Житель Воложинского района собрал коллекцию уникальных музыкальных инструментов

Может ли в старой деревенской хате где-нибудь на чердаке храниться редкая итальянская скрипка 17-го века? А, например, саксофон 30-х годов прошлого столетия или раритетная немецкая гармонь? Оказывается, может! И Александр Лось, художник-график и музыкант-виртуоз по совместительству, знает немало таких историй.

За тридцать лет он собрал коллекцию уникальных музыкальных инструментов. На некоторых когда-то династиями играли простые крестьяне, "музыкі-самавукі". А часть коллекции Александр Владимирович сделал своими руками, освоив давно забытую старобелорусскую технику.

"Які ж ён скрыпач? Гэта ж самавука!"

Знаете, как сочетаются белорусская природа и звуки греческой бандуры, немецкого аккордеона или аргентинского банджо? Если нет, приезжайте на хутор Борок Воложинского района. Именно так делаю я и знакомлюсь с его владельцем Александром Лосем.

Вместе заходим в дом. Никогда не подумаешь, что здесь, в белорусской глубинке, можно увидеть столько музыкальных инструментов, да еще и с богатой историей.

— Это далеко не вся коллекция, остальные хранятся в моей мастерской в Минске, — объясняет Александр Лось. — Там одних скрипок семнадцать штук. Собираюсь создать здесь, в Борке, этномузей.

Интересуюсь самым возрастным экземпляром, и Александр Владимирович достает из футляра скрипку и любовно проводит смычком по струнам.

— Это копия Страдивари из редкого очкового клена — на 500 штук делалась такая одна, ей около 140 лет. Ее мне привезли из Полоцка, подарила одна известная фолк-певица. В то время это была не скрипка, а мешочек обломков: гриф отломан, 24 части деки, вся раструщена. Я ее починил и теперь с удовольствием играю.

Но, оказывается, из скрипок, которые побывали в коллекции Александра Лося, эта не самая раритетная. До нее был инструмент 17-го века, а продала его… простая деревенская бабушка.

— Мы с ней случайно познакомились в Вилейском районе. Ее муж, музыкант, умер и оставил скрипку. Помню, когда я взял ее в руки, она была вся покрыта плесенью. Потом выяснилось, что это скрипка школы Маджини, 17-й век. И это неудивительно, ведь Радзивиллы, Ельские, Огинские любили музыку и заказывали для своих музыкантов какие угодно скрипки из Италии и Франции. Но на тот момент я не знал, что это очень редкий инструмент, нужно было строить дом, и продал ее за 7 тысяч долларов. Когда мой друг немец Курт — а у него самый большой музей музыкальных инструментов в Германии — узнал об этом, он стал кричать на меня, махать кулаками и крутить у виска пальцем. Сказал, что мог найти покупателя, который бы дал за нее денег на коттедж.
В этой комнате вместе с нами есть еще один скрипач-виртуоз, только на черно-белой фотографии на стене.

— Начиная с 70-х я стал много ездить по деревням, особенно по Вилейскому, Молодечненскому, Сморгонскому районам, и везде искал народных музыкантов. На то время им было лет по 70—75, все как один замечательные люди, редко встретится какой-нибудь крохобор. Я напрашивался с ними на деревенские свадьбы. Представьте: цимбалы, две скрипки и барабан — это же просто класс. Вот так учился играть, — вспоминает собеседник. — Однажды приехал в деревню Перебневичи. Мне говорят: у нас музыкантов нет, есть Антонька, на скрипке играет. Спрашиваю: он скрипач? А мне отвечают: "Ну які ж ён скрыпач? Гэта ж самавука!" Вот так и познакомились с Антоном Адольфовичем Высоцким. Всю их семью когда-то выслали за то, что его отец, тоже музыкант, во время оккупации играл в Сморгони в немецком ресторане. Чудом оттуда вернулись. Он стал моим учителем.

Пропала скрипка — ушла жизнь


С интересом рассматриваю один из инструментов: бурдюк из козьей кожи — резервуар для воздуха, соска, через которую его вдувают, и несколько трубок. А не шотландская ли это волынка?

— Это дуда белорусская — наши предки играли на ней на всех обрядовых праздниках. Хотя она и правда сестра волынки, — Александр Лось снимает со стены инструмент. — Это дуда-матянка с тремя бурдонами, ее сделал мой ученик и подарил мне за мою же науку. Лучше на метр отойдите, она громко звучит.
Решаю остаться на месте, но уже через пару секунд понимаю: в городской квартире на дуде не поиграешь.

— Я окончил Академию искусств, и хотя были предложения работать в Минске и Витебске, мы с женой поехали в деревню Зарудичи Сморгонского района и десять лет занимались кукольным театром, батлейкой. Объездили со спектаклями всю Беларусь, Францию, Польшу, Литву, Эстонию. А в батлейке нужны музыкальные инструменты, и мне захотелось сделать дуду и научиться на ней играть.

