"Наша Мымра": от замысла до римейка

История любви невзрачного экономиста, отца-­одиночки Новосельцева, у которого "мальчик и… еще мальчик", и его такой же серой начальницы – Мымры стала настоящим хитом. Сегодня трудно сыскать человека, кто был бы не в курсе "жутких розочек" Оли Рыжовой. Комедию сразу признали наиболее успешным фильмом года: его посмотрели более 58 млн зрителей. Чтобы понять, много это или мало, стоит сопоставить "старую" цифру с аудиторией самого кассового кинопроекта последнего времени в России и странах СНГ. По иронии судьбы этим титулом обладает римейк рязановского же фильма "Ирония судьбы". Но не так­то просто сравнить советские миллионы с российскими. Если раньше главным мерилом успеха фильма служило число зрителей, то теперь все расчеты ведутся в долларах, полученных от проката. Так что на 58 млн людей, сочувствовавших Калугиной и Новосельцеву, приходится 50 млн "зеленых", которые принесли в кассу поклонники Хабенского, Безрукова и Боярской. Но сколько же это "в человеках"? Статистика, все­таки найденная нами, демонстрирует полное торжество работников старого статистического учреждения: новую "Иронию" посмотрели 8,82 млн человек. Против более чем 58 млн. Впечатляет.

Сравнение "Служебного романа" с его прямым неоконкурентом – римейком, выпущенным в прошлом году с приставкой "Наше время", – дает еще более плачевные результаты. Старания Ходченковой и Воли, решивших перевести комедию Рязанова на современный язык, оценили всего 1,87 млн любителей попкорна. Считай, в 30 раз меньше, чем в 1977 году.

– В свое время я имел глупость продать права на "Иронию судьбы" и "Служебный роман", – посетовал в разговоре с нами Эльдар Александрович. – Я могу по­-своему оценивать, что сделали с этими фильмами... Но какое это имеет значение? В конечном счете судить только зрителю.

Фильм "Служебный роман" родился из протеста Эльдара Рязанова против телеверсии спектакля, поставленного в Театре им. Маяковского. Трактовка молодого режиссера, хоть в ней и были заняты звезды (Александр Лазарев и другие), автору не понравилась. Вообще, пьеса Рязанова и Брагинского "Сослуживцы" была невероятно востребованна: она шла на 134 сценах Советского Союза. Но ни одно прочтение не привело Эльдара Александровича в состояние восторга. Хочешь, чтобы было хорошо, – сделай сам, решил Рязанов. И сделал.

Рабочее название фильма – "Сказка о руководящей Золушке". Если по поводу него Рязанов еще какое­то время сомневался, то исполнительница главной роли была известна режиссеру точно. До "Служебного романа" Эльдар Александрович уже дважды пытался задействовать у себя ленинградскую актрису, которую много раз видел на сцене и не переставал восхищаться. Алиса Фрейндлих проходила пробы в "Гусарской балладе", но в итоге уступила Ларисе Голубкиной. Не появилась Фрейндлих и в "Зигзаге удачи", хотя роль председателя месткома фотоателье – старой девы Алевтины, преобразившейся после встречи с "мухомором" Евстигнеевым, – писалась специально под нее. Планы, которые строил на актрису Рязанов, разрушили ее собственные намерения. Алиса Бруновна оказалась беременна. Чтобы работа с Фрейндлих не сорвалась и в третий раз, режиссер сначала заручился ее согласием и только после этого стал наращивать актерский скелет.

Безвольным Новосельцевым назначил кумира женщин Андрея Мягкова (тогда только вышла "Ирония судьбы"). В "Служебном романе" актер отыгрался за обиду в прошлом фильме. В "Иронии" за Мягкова пел Сергей Никитин, зато Новосельцева – и говорящего, и поющего, и мнущегося – артист озвучивал только сам. А вот Олег Басилашвили, пролетевший в "Иронии судьбы" с ролью Ипполита, а здесь сыгравший отрицательного Самохвалова, говорил сразу за двоих: за автора идеи о служебном романе с "мымрой" ради кресла начальника отдела "легонькой промышленности" и за жениха секретарши Верочки, которого мы слышим, но не видим. Изначально любовная линия героини Лии Ахеджаковой была прописана ярко – она выясняла в кадре отношения с любимым, разъезжала с ним на мотоцикле. Но Александр Фатюшин, который и должен был быть бой-фрэндом модницы, угодил накануне съемок в больницу. И остались от Фатюшина рожки да ножки – два эпизода, в которых он виден на экране мельком и никак не связан с Верой.

