Больницы в литературе: абсурдно, смешно или страшно?

Источник материала:  
19.10.2012 07:01 — Новости Культуры

Больницы в литературе: абсурдно, смешно или страшно?

           

 

Больницы в литературе: абсурдно, смешно или страшно?
Больницы в литературе всегда описывались разно. Иногда это место познания, духовного подвига, порой — мир антиутопии и абсурда, а бывает — объект сатиры...

Кстати, социолог Артур Франк считал, что больные — это "травмированные рассказчики", и когда писатели превращают недуг в тему повествований, то это не что иное, как "подсознательный поиск излечения". С другой стороны, есть много писателей — профессиональных врачей вроде Чехова и Булгакова, для которых больница — это не нечто экстремальное, а рутина.

И если уж путешествовать по миру литературы, то давайте заглянем и в его больницы.

1. Мастера кровопускания

Больницы в литературе: абсурдно, смешно или страшно?Казалось бы, медицина — не объект для шуток. Но человек неисправим, ведь насмехается даже над смертью. В батлейке есть персонаж — лекарь, который презентует себя таким образом:

Я лекар, глаўны аптэкар,
Умею лячыць,
Кроў мячыць,
Корпiю ўстаўляць,
Жывых людзей на той свет адпраўляць.

Напоминает незабываемую сцену из "Золотого ключика", когда доктора (богомол и жаба) дискутируют над деревянным телом Буратино: "Пациент скорее жив, чем мертв". "Пациент скорее мертв, чем жив". А на отчаянный вопрос Мальвины, чем же больного лечить, дружно отвечают: "Касторкой".

Больницы в литературе: абсурдно, смешно или страшно?Дело в том, что долгое время в медицине царила так называемая "гуморальная теория", считалось, что здоровье человека, равно как его темперамент, зависят от соотношения в теле жидкостей. И чтобы излечить больного, нужно как можно больше выпустить из него "лишней" жидкости. Отсюда излюбленные приемы медицины прошлого: кровопускание, клистир, слабительное, рвотное.

Клистир и слабительное — главный способ лечения в госпиталях, куда попадает бравый солдат Швейк. Как замкнутая система больница очень подходит для изображения модели общества, именно это использовал Гашек, высмеивая казарменные реалии Австро–Венгерской империи. Именно так поступил и Чехов в "Палате № 6". Больница, в которой работает врач Андрей Ефимович, "учреждение безнравственное и в высшей степени вредное для здоровья жителей".

Есть и в нашей литературе великолепное произведение–притча о белорусском национальном характере, действие которого происходит в больнице. Это рассказ Ядвигина Ш. "З бальнiчнага жыцця". Пациент № 17, типичный мужик–белорус, умирает слишком медленно. Надсмотрщику надоедает ждать, пока пациент освободит место, и он записывает в книжке: "Памёр у 9 гадзiн вечара". Что ж, надо так надо... "Як увесь свой нядоўгi век быў паслухмяны Сымон, так i ў гадзiну свайго канання стаўся паслухмяным начальству: у дзевяць сканаў".

2. Травмированный рассказчик

Автор, как "травмированный рассказчик", зачастую весьма жесток к изображаемому. Герой "Истории болезни" Зощенко сразу заявляет: "Откровенно говоря, я предпочитаю хворать дома... Все–таки только больного привезли, записывают его в книгу, и вдруг он читает на стене плакат: "Выдача трупов от 3–х до 4–х".

Много писал о военных госпиталях Виктор Астафьев, которому немало времени пришлось в них провести, там он познакомился со своей женой. Первая его повесть "Звездопад" — именно о быте такого тылового госпиталя, где раненый солдат влюбляется в медсестру. Астафьев не приукрашивает, предпочитая жесткую и неприглядную правду. Ну а уж роман Солженицына "Раковый корпус", в основу которого лег личный опыт автора по лечению в ташкентской больнице, слабонервным лучше не читать. В одной палате лежат репрессированный фронтовик, сталинист–доносчик, школьник, бывший ученый.

3. Страна фей

В романе Томаса Манна "Волшебная гора" юноша приезжает навестить друга, больного туберкулезом, в горный санаторий в Швейцарии. И... остается здесь надолго. Автор проводит параллель с легендой о царстве фей: герой, попав туда, засыпает на годы. Наверное, культовый роман Манна вспоминал Станислав Лем, когда создавал свою "Больницу преображения". Только герой лемовского романа — не больной, а молодой врач. Друг приглашает его на работу в провинциальную психиатрическую лечебницу. Здесь, вдали от суеты, ведутся философские споры о смысле бытия, исследуются страшные патологии... Пока в замкнутый мирок не врывается война. Врачи узнают, что в больницу придут гитлеровцы — уничтожить "неполноценных" пациентов. Вот тут и проявляется истинная сущность каждого... Одни доктора убегают, другие остаются и пытаются спасти больных, третьи готовы на сотрудничество с оккупантами.

Похоже описывает туберкулезный санаторий в горах и Эрих Мария Ремарк в романе "Жизнь взаймы": юная героиня убегает оттуда, чтобы узнать настоящую жизнь. А в рассказе итальянского писателя Дино Буццатти "Семь этажей" пациента переводят с этажа на этаж больницы, чем хуже ему становится, тем ниже его палата, а первый этаж — смерть.