Сотни документов в библиотечных отделах редкой книги, дни и ночи кропотливой работы — и в 1983 году у Александра Лося появилась первая дуда собственного производства. А в 1986-м из-под рук мастера вышел инструмент, на котором можно было играть концерты. А между ними — три года и десятки дуд.

— Проблема была в том, что в Беларуси я их ни разу не встречал и только теоретически знал, какими они должны быть. Позже, когда у меня появились свои ученики, они нашли старую дуду в музее в Лепеле — на ней играл дударь Мисник из деревни Верабки, а потом в Питере отыскались нотные записи и фонограммы наших белорусских деревенских музыкантов, которых записывали русские ученые.

Подходим к рабочему столу. На нем деревянные заготовки лиры — смычкового инструмента, известного во всей Европе. В Беларуси сейчас их всего несколько. Автор трех из них — Александр Лось: одна в ансамбле "Хорошки" и еще две — в частных коллекциях.

— А всего сделал 15 лир. Все, кроме этих трех, отправились за границу. Обычно на такой инструмент у меня уходит около двух месяцев, — Александр Лось на секунду замолкает.

— Есть у меня один большой грех: я продал свою вторую лиру — нужны были деньги. Как будто родного ребенка в детдом отдал. Это был "мой" инструмент, один из тех, в которых живет душа музыканта.

Мы снова вспоминаем учителя Антона Высоцкого.

— Он рассказывал, как когда-то играл с другим скрипачом на свадьбе. Выпили немного, а потом пошли к речке. И его друг опустил на воду скрипку в футляре и сказал: "Плыві, душа-галубка". Утром проспался, понял, что натворил, и стал бегать по течению, искал ее, спрашивал у людей, но никто ее не находил. Он так расстроился, что впал в депрессию. Друзья ему предлагали свои скрипки, но он поиграет на них и возвращает: не то. Говорил всем, что свою душу отдал речке, а через год умер от тоски. Реальная история.

Деревенское танго

Продолжаем рассматривать коллекцию. Начинаем с греческой бандуры — ее, как и контрабас, Александру Лосю подарили друзья, банджо 30-х годов прошлого века привез из Аргентины дядя. Изучаем поочередно трое цимбал.

— Это арабские, те, что на стене висят, — еще довоенные, 1930-х годов, а вот эти купил под Молодечно, они 1952 года. Сейчас сыграю вам на них вальс — я его записал еще в 1971-м в деревне Уланы под Ушачами, — Александр Лось ударяет по струнам, и мое сердце замирает. — А сам музыкант — участник Первой мировой войны.

Рассматриваю эксклюзивный коллекционный немецкий аккордеон 1936 года марки "Хохнер". Его привезли на заказ из Белостока.

— В Беларуси тоже есть "хохнеры", но они доживают свои последние дни, потому что хранились в ужасных условиях. Вот, например, цимбалы после смерти музыканта жили всего год-два: их забрасывали на печку или на чердак, они набирались за зиму влаги и рассыхались. Поэтому в деревнях сейчас найти играющий инструмент очень сложно, тем более барахольщиков развелось, скупают ордена, медали и много других вещей.
Александр Лось подхватывает на руки гармошку, и с первых аккордов я угадываю танго.

— Это настоящая машина времени — английская гармошка 1936 года. Где еще услышишь такой звук? На ней играл музыкант Осип из деревни Ижа Вилейского района, полный георгиевский кавалер.

Интересуюсь судьбой 80-летнего саксофона:

— Неужели на нем и вправду играли в деревнях?

— Конечно! В деревнях танцевали фокстрот, вальс, танго, почти в каждом селе была своя капелла. Здесь рядом был хутор Матиевских, они играли на свадьбах на кларнете, цимбалах и скрипке, а их восемь дочерей пели. От музыки все гремело, особенно до войны. Это сейчас музыкантов не найти, а если и встретишь, то им по 85—90 лет.
И все-таки как минимум одно музыкальное местечко я теперь знаю. Здесь живут десятки инструментов… и любовь к музыке и традициям своего народа. Поэтому не зря в Борок приезжают проводить свадьбы влюбленные и просят хозяина хутора сыграть им, как в старину. Чтобы начать совместную жизнь так, как это веками делали наши предки. 

На дуде белорусской можно играть даже джазовые концерты.

А если к ней добавить еще и вот такой вот саксофон!..

Антон Высоцкий.

Слева — гудок, справа — банджо, приехавшее из Аргентины.

Копия скрипки Страдивари, "возрастом" около 140 лет.

За свою карьеру мастера Александр Лось изготовил 15 лир.

Слева — бандура, справа — дуда-матянка.

Немецкий аккордеон и английская гармошка.

С батлейки и пошло увлечение музыкой.