Гораздо больше места занимала в "Служебном романе" и знаменитая Шурочка. Роль сотрудницы бухгалтерии, которая "всю свою энергию тратит на работу в месткоме", Людмила Иванова "увела" у Риммы Марковой.

– Мне было близко занятие, которым Шура жила, – объясняет Иванова выбор режиссера в ее пользу. – В то время я как раз была председателем месткома в театре "Современник". У меня хорошо получалось и большое (пробивать квартиры, установку телефонов актерам), и малое. Помню, как бегала по театру, собирая деньги на коляску для маленького Дениса Евстигнеева – в качестве помощи Гале Волчек.

Неглавная роль Людмилы Ивановой в этом фильме стала ее визитной карточкой. Правда, сразу после съемок актриса оставила деятельность в настоящем месткоме. Говорит, стала чувствовать, что Шура побеждает в ней ее саму. Видимо, слишком глубоко вошла в образ активистки, привлекающей внимание к нуждам семей только родивших или уже умерших коллег. Сюжет с "воскресшим" Бубликовым, которого объявили покойным по ошибке, имел продолжение. Оживший мертвец гнался за Шурочкой, желая расправы, а потом извинялся и даже благодарил. Однако в фильм не вошли ни сами разборки, ни уморительные диалоги, которые Людмила Иванова помнит по сей день.

– Рязанов давал нам полную свободу, – рассказывает актриса. – Говорил, вы играйте, как чувствуете, а я, если что не так, скажу. Мы и жили своими героями. Материала наснимали на три серии, если не больше. Но получилось только две, остальное, как ни жалко, вырезали.

Главной в "Служебном романе" была все­таки Фрейндлих. Ради нее Рязанов впервые в СССР отстроил на "Мосфильме" огромный павильон, чем совершил в какой­то мере кинореволюцию.

– Я знал, что Фрейндлих – великая театральная актриса, но работа в кино – нечто совершенно другое, к чему тогда Алиса Бруновна еще не привыкла, – объясняет режиссер свое щепетильное отношение к актрисе. – В театре все действие играется за вечер, а кино снимается маленькими отрезками в течение долгого времени, к тому же перепутанными хронологически. Человеку неопытному трудно перестроиться: сегодня она окрылена любовью к Новосельцеву и приведена в божеский вид, а завтра – угрюмый, в уродливых очках сухарь. Короче, я специально пошел на то, чтобы нарушить все правила. Мы снимали последовательно, длинными заходами и совсем не делали отдельно крупные планы.

Рязанов захватывал то, что нужно, благодаря расставленным на площадке камерам, которые предварительно были хорошо замаскированы. Одновременно съемку вели три–пять операторов. Один брал общий план, другой – средний, остальные разбирали героев персонально.

– Алиса Бруновна могла чувствовать себя, как в театре, – объясняет Рязанов. – И мы добились своего: никто, кроме Фрейндлих, не смог бы так гениально показать превращение Мымры в принцессу. Я считаю, она сыграла безупречно. Драму одиночества, пробуждение женской природы, начало любви…

– Не могу понять, в кого вы влюблены больше – в героиню фильма или в актрису?

– Если в героиню, то в ту, которой она стала под конец (смеется). А если честно, то, конечно, талант Фрейндлих в сочетании с ее скромностью, работоспособностью, обаянием, деликатностью, умением взаимодействовать с партнерами и дали тот результат, при котором фильм смог состояться. Я не жалею, что пригласил ее и что так долго ждал.