Легенды учителя Купалы
Путешественник XVI века Сигизмунд Герберштейн оставил воспоминания о белорусских цмоках — больших черных ящерицах, которые водились в реках Свислочь и Немига, а минчане их вылавливали и держали в домах вместо собачек. Причем еще в начале ХХ века такой местный дракончик украшал кабинет директора одного из минских реальных училищ.
Роковые цмоки
Стояло училище на углу Захарьевской и Полицейской, это теперь на перекрестке проспекта Независимости и улицы Янки Купалы, по диагонали от цирка, где теперь гастроном... Его директором был Иван Иванович Самойло, руководитель городского общества изящных искусств и председатель совета первой городской публичной библиотеки имени Пушкина. Он и оставил воспоминания, как татарские дети принесли ему с Немиги огромных ящериц. Одну такую, длиной более полуметра, Иван Иванович заспиртовал. Во время революционных событий цмок исчез. Но сын директора Владимир Самойло, наверное, не раз заходил в кабинет отца и любовался легендарным чудищем.
Так Владимир еще в детстве прикоснулся к одной из белорусских легенд.
К сотворению еще одной он станет причастен уже студентом. И это не просто легенда, а величайшая фигура нашей культуры, гений, становлению которого посодействовал Самойло.
Кстати, и самого Владимира можно было назвать вундеркиндом — знал семь языков, играл на фортепиано, рисовал...
Первый, кто разглядел талант
Случается такое в истории — ученик настолько превосходит учителя, что наставника чаще всего вспоминают в связи с его бывшим подопечным. Так случилось и с Самойло.
Каждые каникулы он приезжал в родительский фольварк Казимировка под Минском. Неподалеку находился хутор Мачаны, куда к родственникам приходил юный Иван Луцевич, сын бедного шляхтича–однодворца. Подросток мечтал учиться в минском реальном училище, и логично, что Владимира Самойло попросили подготовить его к поступлению.
Идея с училищем не удалась, однако молодые люди подружились. А главное, Владимир Самойло разглядел в младшем друге — разница между ними была четыре года — большой поэтический талант.
Именно благодаря Самойло спустя годы в газете «Северо–Западный край» появилось первое стихотворение Ивана Луцевича «Мужык», подписанное хорошо известным нам псевдонимом: Янка Купала.
«Калi я жыў на вёсцы, многа напiсанага я перадаваў Самойлу», — вспоминал Купала. Трудно переоценить, насколько важна для начинающего поэта возможность поговорить с близким по духу! Как писала жена Купалы Владислава Францевна: «Уладзiмiр Самойла асцярожна i ўважлiва ставiўся да творчых пачынанняў Янкi Купалы. Ён, можа, першы зразумеў, што яго малады сябар — чалавек з вялiкiм паэтычным талентам, i акружаў яго ўвагай, iмкнуўся стварыць яму ўмовы для росквiту яго здольнасцей».
Кто же такой был Владимир Самойло, известный прежде всего как учитель Купалы?
От Фихте до Блока
В своей программной работе «Гэтым пераможам. Нарысы крытычнага аптымiзму» он писал:
«У сусвеце iснуе только адно «абсалютнае зло».
«Радыкальнае зло», паводле выражэння Канта...
Гэта — «ленасць волi», як кажа Фiхтэ.
Гэтае радыкальнае зло — адсутнасць у нас не толькi сiлы, але i жадання быць тварцамi самых сябе, свайго духу i свайго лёсу на свеце, — нашая неахвота быць супрацоўнiкамi Бога ў сусвеце...»
Владимир не страдал леностью воли.
Он получил образование в двух университетах — московском и петербургском, много писал и печатался. Появляются его статьи о Достоевском и Толстом, Метерлинке и Ибсене, Словацком и Гофманстале. Одним из первых Самойло увидел талант великого режиссера Мейерхольда. Восхищался он и Блоком, с которым вел дружескую переписку. Блоку очень понравилась рецензия Владимира Самойло в минском альманахе «Туманы», поэт считал, что она не хуже тех, что писали Брюсов и Вячеслав Иванов.
Так, в письме к Блоку от 1 июня 1911 года Самойло напишет: «Последние два года были для меня исключительно тяжелыми... и многие из моих планов — навсегда или временно, не знаю, — в завесе из траурной тафты».