4. Измененное сознание

Излюбленные декорации авторов–интеллектуалов — психиатрическая лечебница. Но если в романе Лема для героя — это место духовного преображения, то у других метафора тюрьмы, тоталитарного общества. Первое, что вспоминается, — роман Кена Кизи "Пролетая над гнездом кукушки". И уж, конечно, незабываема клиника профессора Стравинского, куда попадает поэт Иван Бездомный после встречи с Воландом и где проводит безрадостные дни разочарованный Мастер. Вроде персонал вежливый, условия хорошие... И на свободу выйти можно — у Мастера даже ключи есть от всех дверей. Но несвобода, душевная болезнь — это внутреннее состояние.

Много писал о мире больниц Эрве Базен. В одном из его романов, "Головой об стену", отец насильно помещает сына–картежника в лечебницу. В психушке проживает и герой романа Пелевина "Чапаев и Пустота", проходя реабилитацию "совместным галлюцинаторным опытом".

В пьесе Петера Вайса "Преследование и убийство Жана–Поля Марата, представленное актерской труппой в Шарантоне под руководством господина де Сада" отражены реальные события. Скандальный маркиз после Бастилии попадает в госпиталь Шарантон, где больных лечат, сажая на цепь. Но затем великие врачи Филипп Пинель и его ученик Этьен Эскироль освобождают душевнобольных от истязаний и придумывают новый вид терапии — театр.

5. Место для подвига

Когда–то среди книг, адресованных советским школьникам, была особая ниша: повествования о больницах. В них пионеры мужественно преодолевают болезни с помощью талантливых докторов. В общем–то предлагалось подобное чтиво и зарубежного происхождения — вроде "Я умею прыгать через лужи" Алана Маршалла или повести о бедном американском мальчике, которому попал в глаз осколок от бутылки. Но здесь борьба за спасение больного была индивидуальной. А в советских больницах и санаториях — коллективной и исполненной общественным смыслом. Стоицизм героев был того же рода, что у Мальчиша-Кибальчиша. Помню, по прочтении хотелось таких же подвигов: побывать в санатории для туберкулезных, куда попал красный командир, гонявший басмачей в антисанитарных условиях степей. Или заглянуть в больницу для ревматиков, где деревенский мальчик спасает упавшую в грязевую яму модную городскую девочку, в то время как ее пижонистый ухажер трусливо отсиживается (все герои при этом передвигаются на костылях).

6. Производственный роман

Мастер этого жанра Артур Хейли, написавший о повседневной жизни аэропорта, в романе "Окончательный диагноз" взялся за врачей. Но особенной популярностью пользовался больничный производственный роман в 1960–е. Помните героя пьесы Горина и Войновича "Кот домашний средней пушистости", который прославился повестью о хирурге, сделавшем операцию аппендицита во время шторма? В повести Алексина молодой хирург борется с бездушным руководителем, который, чтобы сделать в срок ремонт, выгоняет из больницы пациентов. Сюда же, пожалуй, можно отнести роман Ивана Шамякина "Сэрца на далонi". Больница появляется в романе Владимира Короткевича "Нельга забыць". Врачи, пытающиеся спасти возлюбленную героя Ирину Гореву, хотя и не добиваются успеха, описаны с большой симпатией. А вот современную больницу можно увидеть в романе Андрея Федаренко "Ланцуг".

Однако важнее "производственных моментов" — сопереживание и альтруизм. В романе Дэймона Гэлгута "Добрый доктор" заброшенный госпиталь в глубинке ЮАР существует только за счет преданности работников. В романе Эрика Шмитта "Оскар и Розовая Дама" героиня, обычная разносчица пиццы, навещает умирающего ребенка, пытаясь скрасить его последние дни.

Вот такое литературно–больничное путешествие. Пожелаем же друг другу, чтобы знакомство с лечебницами ограничивалось сферой литературы.


Самые страшные литературные больницы:

Ярослав Гашек. "Похождения бравого солдата Швейка".

Михаил Зощенко. "История болезни".

Михаил Булгаков. "Мастер и Маргарита".

Ядвiгiн Ш. "З бальнiчнага жыцця".

Александр Солженицын. "Раковый корпус".

Кен Кизи. "Пролетая над гнездом кукушки".

Антон Чехов. "Палата № 6".

Николай Гоголь. "Записки сумасшедшего".

Эрве Базен. "Головой об стену".

Дино Буццатти. "Семь этажей".

Самые необычные литературные больницы:

Томас Манн. "Волшебная гора".

Эрих Мария Ремарк. "Жизнь взаймы".

Эрик Шмитт. "Оскар и Розовая Дама".

Виктор Астафьев. "Звездопад".

Iван Шамякiн. "Сэрца на далонi".

Станислав Лем. "Больница преображения".

Анатолий Алексин. "Здоровые и больные".

Артур Хейли. "Окончательный диагноз".

Дэймон Гэлгут. "Добрый доктор".

Виктор Пелевин. "Чапаев и Пустота".
 

←Белое Болото и криница в деревне Черное – источник исцеления

Лента Новостей ТОП-Новости Беларуси
Яндекс.Метрика