Клавишник The Doors Рэй Манзарек - о Джиме Моррисоне, духе и атомной войне

Группы The Doors по юридическим причинам давно не существует, но дух ее живет, да еще как. Народу, отправляющемуся на концерты за Light My Fire и L.A.Woman, лучше даже не рассказывать, как там назван нынешний проект клавишника Рэя Манзарека и гитариста Робби Кригера. The Doors есть The Doors — и никаких гвоздей. Ветераны в долгу не остаются. Солист Дэйв Брок, которого они выводят к микрофону, кажется точной копией Джима Моррисона — что голос, что повадки. Прикинуться, что ты в Калифорнии конца 60-х, можно попробовать 26 июня в питерском Ледовом дворце и 30 июня в клубе Arena Moscow. Пуристам можно остаться дома и переслушивать старые пластинки, а всем остальным поклонникам — просто получать удовольствие. Судя по всему, клавишника The Doors такая ситуация вполне устраивает — легенда жива, а все остальное приложится. Рэй Манзарек в интервью РБК daily и Максу Хагену о Джиме, духе и атомной войне.

— Как вы думаете, сейчас, когда говорят о Джиме Моррисоне, имеют в виду человека или легенду — да еще ту, что Оливер Стоун в кино показал?

— Легенду, конечно. У легенды на рынке больше шансов. Я бы вообще-то предпочел, чтобы к нему относились как к поэту и читали его стихи. Поэтом Джим был прекрасным, только этого почему-то в упор не видят. Легендарный поэт, если хотите. Или легенда о поэте Джиме Моррисоне.

— С вами, как и прежде, играет Дэйв Брок. Как вы нашли человека, настолько похожего на Джима Моррисона? Вы вообще солистов по какому принципу выбираете — по голосу или умению носить кожаные штаны?

— Робби Кригер у нас занимается солистами. Он их постоянно откуда-то достает. А Дэйва он знал уже лет двадцать, наверное. Просто притащил его и говорит: "У нас Дэйв будет петь, к черту других солистов". Ну, Дэйв так Дэйв. Отличная, по-моему, оказалась идея. Робби Кригер вообще тайный гений The Doors, наше секретное оружие, я бы сказал.



— Вы знали Джима Моррисона как обычного человека, а теперь вам на концертах приходится наблюдать на сцене солиста, задача которого воспроизвести того самого Джима — из 60-х, настоящего. Каково это?

— Легко вообще-то. С легендой легко жить, ты просто привыкаешь к ситуации, когда эти песни кому-то надо петь. А видеть-то у микрофона в нашей группе все хотят не просто какого-то парня, а максимальное подобие — из тех самых легенд. Так что на меня это особенно не давит. Робби и я поддерживаем легенду изо всех сил. Это легко, привычно и даже доставляет удовольствие. Нам нравится играть эти песни, пусть уж все будет более-менее похоже на то, что мы делали с Джимом.

— В 2000-х вышло много переизданий — концерты, отремастированные версии альбомов. Вы не слишком спешите очищать полки в кладовках от всяких интересных вещей? И чья это политика — лейбла или ваша собственная?

— Общая на самом деле. Мы над такими вещами работаем вместе с лейблом, как правило. Спрашивается, зачем мариновать все эти раритеты. У нас была записана куча концертов — отличных диких выступлений. Что-то с режиссерского пульта, что-то как обычный бутлег из зала. Наш звукоинженер Брюс Ботник показал себя абсолютным волшебником. Он перегнал все эти записи с древних пленок в цифру и отполировал звук до блеска. Когда я услышал их в готовом виде — ощущение, будто тебе фокус показали. Я же знаю, что на них было до обработки. Так что еще и просто хотелось все эти концерты побыстрее выпустить. Не сидеть же на них до скончания веков, особенно если работа проделана.

— В этом году вашему любимому альбому Strange Days исполняется 45 лет. Когда его ремастировали для переиздания, какая была установка — очистить и осовременить под XXI век или максимально сохранить прежние шероховатости?

— Только старый звук. Всяких современных штучек и так хватает. Или вы хотите, чтобы мы звучали как Infected Mushroom или The Chemical Brothers? Strange Days — эхо прошлого. Прошлого, в котором было больше духа, чем жизни. Для нас, по крайней мере.

— Сейчас дух The Doors в чем выражается?

— Хотя бы в том, что мы играем! Едем в Россию, чтобы спеть вам эти песни. В этом и есть наследие The Doors!

— В конце 60-х The Doors как специально возникли, чтобы стать частью революционных изменений в обществе и музыке. На ваш взгляд, чем закончилась эта революция?

— Конечно, революция произошла. В России вот Путина переизбрали. Огромный прорыв. Можете радоваться тому, что вами снова руководит сильный русский мужчина. Человек силы. Скоро мы снова дойдем до обоюдных угроз, как в 50-е. Это будет круто, многим понравится. У нас много ракет, у вас много ракет — так давайте их и запустим, устроим атомный холокост. Вернем мир к нулевой точке, перезапустим человечество откуда-нибудь из африканских лесов. Глядишь, и новая цивилизация родится. Надо же будет довести холодную войну до ее логического завершения. Вот и будет нам еще одна революция. Вы ведь сами голосовали, наверное, за Путина?

— Не голосовал.

— Да один черт. Все мы это уже проходили с Никсоном. Америка — это Никсон да Буш. Теперь и вы понюхаете, каково это. Слушайте, только не ищите здесь излишков иронии. Мы любим Россию. Господи, Достоевский, Кандинский, Стравинский, Мусоргский! Большой театр… Великолепно!

— Вот вы тут хохмите, а в прошлом году сыграли в Петербурге на закрытом концерте фонда, по слухам, близкого к Путину. Кажется, не слишком у вас последовательно получается иронизировать…

— Ой, да я про это не знаю даже ничего. Никто из нас об этом не знал. Все, что нам пообещали, так это то, что нас покажут по ТВ. Ради того, чтобы тебя показали по ТВ в России, стоило влезать в это дело. Тебя тогда люди увидят. А мы русских любим.