Почему — понятно. Одно за другим закрываются либеральные издания, в которых печатался Самойло, в частности, газета «Минский курьер». Он создает белорусское книжное общество «Минчук», одним из первых проектов «Минчука» должно было стать издание сборника Янки Купалы. Но денег на предприятие нет. Владимир занимает скромную должность библиотекаря Минского реального училища, которым руководит отец. В 1912–м отец умирает, и Самойло, какое–то время посидев «на хозяйстве» в Казимировке, переезжает в Вильно.
Благодаря бывшему учителю и Купала попадает в Вильно на работу в газету «Наша Нiва». Тот же Самойло похлопотал перед петербургским белорусским деятелем Брониславом Эпимахом–Шипилой, и вышел сборник Янки Купалы «Жалейка». Владимир Самойло откликнулся на него двумя рецензиями.
Виленский эрудит выходит из игры
Для меня лучшее доказательство жизнеспособности нашей культуры, что ее хранителями и популяризаторами становятся люди, имевшие возможность выбора. Владимир Самойло, без сомнения, мог вписаться в русский литературный процесс.
Но выбрал служение своему народу, а это не обещало легкого пути.
Поселившись в Вильно, Самойло оказался со своим бывшим учеником в разных государствах. Самойло публикует статьи в газетах «Виленская речь», «Виленские новости», «Виленское слово», «Виленская мысль», в которых критикует политику Польши и отстаивает право белорусов на национальную самобытность. Параллельно пишет о Короленко, Блоке, Достоевском, создает творческие портреты Николая Рериха и Федора Шаляпина, участвует в дискуссиях литературно–артистической секции Виленского русского общества, сотрудничает с польскими и немецкими изданиями.
Но главное для публициста — белорусское дело. Философское эссе «Гэтым пераможам» расходится по рукам. Впрочем, революции Самойло не признавал, осуждая «нягодны метад Францыi фiзiчна знiштожыць» i «рэвалюцыйна «выкаранiць»... зло». Отошел и от политической борьбы, в которой для него было много неприемлемого. В БССР начиналась кампания против «нацдемов», по ту сторону границы белорусское движение тоже разрывали подозрительность, склоки, борьба за руководящие посты. 5 октября 1927 года Самойло даже опубликовал в издании «Беларускi дзень» открытое письмо, озаглавленное редакцией «Крык роспачы». В нем заявлял, что не может участвовать в движении, «дзе амбiцыйныя канфлiкты губяць здаровую думку», белорусы разделяются и воюют между собой, перетягивая каждый его на свою сторону. «Даволi гэтай маральнай атруты, узаемнага нiгiлiзавання», — просил автор, объявляя, что выходит изо всех официальных структур, потому что не может делить национальную культуру, науку, литературу согласно чьим–то амбициям.
Последняя его должность — библиотекарь знаменитого виленского Белорусского музея.
Неизвестная могила
На последних фотографиях Самойло мы видим интеллигента, даже аскета с грустным взглядом. Поступь истории тяжела. Под ее шагами превращаются в осколки и пыль судьбы и мечты. Когда Вильно стал советским городом, вместе с другими белорусскими деятелями был арестован и Владимир Самойло, которому уже за шестьдесят. Вначале он попадает в знаменитые Лукишки — здесь сидел Максим Танк, отметился и Янка Купала во время своего недолгого редакторства в «Нашай Нiве». Тогда поэта вызволил издатель Александр Власов: узнав о ЧП, среди ночи приехал к тюрьме и, колотя ногой в ворота, потребовал, чтобы вместо Купалы посадили его как истинного виновника крамолы.
Самойло вызволить было некому.
Начался путь немолодого философа по тюрьмам. По некоторым сведениям, побывал он и в Белостоке, и в других тюрьмах. Расстреляли Владимира в начале войны, когда спешно избавлялись от политических заключенных, возможно, в минской внутренней тюрьме НКВД.
Бывший ученик Янка Купала погиб в 1942 году в лестничном пролете гостиницы «Москва».
В новелле «На чужыне» Владимир Самойло писал:
«Хутка мяшаюся з таўпою ды iду далей, агорнуты рытмам вялiкага места...
Зноў лiхтары i рэкламы мазоляць мне вочы, а родныя вобразы знiкаюць у iмгле...
Не! Не знiкаюць, а хаваюцца на дне душы, каб кожную хвiлiну прыпамiнаць, што мы жывем не толькi для сябе! Што нас чакае Бацькаўшчына, браты!»
Автор публикации: Людмила РУБЛЕВСКАЯ