы. Пожар решили тушить с помощью керосина…
Но в скором времени выяснилось, что могилевской Ставке не удается бросить на мятежный Питер ни одной надежной воинской части. Тогда царь сам выехал в Петроград. На станции Дно поезд самодержца был остановлен. Все командующие фронтами, включая великого князя Николая Николаевича, высказались за отречение государя. 2 марта Николай II отрекся от престола в пользу брата Михаила. Однако попытка монархических генералов-заговорщиков свести революцию к дворцовому перевороту не удалась. Народ, ставший хозяином улицы, требовал реальных социальных перемен…
По воспоминаниям современников, подписывая акт об отречении, Николай II был поразительно спокоен. Пожаловался только, что это заняло слишком много времени. Со Дна царский поезд вернулся в Могилев. Убежденный монархист Шавельский констатирует: «Итак, политическая слепота и непреклонная самоуверенность императрицы Александры Федоровны, безволие, фаталистическая покорность судьбе и почти рабское подчинение императора Николая Александровича своей жене были одною из не последних причин, приведших великое Российское государство к неслыханной катастрофе».
В доме могилевского губернатора состоялось и последнее прощание Николая Романова со своим штабом и конвоем. Сцена печальная — у отрекшегося царя тряслась рука, здоровенные казаки-конвойцы падали в обморок. Но вот население Могилева безмолвствует, и никак не выражает сочувствия своему бывшему августейшему монарху. 8 марта полковник Романов последний раз выехал из Могилева в Петроград.
Краснознаменный полицмейстер
Первыми в Беларуси о революционных событиях в Петрограде узнали в ближайшем к нему Витебске — уже 28 февраля 1917 года.
2 марта под Минском прошел солдатский митинг, 3-го — демонстрация с красными знаменами состоялась в Могилеве. 4 марта сформированная из освобожденных из тюрем милиция взяла Минск под свою охрану. В тот же день в Минске собрание либерального Всероссийского земского союза завершилось грандиозной демонстрацией.
Но с самого начала в рядах победившей «революционной демократии» не было единства. Между Советами и старыми Думами, в которых выбирали на основе имущественного положения, возникало все больше противоречий. В Гомель телеграмма о восстании в Петрограде была отправлена 2 марта, но ее задержали бдительные гомельские жандармы. Утром 3 марта ее содержание все же стало известно, но ни одна из гомельских газет не рискнула публиковать сенсацию без разрешения полицмейстера. И лишь к вечеру о революции сообщила самая разбитная газета «Гомельская копейка», издателем которой был прадедушка барда Александра Розенбаума Артур Миляев. В Гомеле ожидали организованных монархистами погромов, и стали создавать дружины самообороны. Был сформирован также Комитет общественного спасения. При этом во власти мало что поменялось — председателем Комитета стал городской голова и бывший полицмейстер Фен-Раевский, его помощником — уездный предводитель дворянства Стош. На митинг в честь свержения самодержавия экс-полицмейстер, ранее лично гонявшийся с шашкой за рабочими, вышел с красным бантом «шириной в Черное море».
Монархии не стало. Но рост цен, перебои с хлебом и война — продолжались.